Три идеи самоопределения в международном праве

1. Содержание принципа самоопределения является одним из наиболее спорных вопросов международного права. Ссылки на этот принцип делались в различных, порой противореча­щих друг другу контекстах: деколонизации (начиная с борьбы за независимость США); революций и переворотов (начиная с Великой французской революции); ирредентизма (начиная с процессов объединения Италии и Германии); сецессионизма и автономизма (начиная с разделения Оттоманской и Австро­Венгерской империй). В современное международное право принцип вошел после Первой мировой войны; существенную роль в этом сыграли В. И. Ленин, В. Вильсон и соответствую­щая политика, проводимая СССР и США. Риторика Ленина довольно интересна. Он пишет о том, что победа капитализма над феодализмом связана с национальными движениями. Для победы товарного производства необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке. Единство языка есть важнейшее условие широкого тор­гового оборота и тесной связи рынка с хозяином, продавцом и покупателем. Под самоопределением наций понимается «государственное отделение их от чуженациональных кол­лективов». Дальше — развилка: поскольку буржуазия нации угнетенной борется с угнетающей, пролетариат должен ее поддерживать; поскольку она стоит за свой буржуазный на­ционализм, необходимо быть против. Первый тезис обосно­вывается еще и тем, что народ, угнетающий другие народы, не может быть свободен. Центральным тезисом В. Вильсона был тезис о необходимости учитывать желание наций «жить собственной жизнью и определять собственные институты» —«народы и провинции нельзя передавать от суверенитета су­веренитету так, как если бы они были просто движимым иму­ществом и пешками в игре». После Первой мировой войны принцип самоопределения повлиял на разрешение в рамках Лиги Наций дела Аландских островов, установление системы мандатов, предоставление международных гарантий мень­шинствам, проведение плебисцитов о территориальной при­надлежности (Варминско-Мазурский 1920 г., Верхнесилезский 1921 г., Саарский 1935 г. и др.). После Второй мировой войны действие принципа наиболее отчетливо проявилось в функци­онировании системы опеки и процессе деколонизации. Кроме того, обозначились два более общих его аспекта, связанных с защитой прав человека и народовластием. Принцип был закреплен в ряде важных документов (Уставе ООН, Пактах о правах человека 1966 г., Декларации о принципах междуна­родного права 1970 г. и др.); несколько раз к нему обращался Международный суд ООН и другие международные органы. Официальные тексты по данному вопросу, однако, являются слишком общими или, наоборот, слишком фрагментарными и остенсивными. В этих условиях важную роль в уточнении принципа играет доктрина.

2. Доктринальная дискуссия о содержании принципа само­определения затрагивает один из главных вопросов права, — связанный с определением сущности государства. Как спра­ведливо отмечает Дж. Крофорд, «самоопределение на самом базовом уровне является принципом, касающимся права быть государством» («... Self-determination is, at the most basic level, a principle concerned with the right to be a State»).

Для первого, магистрального, направления сущность госу­дарства воплощена в суверенитете, т.е. в абсолютной и безус­ловной территориальной власти. Историческим предшествен­ником суверенитета являлись римские majestatem и imperium («высшая и неделимая распорядительная власть»). Своим распространением в теории данная идея обязана Макиавел­ли и Бодену: «Так и суверенитет, данный государю на каких- то условиях и налагающий на него какие-то обязательства, не является собственно ни суверенитетом, ни абсолютной властью, если только то и другое при установлении власти госу­даря не происхо-дит от закона Бога или природы». Своим рас­пространением на практике она обязана абсолютизму, — колы­бели современной государственности. Концепция суверенитета обеспечивает юридическую идентификацию государства; су­веренитет является тем критерием, благодаря которому госу­дарство отделяется от общества и становится самостоятельным субъектом права, способным к нормотворчеству и правопри­менению; это, в свою очередь, делает возможным позитивное право. Государство, таким образом, проявляет себя в людях, обладающих властью. Ж. Ф. Спитц пишет: «Концепция суве­ренитета выразилась в центрировании политики на понятиях разрешения, власти и полномочий, противостоя тем самым прошлым теориям, которые все были центрированы на суб­станциальных понятиях закона и легитимности. Ее введение в политическую философию в начале современной эпохи, как представляется, проявилось в окончательном отказе от рассмо­трения данных вопросов: речь больше идет не об определении того, является ли чье-либо полномочие справедливым (что под­чиняет существование власти ее моральности, а политическую норму — норме, которая ей не является), но об определении того, кому принадлежит право командовать и как это право было предоставлено». В современном международном праве идея суверенитета отражена в концепциях юрисдикции и эф­фективности.

Самоопределение, рассматриваемое в свете идеи сувере­нитета, является самоопределением правительства (верхов­ной власти). Принцип самоопределения, таким образом, имеет две важнейших импликации: во-первых, он создает Консультативное заключение о юридических последствиях для государств, вызываемых продолжающимся присутствием Южной Африки в Намибии вопреки резолюции № 276 (1970) Совета Без­опасности от 21 июня 1971 г.; Консультативное заключение о За­падной Сахаре от 16 октября 1975 г.; Консультативное заключение о правовых последствиях строительства стены на оккупированной палестинской территории от 9 июля 2004 г. условия для возникновения суверенитета в обществе, еще не организованном в государство и в этом смысле обеспечи­вает нормативное основание для процесса деколонизации; во-вторых, он обеспечивает сохранение суверенитета в суще­ствующих государствах и в этом смысле частично совпадает с принципом невмешательства. Принцип, соответственно, не предполагает сецессию, хотя и не мешает признанию новых государств, образовавшихся в результате внутренних процессов; важнейшими условиями такого признания явля­ются отсутствие иностранного вмешательства и эффектив­ность новой власти.

Видным представителем данного направления являет­ся Дж. Крофорд. По его мнению, международное право признает за государством следующие характеристики, об­разующие концепцию государства: полная компетенция в международной сфере; исключительная компетенция во внутренней сфере; подчиненность международной юрис­дикции только при наличии согласия; равенство; необходи­мость ясно выраженного закрепления исключений из данных принципов. Юридическая характеристика принципа само­определения выглядит так: 1) международное право при­знает принцип самоопределения; 2) он не является правом, непосредственно применимым к группе, желающей полити­ческой независимости или самоуправления; он применяется как право после того, как субъект самоопределения был определен путем применения соответствующих норм; 3) он обычно применяется к территориям, установленным и при­знанным как отдельные политические образования, в част­ности, к территориям под опекой; подмандатным и несамо­управляющимся территориям; государствам, исключая те их части, которые сами имеют право на самоопределение; воз­можно, отдельным политико-географическим областям, чьи жители не участвуют в правительстве; другим территориям, в отношении которых самоопределение рассматривается как подходящее решение; 4) если субъект самоопределения еще не является государством, он имеет право выбирать соб­ственную политическую организацию; 5) самоопределение может иметь своим результатом образование отдельного государства либо объединение с другим государством; 6) во­просы самоопределения не могут находиться во внутренней юрисдикции метрополии; 7) когда субъект самоопределения является государством, принцип самоопределения создает гарантию против вмешательства.

3. Для второго направления сущность государства выражена в общей воле и обуславливающем ее общем интересе (общем благе). Концепция общего блага была сформулирована еще Платоном: «... истинное искусство государственного правле­ния печется не о частных, но об общих интересах — ведь эта общность связует, частные же интересы разрывают государ­ство — и что как для того, так и для другого, то есть для обще­го и для частного, полезно, если общее устроено лучше, чем частное». Понятие общей воли, однако, и вытекающее из него понятие общественного договора возникают только у просве­тителей, прежде всего у Руссо: «... одна только общая воля может управлять силами Государства в соответствии с целью его установления, каковая есть общее благо»; «... волю делает общею не столько число голосов, сколько общий интерес, объ­единяющий голосующих». Понятие общей воли трансформи­рует идею суверенитета: как отмечает Ю. Хабермас, для Руссо и Канта «суверенитет народа означает скорее трансформацию власти как господства в такое состояние, когда сам народ дает себе законы (Selbstgesetzgebung)». Концепция политической коммуникации (Д. Харт и Ю. Хабермас), в основе которой ле­жит аристотелевская идея общения, довольно близка к концеп­ции общественного договора. Гегель и немецкая историческая школа (Гуго, Савиньи и Пухта) восприняли идею общей воли, однако у них она приобрела совершенно иной, более глубокий и трансцендентный характер: «Государство как действитель­ность субстанциальной воли, которой оно обладает в возве­денном в свою всеобщность особенном самосознании, есть в себе и для себя разумное». Концепция общей воли оказала значительное влияние на конституционное право, в междуна­родном праве ее проявления гораздо менее заметны и в основ­ном ограничиваются европейским континентом.

Самоопределение в свете идеи общей воли является само­определением народа (нации). Народ при этом может пони­маться как этнос, т.е. как «исторически сложившаяся устой­чивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры» (в исторической школе — как духовная общность, которая «обнаруживается, закрепляется и развивается благодаря употреблению одного языка» и «охватывает последовательно сменяющие друг друга поколения, а значит, соединяет современность с прошлым и с будущим») и как политический союз. Первый подход предоставляет объективные критерии, однако в силу несо­впадения сфер их действия делает идентификацию субъек­та самоопределения сложной, почти неразрешимой задачей и часто воспринимается как несущий угрозу хаоса; второй — в значительной степени лишен этих недостатков и в большей степени соответствует современной западной государственно­сти, однако отдает предпочтение форме (политике) в ущерб содержанию (культуре). Условием эффективного политиче­ского союза является объединяющая идеология или этниче­ская обособленность; пренебрежение этническими характери­стиками делает политическую коммуникацию напряженной и в пределе — невозможной; данные характеристики, таким образом, сохраняют значение предмета политической ком­муникации и/или ее мотива.