2)       по смерти родовича, платившего за сына или родственни­ка в течении многих лет сговорной скот по частям, что происхо­дит без свидетелей, нареченный тесть запирается в получении задатков, а пришедший в возраст жених, вчинает напрасный иск, и остается без жены и без всякого имущества;

3)       за помолвленную невесту надобно внести калым другим, или пускается в воровство, только бы добыть сколько нужно ему, для расплаты...».

Так как выделенные затруднения непосредственным об­разом касались работы российской администрации на терри­тории Сибири, авторы Свода предложили целый ряд попра­вок — «к устранению вышеизложенных неустройств, приняты в сем Своде следующие начала:

1)       воспрещены браки ранее определенного для сего возрас­та (Разд. I, § 9);

2)       ограничено право родителей, старшего в семействе род­ственника или воспитателя дозволять или останавливать бра­ки детей и питомцев (там же, § § 11, 36);

3)       воспрещено принуждать к вступлению в брак без вза­имного согласия лиц обоего пола (там же, § 13), что не может быть почетно новостью; ибо в инструкции, данной Графом Саввою Владиславичем Рагузинским Пограничным Дозорщи­кам, 1728 года 1юня 27 дня, о разборе маловажных дел между инородцами, в 5 пункте сказано: "Свадьбы и женитьбы имеют место быть между Российскими подданными (инородцами) по их закону и обыкновению, добровольно, без принуждения; не допускать никого к неправде и озлоблению девиц".

4)       вдовам предоставлена полная свобода выходить замуж, за кого пожелают (там же, § 51);

5)       неограниченное родство кости, для супружеств стес­нительное, не упомянуто в принадлежностях брака (там же, § § 9-15);

6)       воспрещены браки по свойству: между пасынком и маче­хой, свекром и снохою (там же, § 15); и соответственно сему:

7)       в изложении правил свадебного договора (Разд. III, гл. 2) включены следующая ограничения:

а)     признаны не подлежащими разбору в Родовых Судах, иски по поводу выдачи калыма, неявленных, или произведен­ных прежде одного года до бракосочетания, а равно иски по условиям, не согласным с постановленными правилами (Разд. III, § 276); чем, разборы, начальство затрудняющие невозмож­ностью приводить в известность расчеты и другие обстоятель­ства, происходившая между сватовьями, в течении многих лет, прекращается;

б)    согласно обычаю Селенгиских Бурят, назначена самая умеренная плата родственникам, в случае вступления девицы в замужество без их ведома (там же, § 292);

в)    согласно Уложению Хоринцев и показанию Тунгусов Нерчинских, признано действительным брачное условие даже в случае несостоятельности жениха к платежу полного калы­ма, если невеста желает с ним вступить в брак (там же, § 285);

г)     не присвоено братьям права выдавать сестер за калым: пра­ва без основания усиленного в Иркутском проекте (§ 113), где ска­зано, чтою они калым делили между собою по равным частям;

д)    разорительные взыскания, в случае неустоек и разных недоборов калыма, вообще ограничены, и наконец,

е)    понятие калым приведено к первоначальному его значе­нию (Разд. III, § 272) ».

Как можно увидеть, подобная кодификация свидетель­ствовала о пристальном внимании составителей проекта к до­несениям, полученным в силу требований параграфа 68 Уста­ва об управлении инородцев.

Отдельно отметим, что глубокое изучение донесений и дру­гих данных привело к тому, что российские власти не стали отменять калым, а лишь привели его понимание к «общему знаменателю». Хорошо понимая тот факт, что нормативная от­мена калыма отнюдь не приведет к его изжитию, законодатель продемонстрировал государственную мудрость, сохранив этот институт, чтобы создать оптимальные возможности целена­правленного и устойчивого функционирования общественной системы в целом и брачно-семейных отношений сибирских на­родов в частности. Подобный подход российский законодатель демонстрировал и на Кавказе (в отношении адата), что позволя­ет говорить о том, что регулирование жизни инородцев в Рос­сийской империи развивалось по единой схеме.

После кодификационных реформ М. М. Сперанского обычное право кочевых народов Сибири было официально признано частью правовой системы государства. Этот факт сопровождался кодификацией обычаев, что было закономер­ным этапом и логическим завершением процесса становле­ния отраслей права.

Однако развитие российского государства, широкое рас­пространение христианства в Сибири все же сопровождалось постепенным вытеснением национальных обычаев, чему спо­собствовало официальное разграничение государством сфер действия нормативных актов и этнических обычаев на наци­ональных окраинах.

Во многом этому способствовал Свод законов Российской империи, который достаточно подробно регламентировал для подданных условия и порядок вступления в брак. Соот­ветственно, эти условия касались и народов Западной и Вос­точной Сибири.

Книга первая Свода законов «О правах и обязанностях семей­ных» регулировала семейно-брачные отношения. Также отчасти эти вопросы регламентировались Законом о состояниях.

Устанавливался брачный возраст для мужчин — 18 лет, и для женщин — 16 лет. Существовали возрастные ограни­чения: лицам старше 80 лет вступать в брак запрещалось. За­ключение брака зависело не только от согласия вступающих в брак, но и от согласия их родителей, опекунов или попечи­телей. Лица, состоящие на военной или гражданской службе, должны были иметь письменное разрешение начальства на их брак. Помещичьи крестьяне не могли вступать в брак без раз­решения владельца. Запрещались браки христиан с нехристи- анами. Законным браком считался лишь церковный брак.

По сути, реформа М. М. Сперанского и последовавшие кодификация и систематизация ускорили интеграцию корен­ных народов Сибири в административно-правовую систему России, целью которой была трансформация формы суще­ствующих регуляторов при сохранении существующих меха­низмов реализации. Юридический статус коренных народов Сибири определялся не только разрядом, но и вероисповеда­нием человека. Дальнейшее распространение христианства, а также развитие инфраструктуры Сибири приводило к по­степенному вытеснению действия обычаев в семейно-брачных отношениях.

Теория и история государства и права

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 5 (72) 2014