В современном политическом бытии мира проблемы соотношения принципа территориальной целостности государства и права наций на самоопределение занимают, пожалуй, одно из самых заметных мест. Это обусловлено как стабильным независимым функционированием государства, так и стремлением определенных социальных групп к обособленному существованию.

Определенное обострение этой проблемы пришлось на последнее десятилетие ХХ в. Прежде всего, это было связано с распадом СССР и социалистической системы, когда ослабление центральной власти в государствах Восточной Европы и СССР не только вызвало вполне прогнозируемую реакцию оппозиционных общегосударственных сил, пытавшихся осуществить демократические реформы, но и привело к цепной реакции, связанной с реализацией сепаратистских проявлений отдельных территориальных организаций. Реалии этого периода были выражены образованием новых государств на пространстве бывшего СССР (частично признанных – Абхазии и Южной Осетии и непризнанных – Приднестровской Молдавской Республики  и Нагорного Карабаха) и бывшей Югославии (частично признанного Косова). Следует оговориться, что период конца ХХ в. не являлся единственным, когда наблюдалась активизация проявлений территориального сепаратизма. Так, предыдущее обострение данной проблематики было вызвано процессами деколонизации в Африке и Азии в 50-60-е гг. ХХ в.

Центральным вопросом при анализе проблемы соотношения принципа территориальной целостности государства и права наций на самоопределение является соотношение суверенитетов непризнанных самоуправляющихся частей государства (непризнанных государств) и государств, на фактической территории которых они находятся. Отметим, что в современной политической реальности проявления сецессионных требований встречаются достаточно часто, при этом оправ-дание односторонних действий, направленных против центральной власти «метрополии», как совершенно точно отмечает А.Бьюкенен, «базируется на представлении о том, для чего вообще существует государство, при каких условиях оно имеет право контролировать территорию и лю-дей».

Вряд ли есть смысл однозначно ответить на вопрос о правомерности или противоправно-сти сецессии без учета конкретных исторических, политических, юридических и иных обстоятельств. Причем такие обстоятельства интерпретируются сторонами сецессионных отношений, как правило, в свою пользу. Так, В.А.Макаренко, указывая в качестве аргументов права на сецес-сию последствий прошлых аннексий; самозащиты от агрессора; дискриминацию в распределении, считает, что каждый аргумент за отделение должен обосновывать права сепаратных групп на данную территорию.  Естественно, центральная власть государства выступает против сецессии. По его мнению, аргументы против сецессии сводятся к следующим: преодоление анархии и исключение политических торгов, подрывающих принцип большинства.

Представляется возможным выделить три варианта таких проявлений. Во-первых, ситуация с договорным разрешением конфликта между стремящимся к отделению регионом и центральной властью – «завершенная сецессия». В результате появляется новое государство. Здесь примерами могут выступать отделение Эритреи от Эфиопии, а также выход в 1991 году Литвы, Латвии и Эстонии из состава СССР. Во-вторых, «стабильное функционирование непризнанного государства». Это выражается, с одной стороны, в неспособности центральной власти восстано-вить верховенство на всей своей территории, а с другой – в непризнании или частичном призна-нии в качестве субъекта международного права региона, стремящегося к отделению, который эф-фективно контролирует свою территорию и население. Здесь можно указать на ПМР, Абхазию, Южную Осетию, Косово. И, наконец, в-третьих, стремящиеся к отделению регионы могут оказаться по тем или иным причинам не способными получить международное признание. Как резуль-тат, имеем восстановление различными способами верховенства центральной власти – «подавление стремления к суверенитету». В качестве примера можно привести конфликты, связанные со стремлением к независимости Чеченской республики Ичкерии, Гагаузии, а в более отдаленном прошлом – Катанги и Биафры.

Наиболее мягкий вариант отношения государства к отделению его составной части предполагает наличие законодательно закрепленного механизма сецессии. Наиболее прогнозируе-мым итогом здесь представляется «завершенная сецессия». При этом возможны два в равной степени вероятных результата сецессионного процесса.

Во-первых, это осуществление сецессии – выход региона из состава государства. Одним из примеров здесь выступает выход Черногории из единого государства Сербия и Черногория в 2006 году. Такое право было закреплено за Черногорией и Сербией ст. 60 Конституционной Хартии Сербии и Черногории. При этом государство-член, который реализует право сецессии, не насле-дует международной правосубъектности единого государства, которое продолжает представлять оставшаяся в союзном государстве часть.

Также можно привести пример Литвы, Латвии, Эстонии, осуществивших в 1991 году выход из состава СССР на основании ст. 72 Конституции СССР о праве выхода союзной республики из состава СССР. Фактически прибалтийские республики реализовали процедуру, предусмотренную ст. 20 Закона СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР».  Окончательно суверенизация Литвы, Латвии и Эстонии была подтверждена тремя реше-ниями Государственного Совета СССР от 6 сентября 1991 года.

Во-вторых, возможен вариант прекращения сецессии – реализации государством своего права на территориальную целостность. В качестве примера неудавшейся попытки реализации сецессионного процесса можно привести два референдума в канадской провинции Квебек, в рам-ках которых ставился вопрос о провозглашении ее независимости.

Первый референдум об отделении от Канады состоялся в Квебеке в 1980 году. Тогда 60 % населения провинции высказались против отделения. Второй референдум был проведен в 1995 году. 49,4 % голосов были отданы за независимость Квебека, лишь 50,6 % квебекцев проголосова-ли против выхода из состава Канады.

В 1998 г. было принято постановление Верховного суда Канады, в котором сказано, что Квебек не может отделиться, если он не получит твердого большинства в референдуме по четко сформулированному вопросу.  По мнению Ю.В.Ирхина, «после выборов 2000 г. Квебек, по сути, вернулся к прежней и эффективной модели – сильного представительства в центральном парла-менте единой Федерации. Под оптимальным федеративным принципом многие реалистически мыслящие канадские политологи понимают способ разделения властей таким образом, чтобы центральное и региональные правительства в определенной сфере были независимы, но действовали скоординировано».

Кроме того, на основании постановления Верховного Суда Канады парламентом Квебека был принят закон Квебека «О порядке осуществления основных прав и прерогатив населения Квебека и государства Квебек». В статье 2 закреплено, что народ Квебека имеет неотъемлемое право на свободный выбор политического режима и правового статуса Квебека. Статья 4 этого Закона предусматривает, что результат референдума за выход Квебека из состава Канады признается, если за выход подано 50 % голосов плюс один голос.

Принципиально важно учесть также, является ли стремление к сецессии истинным выра-жением интересов большинства народа субъекта или это стремление правящей номенклатуры, этнократии установить свою безраздельную власть, своекорыстный сепаратизм. На практике сецессия иногда отвечала взглядам всех трех сторон, как это было в Малайзии: федерации, выходящего из нее субъекта (Сингапур) и остающихся в ней субъектов.

Иногда положения о сецессии встречаются в конституциях унитарных государств, имею-щих автономию. Выход автономной Каракалпакии, являющейся формой самоопределения кара-калпакского народа, при соблюдении ряда требований допускает ст. 74 Конституции Узбекистана 1992 г., но это возможно только с утверждения общегосударственного парламента.

Вариант «стабильного функционирования непризнанного государства» следует рассматривать, прежде всего, во взаимосвязи с признаками государства. Здесь ключевыми являются та-кие признаки, как территориальность, суверенность, население. Активные проявления сецессионных требований оказывают существенное влияние на перераспределение содержания этих признаков между центральной властью и стремящимися к самоопределению регионами. Так, из структуры государственной территории исключается регион, на который фактически не распространяется юрисдикция центральной власти. И наоборот, стремящийся к независимости регион приобретает признак территориальности. В противном случае не будет иметь смысла заявление о стремлении к государственной обособленности от основного государства.

Суверенитет, как и территория, имеет неделимую юридическую природу. В этом смысле стремящийся к самоопределению регион зачастую в большей степени соответствует понятию «государство», чем «метрополия», поскольку из суверенитета последнего исключается верховенство на территории региона, стремящегося к независимости. Население такого региона, как представ-ляется, также в большей степени обладает политико-правовой связью с регионом, нежели с центральной властью «метрополии». Так, ПМР осуществляет верховенство власти на своей террито-рии, а также обеспечивает политико-правовую связь с проживающим на ее территории населени-ем посредством отношений гражданства. Напротив, Республика Молдова не имеет возможности реально осуществлять верховенство власти на территории Приднестровья, которое формально является частью Молдовы, а также не имеет политико-правовой связи через отношения гражданства с подавляющим большинством населения непризнанного государственного образования. Это, как представляется, наглядно показал проведенный 17 сентября 2006 года референдум, на котором население ПМР высказалось за независимость, а не за функционирование в составе Молдовы. Аналогичное положение можно наблюдать в Абхазии и Южной Осетии, которые по состоя-нию на 1 января 2011 г. были признаны четырьмя государствами (Россией, Никарагуа, Венесуэлой, Науру).

Таким образом, ситуация с непризнанными государствами предполагает принудительное ограничение суверенитета государства-метрополии. По словам Президента РФ Д.А.Медведева, «реакция на события 8 августа [2008 г.] и на признание Россией независимости Южной Осетии и Абхазии еще раз показала, что мы живем в мире двойных стандартов. Мы поступили ответственно – в интересах восстановления международной законности и справедливости. Понимая, что любые колебания или попытки отложить эти шаги были бы чреваты еще более серьезной гумани-тарной катастрофой. На этом фоне откровенно предвзятой выглядит позиция наших партнеров, еще недавно приложивших максимум усилий, чтобы в обход норм международного права добиться отделения Косова от Сербии и признания этого самопровозглашенного региона в качестве субъекта международного права, а теперь как ни в чем не бывало критикующих Россию».

Третий вариант – «подавление стремления к суверенитету» – в достаточной степени зависит от соотношения правовой основы и силовых возможностей центральной власти и самоопределяющегося региона в пользу центральной власти. Именно здесь следует говорить о восстановлении права государства на территориальную целостность в рамках реализации неделимости государственного суверенитета.

О неделимости суверенитета говорит П.А.Оль: «Принадлежность суверенитета как высшей политической власти господствующему субъекту предполагает структурное построение политической системы общества, где четко определяется место иных субъектов относительно суверена, что исходит из принципа неделимости суверенитета».

Прежде всего, это ситуация нарушения государственного суверенитета противоправными действиями самоопределяющегося региона. В таком случае восстановление территориальной целостности государства осуществляется либо правовым, либо силовым путем. Силовой вариант предполагает либо использование военных ресурсов государства, либо вмешательство вооруженных сил третьих государств или межгосударственных организаций.

Ярким примером использования вооруженных сил ООН при подавлении стремления сепа-ратистски настроенного региона к суверенитету являются события вокруг провозглашения в 1960 году независимости Республики Катанги и ее выхода из состава Республики Конго.

Правительство Конго обратилось за поддержкой к ООН, и такая поддержка была реализована в резолюциях Совета Безопасности ООН.  Так, п. 2 Резолюции 143 СБ ООН от 14 июля 1960 года уполномочил Генерального Секретаря ООН «принять в консультации с правительством Республики Конго необходимые меры для оказания этому правительству военной помощи, в которой оно нуждается, и оказывать ее до тех пор, пока национальные силы безопасности благодаря усилиям конголезского правительства и с технической помощью ООН не будут в состоянии, по мнению этого правительства, полностью выполнять свои задачи».  Далее, СБ ООН Резолюцией 145 от 22 июля 1960 года «предлагает всем государствам воздержаться от любых действий, которые могли бы помешать восстановлению законности и порядка и осуществлению правительством Конго своих полномочий, а также воздержаться от любых действий, которые могли бы подорвать территориальную целостность и политическую независимость Республики Конго».  9 августа 1960 года в Резолюции 146 СБ ООН заявил, что «вступление вооруженных сил ООН в провинцию Катанга необходимо для полного проведения в жизнь настоящей резолюции», и подтвердил, что находящиеся в Конго вооруженные силы ООН не будут участвовать в каком бы то ни было внут-реннем конфликте конституционного или иного характера, не будут каким бы то ни было образом вмешиваться в такой конфликт и не будут использованы для оказания влияния на его исход».

Вместе с тем, противостояние центрального правительства Конго и сепаратистской Катанги продолжалось, были убиты лидеры Республики Конго во главе с П.Лумумбой. В этой ситуации СБ ООН в Резолюции 161 от 21 февраля 1961 года настаивал, «чтобы ООН немедленно приняла все соответствующие меры для предупреждения вспышки гражданской войны в Конго, включая мероприятия по прекращению огня, по приостановке всех военных операций и по предотвращению столкновений, прибегая, если необходимо, к применению силы в качестве крайней меры». Кроме того, в указанной Резолюции СБ ООН призывает к восстановлению парламентских учреж-дений «с тем, чтобы воля народа находила свое выражение через посредство свободно избранного парламента». И далее: «навязывание любого решения, включая образование любого правительства, не основанного на подлинном примирении, не только не урегулирует никаких вопросов, но и значительно увеличивает опасность конфликтов внутри Конго и угрозу международному миру и безопасности».

Принятием Резолюции 161 открывается второй этап в действиях ООН. 15 апреля 1961 года Генеральная Ассамблея ООН, будучи серьезно обеспокоена угрозой гражданской войны, подтверждает политику организации в отношение Конго.

25 августа 1961 г. С.Линнер, один из старших офицеров, отвечающих за операции ООН в Конго, публично заявил, что «ООН будет поддерживать любую политику, которая стремится вернуть Катангу в Конго».

Резолюция 169 СБ ООН от 24 ноября 1961 прямо предусматривает применение силы «против наемников» и полностью отвергает утверждение, будто Катанга является «суверенным независимым государством». Кроме того, в Резолюции решительно осуждается сепаратистская деятельность, незаконно проводимая администрацией провинции Катанга с помощью ресурсов извне и руками иностранных наемников, и объявляется, что «всякая сепаратистская деятельность, направленная против Республики Конго, противоречит Основному закону и решениям Со-вета Безопасности».

Отметим, что решительное вмешательство ООН в Конго является исключительным случаем в практике ООН, тем более в условиях биполярности международного политического пространства.  По мнению Ч.Зоргбибе (Zorgbibe), в случае Конго силы ООН обеспечивали не только изоляцию внутреннего конфликта, чтобы не допустить эскалацию «холодной войны», но и, ско-рее, предотвращение отделения Катанги.  В итоге в январе 1963 года провинция была возвращена в состав страны при участии миротворческих сил ООН.

Прямое подавление сепаратистских проявлений вооруженными силами центрального правительства имело место в отношении Республики Биафры, провозгласившей 30 мая 1967 г. независимость от Нигерии.

Президент Нигерии Говон 6 июня 1967 г. отдал приказ о подавлении мятежа и объявил мобилизацию в северных и западных мусульманских штатах. В Биафре же скрытая мобилизация началась еще до провозглашения независимости.  После непродолжительного военного наступ-ления армии Биафры постепенно правительственные войска начинают брать под свой контроль побережье, отрезав Биафру от прямого выхода к морю. Кроме того, были блокированы транспортные и иные инфраструктурные коммуникации Биафры. Тем не менее, независимость Биаф-ры была признана Танзанией, Замбией, Зимбабве и Кот-д’Ивуаром. Однако остальные государст-ва воздержались от признания Биафры, а Великобритания и СССР оказали широкую дипломатическую и военно-техническую помощь федеральному правительству Нигерии.

В октябре 1969 года лидер Биафры Оджукву призвал ООН обеспечить посредничество для прекращения огня в качестве прелюдии к мирным переговорам. Но федеральное правительство отказывается от переговоров и настаивает на капитуляции Биафры. 12 января 1970 года Управляющий Правительства (officer administering the government) Биафры Ф.Эффионг представил признание капитуляции в федеральное правительство, что существенно сократило возможный размер гуманитарной катастрофы.

Еще одним вариантом является восстановление суверенитета центральной власти силовым путем после нарушения сепаратистским регионом условий сецессионного договора. Примером здесь выступает восстановление суверенитета РФ в отношении территории нынешней Чеченской Республики.

Так, в результате вооруженного противостояния сепаратистского региона и федерального центра в 1991–1996 гг. сложилась ситуация de facto равноправных переговоров между федеральным центром и властями Чеченской Республики Ичкерия, завершившихся заключением 12 мая 1997 года Договора о мире и принципах взаимоотношений между РФ и Чеченской Республикой Ичкерия, в котором употребляется оборот «Высокие договаривающиеся стороны… стремясь установить прочные, равноправные, взаимовыгодные отношения».

В рамках ранее согласованных Принципов определения основ взаимоотношений между РФ и Чеченской Республикой было предусмотрено, что «Соглашение об основах взаимоотношений между РФ и Чеченской Республикой, определяемых в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, должно быть достигнуто до 31 декабря 2001 года». Кроме того, в документе содержатся требования к законодательству Чеченской Республики, которое «основывается на соблюдении прав человека и гражданина, праве народов на самоопределение, принципах равноправия народов, обеспечения гражданского мира, межнационального согласия и безопасности проживающих на территории Чеченской Республики граждан независимо от на-циональной принадлежности, вероисповедания и иных различий».

Таким образом, был сформирован так называемый «отложенный статус» Чеченской Рес-публики, реализация которого должна была быть осуществлена в течение пятилетнего периода.

Однако в августе 1999 года под лозунгами распространения истинного ислама и джихада против неверных произошло вторжение чеченских вооруженных отрядов во главе с Ш.Басаевым на территорию Дагестана с целью создания халифата на чеченских и дагестанских территориях, населенных мусульманами.

Возникла прямая угроза территориальной целостности и безопасности Российской Феде-рации. Федеральный центр и республиканские власти Дагестана приняли немедленно надлежа-щие меры по пресечению агрессии. Дагестанская милиция, ополченцы и федеральные вооруженные силы ценой немалых усилий и потерь сумели выбить отряды Басаева из Дагестана. То, что эта авантюра была направлена на провоцирование нового вооруженного конфликта с федеральной властью, позднее цинично признал Ш.Басаев: «Чечне угрожала гражданская война, а мы ее избежали, начав войну с Россией».

Угроза безопасности России и в целом обстановка на Северном Кавказе требовали от вла-стей срочных и решительных мер по обеспечению безопасности и правопорядка в регионе. На парламентских слушаниях осенью 2000 года председатель думской Комиссии по Чеченской рес-публике А.Ткачев подчеркнул: «За время правления Масхадова власть продемонстрировала пол-ную неспособность выполнять свои функции на вверенной ей территории, следствием чего стали массовые нарушения прав и свобод человека. Вторжение вооруженных формирований с террито-рии Чечни в Дагестан в августе 1999 года окончательно дезавуировало формальный юридический статус масхадовских органов власти, основанных на духе хасавюртовских соглашений и букве до-говора о мире. С этого момента формирование органов государственной власти в Чечне стало не только конституционной, но и международно-правовой обязанностью Российской Федерации».

Осенью 1999 года российское правительство, которое возглавил В.В.Путин, приняло реше-ние: в целях обеспечения национальной безопасности Российской Федерации ввести в Чечню фе-деральные вооруженные силы.

12 августа 1999 года заместитель министра внутренних дел России И.Н.Зубов заявил, что Президенту Чечни А.Масхадову направлено письмо с предложением провести совместную с федеральными войсками операцию против исламистов в Дагестане.  По его словам, в письме была изложена позиция российского руководства и указывалось требование к чеченскому руководству разъяснить ситуацию в отношении того, что происходит в Дагестане и в приграничных с Чечней районах. «Мы предложили ему решить вопрос о ликвидации баз, мест складирования и отдыха незаконных вооруженных формирований, от которых чеченское руководство всячески открещи-вается. Мы предложили провести совместные операции. В случае каких-то дальнейших действий мы оставляем за собой право действовать в соответствии с международным правом»,  – сообщил И.Н.Зубов. Однако вместо проведения такой операции А.Масхадов 5 октября 1999 года подписал Указ «О введении военного положения на территории ЧРИ».

Президент РФ Б.Н.Ельцин 13 сентября 1999 года в телеобращении к гражданам страны заявил о необходимости консолидации ветвей власти и общества для оказания отпора терроризму. «Нам – народу России – терроризм объявил войну», – отметил глава государства. «Мы живем в условиях угрожающего распространения терроризма. А значит – необходимо объединение всех сил общества и государства для отпора внутреннему врагу, – продолжал президент. – У этого врага нет совести, жалости и чести. Нет лица, национальности и веры. Особо подчеркиваю – национальности и веры». 

23 сентября был подписан Указ Президента РФ «О мерах по повышению эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации»,  предусматривающий создание Объединенной группировки войск (сил) на Северном Кавказе для проведения контртеррористической операции.

Определяя судьбу хасавюртовских соглашений, В.В.Путин заявил, что «так называемый хасавюртовский пакт был подписан в условиях геноцида русского народа в Чечне», и «с юридиче-ской точки зрения – это никакое не соглашение, так как было подписано вне рамок юридического правового поля России», а не более чем моральные обязательства двух сторон».  Отмечая отсутствие юридической основы хасавюртовских соглашений, В.В.Путин говорит, что в Чечне, которую «Россия не признала деюре независимым государством, фактически были демонтированы все органы власти Российской Федерации».

Таким образом, в результате активных действий федеральных сил был восстановлен политический и правовой статус Чеченской Республики как полноправного субъекта РФ, восстановлен конституционный порядок в регионе.

Позднее позиция о невозможности выхода республик из состава РФ была подтверждена Постановлением Конституционного Суда РФ от 7 июня 2000 г. № 10-П, в котором устанавливается, что Конституция РФ не допускает какого-либо иного носителя суверенитета и источника власти, помимо многонационального народа России, и, следовательно, исключает существование двух уровней суверенных властей, находящихся в единой системе государственной власти, которые обладали бы верховенством и независимостью, т. е. не допускает суверенитета ни республик, ни иных субъектов РФ.

Вариантом реализации процесса восстановления нарушенного суверенитета центральной власти в рамках правового поля выступает юридическое взаимодействие между властями Респуб-лики Молдовы и представителями Гагаузской Республики в 1991–1994 гг. Это противостояние за-вершилось в 1994 году принятием Закона Республики Молдовы «Об особом правовом статусе Гагаузии (Гагауз Ери)». В соответствии с ч. 1 ст. 1 данного Закона «Гагаузия (Гагауз Ери) – это территориальное автономное образование с особым статусом как форма самоопределения гагаузов, являющееся составной частью Республики Молдова». Часть 2 ст. 1 устанавливает, что «Гагаузия в пределах своей компетенции самостоятельно решает вопросы политического, экономического и культурного развития в интересах всего населения».

При этом ч. 4 ст. 1 устанавливает корреляцию правового статуса Гагаузии с правовым статусом Республики Молдовы. Так, «в случае изменения статуса Республики Молдова как незави-симого государства народ Гагаузии имеет право на внешнее самоопределение». Кроме того, в со-ответствии со ст 25 указанного Закона, «Республика Молдова является гарантом полной и безусловной реализации полномочий Гагаузии, определенных настоящим законом.

Таким образом, исходя из вышеизложенного, представляется необходимым сделать следующие выводы:
1. Центральным вопросом при анализе проблемы соотношения принципа территориальной целостности государства и права наций на самоопределение является соотношение суверени-тетов непризнанных самоуправляющихся частей государства (непризнанных государств) и государств, на фактической территории которых они находятся.

2. При осуществлении сецессии могут быть восстановлены либо право самоопределяющейся территории, если оно было утрачено изначально в результате насильственных действий цен-тральной власти, либо право государства на территориальную целостность, если законодательство государства не содержит права на сецессию какого-либо территориального образования.

3. В случае нарушения государственного суверенитета противоправными действиями са-моопределяющегося региона восстановление территориальной целостности государства осуществляется либо правовым, либо силовым путем. Силовой вариант предполагает либо использование военных ресурсов государства, либо вмешательство вооруженных сил третьих государств или межгосударственных организаций.

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 2 (33) 2011