Анализ развития объекта преступления в виде злоупотребления должностными полномочиями в уголовном праве России

Уголовный кодекс РФ определяет злоупотребление долж­ностными полномочиями как использование должностным лицом своих служебных полномочий вопреки интересам служ­бы, если это деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности и повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраня­емых законом интересов общества и государства (ч. 1 ст. 285 УК РФ).

Анализируя данный состав преступления, в первую очередь следует остановиться на объекте должностного преступления, так как объект преступления является важнейшим элемен­том состава преступления. Правильное определение объекта группы должностных преступлений позволяет установить гра­ницы преступного поведения должностных лиц, отграничить должностное преступление от других преступлений, а также от правонарушений иного рода, которые уголовным правом не регулируются и не охраняются (дисциплинарный просту­пок, административное правонарушение).

Профессор Н. Д. Дурманов, отмечая большое теоретиче­ское и практическое значение объекта преступления как эле­мента состава преступления, писал следующее: «Характер каж­дого преступления, его общественная опасность определяется в зависимости от объекта, на которое данное преступление посягает».

Однако проблема объекта преступлений остается одной из наиболее сложных и спорных в теории уголовного права.

Уголовно-правовое понятие объекта формировалось наукой в течение длительного времени. Большое внимание разработке понятия объекта преступления в русском уголовном законода­тельстве начала века уделяли такие ученые, как В. Д. Спасович, А. Ф. Кистяковский, Н. Д. Сергеевский, Н. С. Таганцев и др. Особую роль в этом плане сыграл Н. С. Таганцев, профессор Московского университета. Примечательно его суждение от­носительно нормативистской теории, базирующейся на по­нимании сути преступления как нарушения права (правовая норма и есть объект преступления, то есть то, на что посягает преступное деяние). Он писал следующее: «Если мы будем в преступлении видеть только посягательство на норму, будем придавать исключительное значение моменту противоправно­сти учиненного, то преступление сделается формальным, жиз­ненепригодным, понятием, напоминающим у нас воззрения эпохи Петра Великого, считавшего и мятеж, и убийство, и но­шение бороды, и срубку заповедного дерева равно важными деяниями, достойными смертной казни, ибо все это виновный делал, одинаково не страшась царского гнета».

Концептуальная же позиция самого Н. С. Таганцева по про­блеме объекта преступления заключалась в следующем: «Жизненным проявлением нормы может быть лишь то, что вызывает ее возникновение, дает ей содержание, служит ей оправданием — это интерес жизни, интерес человеческого общежития, употребляя данное выражение в широком со­бирательном значении, и всего того, что обуславливает бытие и преуспевание отдельного лица, общества, государства и все­го человечества в их физической, умственной и нравственной сферах».

В этой связи вполне обоснованно мнение А. В. Наумова, ко­торый отмечает, «что представляется возможным возвращение к теории объекта как правового блага, созданной еще в конце прошлого века в рамках классической и социологической школ уголовного права».

Разработка данной проблемы была продолжена и в после­революционный период и в целом характеризовалась возвра­щением к нормативистской теории. К примеру, применитель­но к определению объекта должностных преступлений еще в 20-е годы профессор А. Жижиленко отмечал, что их объектом является служебный долг должностного лица, заключающийся в обязанности закономерно отправлять службу, а профессор С. В. Позднышев таким объектом признавал «идеальное обще­ственное благо, которое заключается в нерушимой закономер­ности и достаточной энергии действий должностных лиц».

В дореволюционном буржуазном праве «служебный долг», как и начало «закономерности в отправлении службы» были наиболее распространенными понятиями объекта должност­ных преступлений, откуда они были перенесены в нашу юри­дическую литературу А. А. Жижиленко, а позднее вновь вос­произведены в работах М. Козжевникова.

Эти определения не охватывали все многообразие обще­ственных отношений, на которые посягали должностные пре­ступления, носили слишком неопределенный, размытый ха­рактер.

Следуя подобным теориям, к уголовной ответственности за совершение противоправных действий можно было бы привлечь любого служащего, независимо от должностного положения и установления ущерба. В науке указанное пони­мание объекта было признано нормативистским и подвергнуто критике.

В 30-е годы новую концепцию понятия родового объекта должностных преступлений выдвинули М. И. Исаев, А. А. Пионтковский, которые считали, что им является «советский го­сударственный аппарат». Данная теория действительно была шагом вперед в понимании сути объекта должностного пре­ступления. Вместе с тем содержание определений ими не было раскрыто, что вызывало критику в научной среде.

В. С. Утевский, к примеру, писал, что обозначенное пони­мание объекта должностных преступлений является неточным, ибо не ясно, что подразумевают авторы под выражением «госу­дарственный аппарат» — орган ли государственной власти или аппарат как понятие административного права, или, наконец, учреждение, предприятие или организацию как юридическое лицо.

А. Б. Сахаров отмечал, что «понятие государственного ап­парата как объекта преступных посягательств недостаточно, ибо объектом является, очевидно, не сам аппарат, а отдельные его функции, качественные признаки, имущественные либо другие интересы».

Доминирующей концепцией в конце 50-х годов стало пред­ложение А. Н. Трайнина в качестве объекта должностных пре­ступлений признавать правильную работу государственного и общественного аппарата.

Позднее объект стали рассматривать как совокупность «со­циалистических общественных отношений, регулирующих правильную, отвечающую интересам коммунистического строительства деятельность государственного и общественного аппарата, или как группу общественных отношений, содержа­нием которых является правильная, отвечающая интересам коммунистического строительства деятельность государствен­ного и общественного аппарата».

При этом под правильной работой государственного и об­щественного аппарата понималось управление государством и социалистическим хозяйством и их отраслями, а именно правильная, отвечающая интересам коммунистического стро­ительства работа государственного аппарата, выражающая интересы этого управления.

После принятия нового Уголовного кодекса РФ многие по­ложения теории уголовного права подверглись определенной переоценке.

Однако при изучении юридической литературы выясняет­ся, что это почти не коснулось теории объекта должностных преступлений. Более того, в последние годы в юридической литературе относительно понимания объекта должностных преступлений установилось единообразие взглядов.

Новый Уголовный кодекс РФ объединил все должностные преступления в главе 30 под названием: «Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления». Совокупность общественных отношений государственной и муниципальной деятельности упоминаемых в названии главы органов претер­певает определенный вред, когда совершается должностное преступление. Глава 30 УК РФ, обеспечивая охрану данных отношений, объединила их в однородную группу по родовому признаку.

Родовой объект анализируемой группы преступлений, та­ким образом, сформулирован уже в самом названии главы 30 УК РФ. К нему относятся общественные отношения, связанные с нормальной деятельностью публичного аппарата управления в лице государственных органов, исполнительной и судебной власти, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений, а также аппарата управления в Вооруженных силах, других войсках (внутренние, погранич­ные, железнодорожных и т.д.) и воинских формированиях Российской Федерации по выполнению стоящих перед ними задач. Раскрытие понятий государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного само­управления, задействованных в определении искомого объекта, в рамках Конституции Российской Федерации, а также законов «Об основах государственной службы Российской Федерации» от 5 июля 1995 г., «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» от 28 августа 1995 г. и «О мерах по укреплению дисциплины в системе государ­ственной службы» от 6 июля 1996 г. и в последующих измене­ниях в этом законе.

Относительно непосредственного объекта необходимо заме­тить, что однородные отношения лежат в основе деятельности любой ветви власти: органов власти; органов управления; орга­нов местного самоуправления. Такое деление правомерно, ког­да речь идет о совокупности общественных отношений, при­сущих целой группе должностных преступлений. Если же речь идет об отдельно взятом должностном преступлении, то оно причиняет вред конкретным общественным отношениям.

В юридической литературе нет единства взглядов относи­тельно определения непосредственного объекта рассматрива­емого состава. Одни авторы считают, что родовой и непосред­ственный объекты совпадают. Так, по мнению А. Б. Сахарова, «попытка ограничить непосредственный объект каждого долж­ностного преступления от их родового объекта неизбежно ведет к непродуманным конструкциям, не имеющим никакой практической ценности». Другие считают, что непосредствен­ным объектом любого должностного преступления являются «интересы конкретной личности, конкретного юридического лица, вовлекающих сферу общественных отношений по воле должностного лица и претерпевающих определенный вред». Наконец, некоторые ученые выделяют «интересы общества, го­сударства» для определения непосредственного объекта долж­ностного злоупотребления.

Нам же представляется предпочтительней позиция тех авторов, которые понимают под непосредственным объектом определенные общественные отношения, составляющие на­правления деятельности конкретного государственного органа и деятельности конкретных органов местного самоуправления, а также интересы граждан или организаций, либо охраняемых законом интересов общества и государства. Исходя из этого, можно определить непосредственный основной объект злоу­потребления должностными полномочиями как нормальную деятельность конкретного звена публичного аппарата управ­ления.

Следует также отметить, что, кроме основного непосред­ственного объекта, в конструкции состава «злоупотребление должностными полномочиями» законодатель обозначил и дополнительный непосредственный объект, который в за­висимости от обстоятельств совершения преступления, мо­жет состоять в конституционных правах и свободах человека и гражданина, имущественных и иных экономических интере­сах граждан, организаций или государства и т.д.

Важно отметить, что в юридической литературе существует мнение, согласно которому с большой долей условности в ка­честве самостоятельного объекта должностных преступлений следует выделять интересы общества, государства. Согласно мнению В. И. Денеки, непосредственным объектом любого должностного преступления являются лишь интересы кон­кретной личности, конкретного юридического лица, вовлеченных в сферу общественных отношений по воле должностного лица и претерпевших определенный вред. Нам представляется это не совсем правильным. Вопрос должен состоять, на наш взгляд, не в исключении какого-либо непосредственного объек­та, а в установлении первичности с точки зрения приоритетов, отраженных в уголовно-правовой политике.

В этой связи интересно отметить, что нередко в судебно­следственной практике случаются ошибки, связанные с ква­лификацией хищений в результате совершения виновным злоупотребления должностными полномочиями, которые очень распространены в нашем обществе. Часто такие факты оцениваются исключительно в рамках составов преступлений против собственности, хотя такое преступление причиняет ущерб еще одному дополнительному объекту — нормальному функционированию государственного аппарата той системы, где совершено конкретно преступление. Этот вред не вменяется в вину преступнику и не исследуется правоохранительными и судебными органами, т.е. остается за рамками состава. Тем не менее он бывает достаточно велик и не может не учиты­ваться при определении степени общественной опасности и наказания.

Подытоживая все вышеизложенное, можно сделать следу­ющие выводы:

1. Родовой объект состава преступления, предусмотрен­ного ст. 285 УК РФ, сформулирован в названии главы 30 УК РФ, и к нему относятся общественные отношения, связанные с функционированием в рамках закона органов государствен­ной власти, а также интересы государственной службы и служ­бы в органах местного самоуправления.

2. В непосредственном объекте можно выделить основной непосредственный и дополнительный непосредственный. Ос­новным непосредственным объектом является нормальная де­ятельность конкретного звена государственной власти, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений или же аппарата управления в Вооруженных си­лах, других войсках и воинских формированиях РФ. Допол­нительный непосредственный объект — это конституцион­ные права и свободы гражданина и человека, имущественные и иные экономические интересы граждан, организаций или государства и т.д.

Уголовное право