Актуальность института признания на сегодняшний день постоянно возрастает в связи с активизацией процесса самопровозглашения государств и тех теоретических проблем, которые возникают в деятельности национальных правительств на пути согласования международно-правовых принципов территориальной целостности и права наций на самоопределение.

Существующая в международном праве классификация признания может проводиться по различным основаниям, например, по адресам (признание государств, в том числе при возникновении нового в социально-политическом смысле государства, при объединении или разъединении государств, признании правительств, признании в качестве нации или воюющей стороны и т.д.) или по объему устанавливаемых отношений, в том числе признание de jure (наиболее полное признание, которое влечет установление дипломатических отношений в полном объеме), признание de facto (установление отношений по определенному кругу вопросов, ограниченное признание, как правило, в торговых отношениях) и признание ad hoc (признание на данный конкретный случай, например, для обмена военнопленными или для проведения международной конференции). Таким образом, признание означает, что государство желает вступить с другой стороной в те или иные правовые отношения или, иными словами, признание как институт международного права существует для того, чтобы обеспечить правореализационную деятельность государств в международных делах путем включения новых дееспособных субъектов международного права.

Институт признания с момента своего возникновения и до сих пор выполняет важнейшую ориентационную функцию в международных отношениях: государства, включаясь в процедуру признания, заявляя о непризнании, приостанавливая или отзывая свое признание, осуществляя дипломатическое, силовое или иное воздействие, выявляют тем самым не только позиции государств и правительств по отношению к дестинатору (т.е. государству, нуждающемуся в признании), но и общий баланс сил на мировой арене. Осуществление этой функции  особенно важно в условиях многополярного мира.  
Как и любой правовой феномен, институт международного признания амбивалентен. На это прямо указывает существующее в юридической науке антиномичное понятие «непризнанные государства». Приставка «не» мешает уловить смысл новой категории участников международных отношений. На узловые моменты этой проблемы указывают такие понятия и термины, как «частичное непризнание», «частичное признание», «преждевременное признание», «непризнанные государства», «молчаливое признание», а также «несамоуправляющаяся (недеколонизованная) территория», «самопровозглашенное государство» и др.   

Антиномичность феноменов признания и непризнания порождает вокруг них проблемное поле, которое проявляется в существовании одновременно двух теорий признания – конститутивной и декларативной. Согласно первой теории, государства становятся субъектом международного права в силу его признания другими государствами, а декларативная теория гласит, что государство становится субъектом международного права в силу самого факта своего существования, а признание другими государствами лишь подтверждает этот факт, т.е. признание носит чисто декларативный характер. Так государство Палестина, которое было провозглашено в 1988 г. на сессии Палестинского национального совета, высшего органа ООП и признанное на сегодняшний день 129 государствами, фактически разделено на две части, не имеющие общей границы: Сектор Газа, контролируемый организацией ХАМАС, и Западный берег реки Иордан, контролируемый Палестинской национальной администрацией.

Бесспорно, что признание помогает государству наиболее полно реализовать свою правоспособность, в том числе договорную, иначе государство не сможет участвовать в международных договорах, а с другой стороны, само по себе признание не создает нового субъекта, т.е. признание в любом случае больше простого декларативного акта. Так Сахарская Арабская Демократическая Республика (САДР) была провозглашена в 1976 г. Фронтом ПОЛИСАРИО, который после признания ООН в 1979 г. является законным представителем сахарского народа.  Несмотря на это, САДР находится с Королевством Марокко в состоянии так называемой «опосредованной войны».  По мнению Марокко, самопровозглашенная САДР является квазидестинатором, марионеточным государством, используемым Алжиром в борьбе с Марокко, созданным усилиями сепаратистских движений.

Отметим, что общей точкой отсчета для юристов-международников, политиков и дипломатов являются доктринальные и закрепленные в Уставе ООН принципы равенства государств, уважения суверенитета, территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела. Краеугольным камнем проблемы признания дестинаторов является то обстоятельство, что функционирование системы международных отношений детерминировано комплексом различных факторов, главным среди которых является фактор разнонаправленности интересов участников, да и в самих принципах международного права скрыто их внутреннее противоречие. Так, согласно Уставу ООН, новое государство имеет право на международное признание, но так как международно-правовой институт признания затрагивает политическую и экономичную сферу деятельности государств, эта доктрина пока еще достаточно далека от  общепризнанности. Не случайно работа Комиссии ООН по кодификации норм, относящихся к институту признания, так ничем и не завершилась,  а право на признание по-прежнему составляют обычно-правовые нормы.

Одной из основных функций института признания является разрешение противоречия между принципом территориальной целостности и правом наций на самоопределение. Кстати, эти два международно-правовых принципа возникли на разных исторических этапах, поскольку берут истоки в разных концепциях природы суверенитета: принцип территориальной целостности служил для обоснования этатистского толкования природы суверенитета и международной правосубъектности, характерной для Нового времени, а второй принцип – принцип самоопределения народов – начал активно применяться для легитимации последствий процесса деколонизации уже после Второй мировой войны. Конститутивная и декларативная теории признания, таким образом, являются теоретическим отголоском внутреннего противоречия между ними. Одной из целей международного права является снижение уровня конфликтности между субъектами международных отношений, однако эта сложно реализуемая цель предполагает поиск взаимоприемлемых стратегий сглаживания противоречий. Компромиссная направленность международного права во многом обусловила то, что оба этих принципа получили закрепление в международно-правовых актах.

В конце ХХ − начале XXI в. активизировались процессы объединения и разъединения государств. Мощным катализатором для этого стал распад СССР как мировой державы, приведший к дискредитации в глазах мировой политической элиты социалистического проекта и соответствующих ему социальной философии и теории международных отношений. Эти судьбоносные события вызвали галопирующую динамику международных процессов распада федераций, что в свою очередь актуализировало объективно существующее противоречие между принципом территориальной целостности и правом наций на самоопределение. Теоретико-логическое противоречие важнейших основ международного права, таким образом, в момент провозглашения суверенитета новыми государствами принимает форму вполне реальной правовой коллизии и несет ряд политических последствий, чреватых дестабилизацией международного правопорядка.

В 1992 г. в ходе вооруженного конфликта с Грузией независимость Республики Южная Осетия провозгласил Верховный Совет этой республики. В сходных условиях Верховным Советом Республики Абхазия в 1994 г. была принята Конституция, в которой республика объявлялась суверенным государством и субъектом международного права. В 2006 г. Республику Южная Осетия признали только непризнанные Абхазия и Приднестровье, а Республику Абхазия – Республика Южная Осетия и Приднестровье. Такое положение дел позволило Грузии не только считать самопровозглашение республик актом сепаратизма, но и заявлять о необходимости восстановления на территории Южной Осетии конституционного порядка. В результате такого подхода грузинской стороны в августе 2008 г. разразился полномасштабный военный конфликт с участием Вооруженных сил России.

После этого конфликта независимость обеих республик была признана Российской Федерацией, Республикой Никарагуа, Боливарианской Республикой Венесуэлой, Республикой Науру, Республикой Вануату и Королевством Тувалу. В свою очередь Парламент Грузии принял постановление «Об оккупации Российской Федерацией территорий Грузии» и решение о разрыве дипломатических отношений с Россией.  Официальная позиция Грузии заключалась в том, что в Абхазии и Южной Осетии сепаратисты при поддержке Российской Федерации создали марионеточные государства. В официальных документах, опубликованных на сайте МИД Грузии, оба государства именуются «так называемые Республика Абхазия и Республика Южная Осетия».  Подобную позицию в отношении статуса этих государств занял и Госдепартамент США, на официальном сайте которого говорится о том, что «Россия продолжает оккупировать сепаратистские регионы Абхазии и Южной Осетии». 

Анализ фактического материала по истории международных отношений показывает, что гармонизации указанных принципов можно достичь, если выстроить их иерархию, т.е. если отдать приоритет одному из принципов перед другим. В этом случае логически возможны два варианта иерархии: первый вариант опирается на идею первичности и субстанциальности суверенной воли государств, а второй – на то, что субстанцией государства являются образующие его народы. Прагматические интересы государства при выборе варианта согласования принципов превалируют, и тогда теоретико-гипотетическая модель строится на соответствии Уставу ООН принятого политического решения о признании или непризнании нового государства.

Признание как действие представляет собой односторонний дискреционный юридический акт, который является свободным волеизъявлением признающего государства, совершающего его в соответствии с определенной совокупностью норм международного права. В этой связи можно сказать, что признание – это преимущественно политическая акция, которая оформляется юридическими односторонними или двусторонними документами, после чего возникают определенные правовые и политические последствия. Пример, демонстрирующий трудноразрешимые территориальные проблемы, ставшие причиной эскалации вооружений в регионе, касается существования Свободного Кашмира, провозглашенного еще в октябре 1947 г., который фактически имеет сейчас под своим управлением только западные части регионов Кашмир и Джамму. С другой стороны, важнейшие для его экономического, культурного и политического развития города Джамму и Сринагар находятся под контролем Индии и не подконтрольны правительству Свободного Кашмира. Юридически Азад Кашмир – это часть индийского штата Джамму и Кашмир, а Свободное государство Джамму и Кашмир, по сути, может быть названо «свободной зоной» по аналогии с Сахарской Арабской Демократической Республикой.

Вместе с тем, признание необходимо, прежде всего, для вновь образуемого государства. В правовом аспекте состоявшееся международное признание дает дестинатору формально-юридический статус субъекта международного права, который позволяет воспользоваться возможностями тех средств, которые предоставляет международное право. Первоочередной задачей в сфере защиты прав для вновь образуемого государства является защита его территориальной целостности. Причем особенно это касается тех дестинаторов, которые возникли неконституционным путем, когда не было акта правопреемства от материнского государства. Проблема состоит в том, что в случае непризнания со стороны метрополии территориальная целостность стремящегося к отделению дестинатора находится под угрозой вторжения не только со стороны этого государства, но и его союзников, связанных с ним договорами о военной помощи. Будучи признано членами ООН, особенно постоянными членами Совета Безопасности ООН, государство не только может претендовать на защиту своих прав, но и получает возможность обеспечить эту защиту силами ООН, что делает шансы других участников процесса ничтожно малыми.

Представители декларативной теории признания считают, что признание или непризнание не влияет на существование нового государства. Действительно, в ст. 12 Устава ОАГ закреплено следующее положение: «политическое существование государства не зависит от его признания другими государствами. Даже до признания государство имеет право на защиту своей целостности и независимости, на обеспечение  своей безопасности и процветания».   В соответствии с этой логикой Л.А. Моджорян утверждает, что акт признания не создает нового субъекта международного права, а жизнеспособные государства и правительства, пришедшие к власти в результате свободного волеизъявления народа, «будут существовать независимо от того, пользуются ли они признанием или нет».  Однако, как показывают последние события на Ближнем Востоке, на Балканах, в Африке или на Кавказе, правительства, способные обеспечить выживание самопровозглашенных государств достаточно длительное время, тем не менее рискуют собственной безопасностью. На практике в случае т.н. «непризнания» или «частичного признания» возникает целый ряд существенных проблем, имеющих и правовую составляющую.

В международно-правовой литературе иногда указывается на то, что политические и геополитические интересы великих держав служат основанием для эскалации вооруженных конфликтов, территориальных споров государств, фактической защиты территориальных интересов дестинаторов. Так, например, С.М. Маркедонов пишет, что после признания Косова, с одной стороны, и Абхазии и Южной Осетии, с другой, ялтинско-потсдамская модель международного права окончательно перестала существовать как легитимная совокупность норм, а мировая политика теперь будет базироваться на политической целесообразности.  Конечно, факторы т.н. «политического реализма» и построение политики сильных держав с позиций силы нельзя сбросить со счетов, на них, в частности, указывают факты сравнительно стабильной безопасности самопровозглашенных государств, поддерживаемых крупнейшими странами–членами ООН. В пример можно привести «холодный режим» территориальных споров в Приднестровье и Нагорном Карабахе, что во многом было определено интересами России в этих регионах, а в случае Косова – интересами США и стран Евросоюза. Кроме того, об определяющем влиянии интересов крупных держав свидетельствует отзыв дипломатического признания Правительства М. Каддафи в Ливии в 2011 г. 

С другой стороны, нельзя игнорировать фактор прогрессивного влияния международного права на стабилизацию политической ситуации вокруг новых государств, которые образовались с согласия метрополии или где был осуществлен акт правопреемства в соответствии с нормами международного права. Так объединение ГДР и ФРГ, образование сразу 15 суверенных государств на постсоветском пространстве, распад чехословацкой и югославской федераций, приобретение независимости Эритреи и Южного Судана на африканском континенте произошли в рамках международного права. Это означает, что правовые инструменты остаются вполне действенными в отношении снижения рисков конфликтности между вновь образующимися государствами и их соседями или иными государствами. Главной причиной здесь является то, что признание дестинатора международным сообществом, которое наиболее ярко выражается в приеме его в члены ООН, формализует его международную правосубъектность, а именно открытие дипломатических представительств, участие в работе органов ООН, обеспечение интересов собственных граждан в других странах и т.д. Добившееся признания государство может существенно расширить область своего влияния на международные процессы в разных областях международных отношений. Эти факты демонстрируют тесную взаимосвязь между исторической субъектностью государства и его международно-правым признанием. После образования ООН международная правосубъектность государств определяет их роль и место в мировой истории. Таким образом, ООН по-прежнему является главным инструментом поддержания мирового порядка правовыми средствами, в том числе и через институт признания.

В свою очередь практика непризнания государств может способствовать формированию образа «страны-изгоя», особенно если непризнание демонстративно и долгосрочно. Речь идет о частном случае конструирования средств давления одних государств на другие, причем это давление может осуществляться и на страны, признавшие «непризнанное» государство. Конечно, преимущественно речь идет о морально-информационном давлении, но в условиях возрастающего влияния информационных технологий трудно переоценить этот фактор дестабилизации системы международной безопасности.

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 8 (51) 2012