Уголовно-правовые взгляды на субъект преступления при формировании правовых основ в государствах Древнего мира
Исторические исследования вопросов вменяемости свидетельствуют о том, что в древних государствах, в период Средневековья и нового времени, как на законодательном уровне, так и в трудах философов и юристов обращалось внимание на значение психических расстройств для определения юридической ответственности. По отношению общества и государства к психически нездоровым лицам можно судить об общем уровне развития государственности и права.
Истоки учения о субъекте преступления следует искать во времена, когда уголовное право еще не выделилось в самостоятельную науку и отрасль, было зависимо (в Древнем мире) от философии, когда еще не были известны термины «субъект преступления», «вменяемость». При этом в древности общественное мировоззрение опиралось на религиозное представление о мире, вселенной, Боге и «лишь отчасти касалось отношения этих мировых начал к человеку».
Не умаляя значения правовой мысли древневосточных государств — Индии, Китая, Месопотамии и др.,— обратимся к правовым учениям Древней Греции и Древнего Рима, поскольку именно они повлияли на развитие учения о субъекте преступления в европейских государствах и России. А также обратимся к правовым идеям, возникшим в Древнем Израиле, поскольку Пятикнижие Моисея оказало влияние на формирование правовой и политической мысли в средневековой Европе.
Авторитетные ученые утверждают, что в государствах древности и Средневековья было распространено объективное вменение преступлений, а, следовательно, субъекту преступления и его признакам внимание не уделялось. К субъектам преступления законодательство относило кроме людей еще и животных, не предусматривалась личная ответственность за преступление. Например, в IX-VIII вв. до н.э. в Греции Закон Ликурга рекомендовал умерщвлять физически неполноценных младенцев (Спарта).
Согласимся, что объективное вменение имело место, но отметим, что в рассматриваемый период законодательно уже наметилась необходимость правового определения субъекта преступления. Объективное вменение в рассматриваемый период объясняется необходимостью укрепления государственного авторитета с помощью осуществления охранительной функции — вытеснением принципа талиона, защитой интересов большинства населения, а не единичных правонарушителей. Иной точки зрения по этому поводу придерживается В. Г. Павлов. Он считает, что «признание субъектами преступлений предметов, животных, насекомых в рабовладельческом и феодальном уголовном праве объясняется господством мистических взглядов на преступление как на деяние, оскорбляющее бога и охраняемый им мир на основании принципа: ответственность наступает в любом случае и для всякого, причинившего вред».
Общественную поддержку мести, принципа талиона, а впоследствии,— объективного вменения Г.С. Фельдштейн объяснил с помощью анализа психической природы человека: его естественной негативной реакцией против всего, что нарушает неприкосновенность индивида без учета действительной причины, вызвавшей вред. Обиженный индивид думает только о себе, рассуждает с точки зрения своего ущерба, а не с точки зрения субъекта преступления. Но с развитием личности, общества и государства бессознательные и инстинктивные средства охраны интересов постепенно совершенствуются, и вместо мести развивается правосудие, а значит — начинают учитываться особенности самого субъекта преступления.
Так, в источниках права древних государств, кроме объективного вменения отражались субъективные признаки преступления. В Древнем Израиле, например, имели место формулировки: «С намерением умертвить ближнего коварно», «когда ссорятся», «известно было, что вол бодлив был... но хозяин его не стерег», указывающие волевой и интеллектуальный элементы вменяемости. Различались умышленные и неумышленные преступления, хотя чаще всего наказание за них следовало одинаковое. В Древней Греции, в Законах Драконта (409-408 гг. до н.э.), регламентировалось неумышленное убийство. В законодательстве Древних Афин, судя по речи Демосфена против Арестократа (в п. 53), раскрывалось значение «нечаянного» убийства в силу сильного душевного волнения — во время спортивных соревнований или из ревности.
Более подробно особенности субъекта преступления были закреплены в праве Древнего Рима. Там обращалось внимание на социальное положение, возраст, болезнь и старость субъекта. Не любое физическое лицо признавалось субъектом права, а только свободные индивиды. Дети и рабы не являлись субъектами права (Законы XII таблиц (451-450 гг. до н.э.). Таблица 12. Ст. 2b). Рабы несли уголовную ответственность только с разрешения хозяина (Дигесты Юстиниана. — Кн. 1.— Титул V.— ст. 13). Выделялись возрастные категории — взрослые и несовершеннолетние. Возраст влиял на размер ответственности. В ст. 109 кн. 3 Институций Гая (II в.н.э.) давалось обоснование малолетнего как субъекта права: «Дитя и тот, кто близок к детству, немного рознятся от сумасшедшего, потому что малолетние этого возраста не имеют никакого рассудка». При этом конкретизировалось, что малолетний может являться субъектом права, если он «имеет понятие» о значении юридических сделок. (См.: Институции Гая.— Кн. 3- Ст. 109 // В кн.: Гай. Институции / Пер. с лат. Ф. Дадынского; под ред. В. А. Савельева, Л. Л. Кофанова.— М., 1996).
Юридическое значение придавалось случаям «лишения рассудка» у субъекта права. В этом случае ему назначались опекуны. А согласно ст. 106 кн. 3 Институций Гая, «сумасшедший не может совершить никакого юридического акта, так как он не понимает, что делает», то есть, по сути, уже определялось уголовно-правовое значение невменяемости (Законы XII таблиц. Таблица 5, 8. Ст. 6-7а // В кн. Законы XII таблиц / Текст, пер., вступ. ст. Л.Л. Кофанова; отв. ред. В.И. Уколова.— М., 1996). За вред, причиненный животными, ответственность в Древнем Риме, в отличие от Древнего Израиля, нес его владелец, а не животное. А в Дигестах Юстиниана правовой статус душевнобольных лиц регламентировался в частноправовых отношениях.
Из приведенных примеров видно, что в древности, несмотря то, что причинно-следственная связь между субъектом и преступлением носила преимущественно объективный характер, на законодательном уровне регламентировалось положение субъекта преступления. Обращалось внимание на наличие вины и мотивов преступления. Для определения ответственности законодателем учитывался волевой критерий субъекта преступления — умышленно или неумышленно совершено преступление. Интеллектуальный критерий — понимания содержания фактической и социальной сторон своих действий — видимо, подразумевался, так как в правовых актах упоминалось случайное причинение вреда. Законодателей Древности интересовали не причины неполноценности, а возможные негативные последствия от деятельности таких лиц для общества. Закон защищал от психически больных общественную и частную собственность.
Как известно, развитие законодательства несколько отстает от развития общественной жизни и правовой мысли, поэтому чтобы составить наиболее полное представление о субъекте преступления и вменяемости в государствах древности, следует учитывать сложившиеся мировоззрение общества в рассматриваемый период и особенности государственности, стоящие перед ней задачи. Следует помнить, что в государствах Древности жизнеспособность государства является производной от физической силы его граждан. Исповедовался культ военного искусства, физического здоровья и тела.
< предыдущая | следующая > |
---|