Некоторые вопросы разграничения мошенничества и отношений гражданско-правового характера
![]() |
УГОЛОВНОЕ ПРАВО Третьяков К. В. В статье рассматриваются особенности взаимопроникновения уголовного законодательства, предусматривающего ответственность за мошенничество, и гражданско-правовых отношений, возникающих в ходе коммерческой деятельности. Дается характеристика дифференцированным видам мошенничества с позиции квалификации преступлений и затрагиваются аспекты соответствия общественной опасности уголовно-наказуемых деяний их юридической квалификации, предусмотренной уголовным законодательством. На основе проведенного исследования определяются отдельные правила разграничения уголовных и гражданских правоотношений в рассматриваемой области, а также проводится анализ отдельных положений УК РФ и предлагаются способы решения выявленных проблем правового регулирования. |
Побудительным мотивом написания данной статьи выступил тот факт, что в настоящее время все чаще при возникновении споров, касающихся права собственности, просматривается тенденция подмены гражданских правоотношений отношениями уголовно-правового характера и наоборот. Причем наличие или отсутствие гражданских правоотношений является вторичным по отношению к уголовно-правовому аспекту их разграничения. Иными словами, изначально определяется наличие или отсутствие состава преступления, и, исходя из этого, делается вывод об отсутствии или наличии гражданско-правового спора, вытекающего из обычной деятельности хозяйствующих субъектов. Однако отсутствие четких правил разделения подобных правоотношений приводит к тому, что решение данного вопроса осуществляется правоприменителем сугубо индивидуально, и по этой причине оно имеет ярко выраженный субъективный оттенок. Более того, это решение далеко не всегда имеет под собой правовую основу, не говоря уже о безграничных возможностях злоупотребления правом в данной области. По этой причине появляются некие условные «псевдоуголовные» или «псевдогражданские» правоотношения, которые таковыми по сути не являются. Такое положение вещей является неприемлемым, поскольку оно противоречит самому смыслу права, его фундаментальным основам, функциям и задачам. Кроме того, одним из следствий является снижение уровня доверия рядовых граждан к государственным институтам власти, поскольку в современных реалиях свободной доступности правовой информации завуалировать подобные подмены становится все сложнее и сложнее. Разрыв между фактическими обстоятельствами дела и их юридической оценкой, даваемой органами власти, однозначно негативно влияет на уровень доверия общества к государству, что, в свою очередь, отрицательно сказывается на социально-политической обстановке в стране в целом.
В представленной статье проведен анализ наиболее часто встречающихся «пограничных ситуаций» на стыке уголовных и гражданских правоотношений и выработаны некоторые рекомендации по предотвращению ошибочной правовой оценки фактических обстоятельств дела в рамках правового поля.
Одним из наиболее распространенных составов преступлений, граничащих с гражданскими правоотношениями, является мошенничество. Обусловлено это тем, что порой действительно очень сложно разграничить действия, которые предшествовали хищению имущества путем обмана или злоупотребления доверием, с обычной деятельностью хозяйствующего субъекта. Основной проблемой при разграничении данных правоотношений выступает определение у виновного лица умысла на хищение. Поскольку умысел заключается в психическом отношении лица к совершаемым деяниям и их последствиям, то единственным прямым доказательством наличия преступного умысла может служить лишь его личное признание в этом, так как зафиксировать психическую деятельность субъекта и его мысли в настоящее время науке не под силу. Однако, поскольку виновное лицо тщательно скрывает свои истинные преступные намерения, то именно в этом и заключается основная загвоздка. Остальные обстоятельства имеют лишь косвенное доказательственное значение для дела.
Для наглядности приведем весьма распространенный пример — физическое лицо получает в банке кредит, заведомо не собираясь его возвращать и не имея при этом никакого имущества, за счет которого этот кредит может быть в последующем погашен. Об истинных намерениях фигуранта, кроме него самого, никто не осведомлен. Осознавая, что юридическая квалификация его действий будет сделана исходя из формальной оценки его последующего поведения, он, за счет небольшой части полученного кредита, в течение непродолжительного времени осуществляет ряд платежей по его погашению и оплате процентов, а затем перестает платить, ссылаясь на тяжелое финансовое состояние. Фактически мы имеем дело с мошенничеством — преступление совершено, преступник завладел деньгами и распоряжается ими по своему усмотрению. Но юридически мы вынуждены исходить из внешних проявлений совершенного деяния и показаний мошенника. Он, разумеется, дает показания о том, что умысла на хищение он не имел, рассчитывал вернуть взятый кредит и даже его благополучно обслуживал, однако не рассчитал свои финансовые возможности. В свою очередь, согласно п. 1 ст. 2 ГК РФ предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли1. Соответственно, нетрудно предположить, что наш вымышленный фигурант сообщит правоохранительным органам о том, что его риск не оправдался, он не получил прибыли и теперь не может вернуть кредит. Иными словами, вопрос перемещается в гражданско-правовую плоскость в направлении взыскания задолженности по кредиту. Это крайне выгодно виновному лицу, поскольку, во-первых, оно избегает уголовной ответственности, во-вторых, имущества, за счет которого можно будет произвести взыскание, у него нет и не было, соответственно, никаких лишений он не претерпит, в-третьих — он спокойно владеет, пользуется и распоряжается похищенными деньгами. Помимо прочего, подобная безнаказанность порождает благоприятную почву для повторного совершения виновным лицом аналогичных преступлений. Интересы же лица, пострадавшего от преступления, в данном случае защищены не будут — денег он лишился, и взыскать их с заемщика невозможно. Факт наличия судебного решения о взыскании с должника суммы займа не является сколь-либо эффективной мерой защиты прав потерпевшего-кредитора, поскольку данное решение, как правило, просто невозможно исполнить. Негативные последствия от описанной ситуации налицо — преступник завладел деньгами потерпевшего и избежал уголовной ответственности за содеянное, права потерпевшего не защищены, интересы государства и общества также находятся под угрозой. Иными словами, охранительная функция уголовного права в рассмотренном случае абсолютно неэффективна, между тем как защита прав лиц, пострадавших от преступлений, является одной из приоритетных задач уголовного права.
Стремясь повысить эффективность правового регулирования в данной сфере, законодатель дифференцировал ответственность за мошенничество — в настоящее время установлена отдельная ответственность за: «простое» мошенничество (ст. 159 УК РФ), мошенничество в сфере кредитования (ст. 159.1 УК РФ), мошенничество при производстве выплат (ст. 159.2 УК РФ), мошенничество с использованием платежных карт (ст. 159-3 УК РФ), мошенничество в сфере предпринимательской деятельности (ст. 159.4 УК РФ), мошенничество в сфере страхования (ст. 159.5 УК РФ), мошенничество в сфере компьютерной информации (ст. 159.6 УК РФ)2. К сожалению, данные новеллы не решили накопившихся проблем, поскольку законодатель лишь описал отдельные способы совершения хищения, которые и ранее были известны правоприменителю — путем предоставления недостоверных сведений, путем использования чужой или поддельной платежной карты, путем обмана работника кредитной организации, путем преднамеренного неисполнения договорных обязательств, путем обмана относительно страхового случая и т. д. При этом трудностей, на наш взгляд, даже прибавилось — к примеру, как квалифицировать мошенничество в вышеприведенном примере, если лицо, имея умысел на хищение, предоставило банку достоверные документы, а не подложные, как указано в диспозиции ст. 159-1 УК РФ? Как видим, вопросов в данной области больше, чем ответов, и они заслуживают отдельного исследования. При этом осталась нерешенной главная проблема, которая порождает основной массив сложностей правоприменительной практики — проблема установления умысла на хищение, т.е. интеллектуального и волевого аспекта отношения субъекта к совершаемому деянию.
Более того, логическая конструкция статей 159.1-159.6 УК РФ составлена с явными юридическими дефектами. Так, при аналогичных квалифицирующих признаках, наказание, предусмотренное ст. 159 УК РФ, являющейся общей нормой по отношению к вышеперечисленным дифференцированным видам мошенничества, является более строгим, чем санкции статей 159.1-159.6 УК РФ. Иными словами, те составы преступления, которые по своему смыслу должны быть специальными по отношению к общей норме, в данном случае выступают в качестве привилегированных. При этом единственным различием данных преступлений, при идентичности совершенных деяний, является формальный признак совершения мошенничества в отдельно взятых сферах деятельности, что никаким образом не уменьшает их общественную опасность, скорее наоборот — увеличивает. Очевидно, что подобное положение вещей является недопустимым, поскольку порождает необоснованное снижение уголовной ответственности лиц, совершивших преступление и, соответственно, влечет ущемление законных прав и интересов лиц, пострадавших от преступлений.
Подобная ситуация сложилась по причине того, что вышеуказанные составы преступлений были сконструированы законодателем без учета реальной общественной опасности криминализируемых деяний и без анализа соотношения новых составов преступлений с имеющимися уголовноправовыми нормами3. Между тем даже Конституционный Суд РФ неоднократно указывал на то, что специальная норма уголовного закона не может смягчать ответственность по сравнению с общей нормой4. Законодатель должен вводить или изменять меры уголовно-правовой защиты, исходя из адекватности и соразмерности порождаемых последствий и вреда, который может быть причинен преступлением. Причем эти изменения должны основываться на фактически сложившихся общественных отношениях и исходить из необходимости уголовно-правовой защиты законных прав участников правоотношений, с учетом адекватности и соразмерности уголовной ответственности защищаемым интересам и недопущения избыточного ограничения прав и свобод при осуществлении уголовного преследования.
Поскольку мы затронули вопрос избыточности мер уголовно-правового принуждения, возникает вопрос, касающийся разграничения умысла при совершении мошенничества от обоснованного предпринимательского риска, указанного в ст. 2 ГК РФ.
К сожалению, как мы уже отмечали, мы не можем прочитать мысли преступника. Установление уголовной ответственности, к примеру, лишь за сам факт невозврата полученных денег или отсутствия оплаты по договору в нарушение взятых на себя обязательств также не решит этой проблемы. В этом случае будет прямо нарушен принцип недопустимости объективного вменения, что сделает возможным назначение наказания без вины.
В этой связи нам видится не совсем удачным применение термина «хищение» к составам преступлений, предусматривающим ответственность за мошенничество. Вызвано это тем, что согласно примечанию к ст. 158 УК РФ под хищением понимается совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное (курсив авт. — К. Т.) изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Для большинства преступлений мошеннической направленности, связанных с отношениями гражданско-правового характера, именно термин «безвозмездное» является тем Рубиконом, который разделяет нормы УК и ГК РФ. Для наглядности обратимся к вышеописанному примеру с банковским кредитом. Поскольку наш условный мошенник сделал несколько платежей по оплате кредита, то речи о безвозмездности уже идти не может. Соответственно, даже по этому формальному признаку хищение и, как его разновидность, мошенничество отсутствует. При этом в нашем примере мы указывали, что оплата некоторой части кредита была элементом преступного плана и имела своей целью создание видимости гражданско-правовых отношений при фактическом отсутствии таковых.
Описанный алгоритм является детерминированным — он может быть применен к любому из имеющихся видов мошенничества с одинаковым результатом. К примеру, рассмотрим ст. 159-4 УК РФ — «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности», диспозиция которой устанавливает уголовную ответственность за преднамеренное неисполнение договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности. Представим, что преступник, получив крупную партию товара, имея умысел завладеть ею, для придания видимости законности своим действиям оплатил часть выставленных за товар счетов, после чего распорядился всем товаром по своему усмотрению. Следуя букве закона, хищения в данном случае также не будет, поскольку отсутствует признак безвозмездности.
Таким образом, единственным решением является изменение диспозиции статьи. При описанных обстоятельствах нам видится наиболее рациональным отталкиваться от причиненного ущерба. Это вполне логично — состав преступления материальный, соответственно, нет ущерба — нет состава преступления. Объективная сторона может быть описана, к примеру, как «Завладение чужим имуществом или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием, если это деяние причинило ...ущерб». Размер ущерба может быть дифференцирован либо путем указания на значительность — значительный, крупный, особо крупный, либо путем указания в примечании на размер ущерба, образующего состав преступления. Размер ущерба менее обозначенного будет являться малозначительным, что исключает уголовную ответственность.
Поскольку объективная сторона преступления претерпела видоизменения, вопрос умысла на хищение теряет свое значение, поскольку речь идет не о хищении, а о завладении имуществом путем обмана или злоупотребления доверием (причем, как мы говорили выше, не обязательно безвозмездно) и о причинении ущерба потерпевшему.
В свою очередь, обман и злоупотребление доверием формально описаны в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате»: «Обман как способ совершения хищения или приобретения права на чужое имущество может состоять в сознательном сообщении заведомо ложных, не соответствующих действительности сведений либо в умолчании об истинных фактах, либо в умышленных действиях (например, в предоставлении фальсифицированного товара или иного предмета сделки, использовании различных обманных приемов при расчетах за товары или услуги, либо, при игре в азартные игры, в имитации кассовых расчетов и т.д.), направленных на введение владельца имущества или иного лица в заблуждение. Сообщаемые при мошенничестве ложные сведения (либо сведения, о которых умалчивается) могут относиться к любым обстоятельствам, в частности к юридическим фактам и событиям, качеству, стоимости имущества, личности виновного, его полномочиям, намерениям. Злоупотребление доверием при мошенничестве заключается в использовании с корыстной целью доверительных отношений с владельцем имущества или иным лицом, уполномоченным принимать решения о передаче этого имущества третьим лицам. Доверие может быть обусловлено различными обстоятельствами, например, служебным положением лица либо личными или родственными отношениями лица с потерпевшим».
При рассматриваемых обстоятельствах, в случае причинения ущерба при отсутствии признаков обмана и злоупотребления доверием, уголовная ответственность будет исключена, поскольку в таких условиях будет иметь место предпринимательский риск, связанный для предпринимателя с возможностью потери своего имущества. Однако это вполне обоснованно, так как лицо, которое выступает участником гражданских правоотношений, действуя при этом на свой риск и имея целью систематическое получение прибыли, должно в связи с этим проявлять и должную осторожность и осмотрительность — в частности, проверять предоставляемые контрагентами сведения.
При этом следует исходить из того, что обязательства не были исполнены виновным лицом не в силу рискового характера предпринимательской деятельности, а именно по причине того, что их исполнение заведомо не подразумевалось либо явно не могло быть исполнено при обычном стечении обстоятельств. Эти обстоятельства и будут свидетельствовать о наличии у виновного лица умысла на противоправное завладение имуществом потерпевшего и, соответственно, они будут являться границей между уголовными и гражданскими правоотношениями.
Разумеется, вопрос умысла при совершении мошенничества полностью снять весьма проблематично, поскольку его невозможно описать формальными признаками, так как психика человека является весьма сложной системой, и предугадать ход мыслей своего оппонента, к сожалению, нельзя. Однако при вышеперечисленных условиях и при соблюдении должной осмотрительности риск утраты имущества может быть сведен к минимуму.
Подводя итог, следует отметить, что гражданские правоотношения, связанные с обычной деятельностью хозяйствующих субъектов, и преступления мошеннического характера разделяет весьма тонкая грань. При регулировании данной области правоотношений следует исходить из того, что как при установлении уголовно-правовых запретов, так и при принятии законов, смягчающих или устраняющих преступность и наказуемость деяния, следует исходить из приоритета защиты прав и свобод человека и гражданина, равенства всех перед законом и судом и защиты граждан от произвола со стороны органов власти, которые реализуют уголовноправовые предписания. При этом неприемлемо допускать возможность разрешения гражданско-правовых споров посредством уголовного преследования. Основным способом решения данной проблемы нам видится совершенствование системы уголовного законодательства, с целью защиты прав добросовестных участников хозяйственной деятельности от необоснованного уголовного преследования, и при этом недопущение возможности избежания виновными лицами уголовной ответственности за совершенные преступления под прикрытием гражданско-правовой сделки.
< предыдущая | следующая > |
---|