Расстановка «левых» политических сил в Российской Федерации в условиях обострения
внутригосударственных и международных противоречий
![]() |
ПОЛИТИКА И ПРАВО Третьюхин М. В. В статье затронуты основные особенности и противоречия «левой» части политического спектра в современной России. Ее определенная специфика и даже своего рода уникальность обусловлены не в последнюю очередь тем немаловажным обстоятельством, что наша страна еще в относительно недавнем прошлом играла роль своего рода планетарного «бастиона коммунизма». Тем не менее «величайшую геополитическую катастрофу» – гибель СССР – отнюдь нельзя приравнивать к краху «левой» идеологии как такой. Разнообразные ее направления и суррогаты так или иначе, в той или иной степени получили в РФ свои дальнейшие воплощение и развитие, но уже в принципиально новых условиях. Автором на фоне перемен, произошедших в России и мире с началом нового тысячелетия, описаны в общих чертах различные течения нынешних российских «левых», их происхождение, особенности, политические методы, суть разногласий с «конкурентами» по «левому политическому полю». Определенное место в материале уделено описанию основных черт, которые сохранили и приобрели «левые» организации и движения на значительной части постсоветского пространства, а именно – в славянских республиках бывшего Советского Союза. Кроме того, рассмотрены причины, по которым часть вроде бы наиболее радикальных российских «красных» неожиданно оказалась в фарватере т.н. «либеральной оппозиции Кремлю». |
Существующая и поныне «монополия» КПРФ на представление «левой» идеи в российской легальной публичной политике явилась прямым логическим следствием государственного переворота сентября - октября 1993 г. А ведь изначально КПРФ была далеко не самой известной и не самой многочисленной «левой» организацией постсоветской России. В связи с этим даже возникли некоторые конспирологические версии о том, что «партия Зюганова» - проект Кремля, имевший целью заполнить определенную идеологическую нишу в постсоветской политической системе и блокировать тем самым возможность возникновения в России подлинной революционной «левой» партии. Так или иначе, а деятельность главного «конкурента» КПРФ на «левом фланге» политического поля - РКРП - в тот период попала под запрет. Прочие компартии либо не были допущены к участию к думским выборам декабря 1993 г., либо сами бойкотировали их. Последующий «триумф» КПРФ на выборах в Госдуму в 1995 г., образование под ее эгидой Народно-патриотического союза России и возникновение довольно внушительного т.н. «красного пояса» (до 2000 г.), вобравшего в себя значительное число субъектов Федерации, отнюдь не стали сами по себе какой-либо существенной преградой для продолжения «рыночных реформ» и интеграции страны в мировую капиталистическую систему (подобно тому, как не помешало аналогичным процессам в Молдавии нахождение там у власти компартии в течение 2001-2009 гг.). КПРФ и по сей день с переменным успехом продолжает эксплуатировать в электоральных целях «ностальгию по СССР», но не имеет сколько-нибудь перспективной самостоятельной стратегии и внятной идеологии, подменяя последнюю эклектическим набором звонких социальных и патриотических лозунгов (приблизившихся едва ли не вплоть к «православию, самодержавию, народности» (!)). В этом смысле КРПФ имеет достаточно оснований провозглашать себя приемником КПСС, попытки переосмыслить и «модернизировать» официальную идеологию которой («марксизм-ленинизм») фактически прекратились еще в те времена, когда она именовалась ВКП(б) - в 40-х годах прошлого века со смертью А. А. Жданова. С определенными натяжками КПРФ можно, пожалуй, характеризовать как некую «лево-консервативную» силу. Но и здесь ее могущественным соперником (как и на выборах всех уровней) выступает нынешняя «партия власти» - «Единая Россия», также принявшая «социал-консерватизм» в качестве одного из составных элементов своей эрзац-идеологии.
Авторы увидевшей свет в конце первого десятилетия наступившего века (и написанной явно «под заказ») брошюры пафосно восклицают на ее страницах: «Боже, как же нам в России на самом деле повезло, что в руководстве КПРФ нет и никогда не было таких истинных и правоверных коммунистов!». «Но это вовсе не означает, что левая идея умрет в России вместе в КПРФ. На ее руинах расцветет, наконец, истинная социал- демократия...». Данное журналистское расследование хотя и апеллирует к многочисленным достоверным фактам, но в тоже время несколько тенденциозно их интерпретирует. А его выводы, кратко обобщенные в вышеприведенных, довольно эмоциональных цитатах, сами по себе противоречивы. С одной стороны, публицисты не перестают горячо разоблачать «оппортунизм» и «лицемерие» верхушки КПРФ. С другой - как-то совсем уж неприлично злорадствуют по этому же самому поводу. Кроме того, оба журналиста явно с либеральных позиций поспешно отождествляют «левую идею» с западноевропейской социал-демократией, которая в настоящее время себя идентифицирует скорее с «центризмом» (о чем достаточно красноречиво говорит само наименование совместной декларации двух крупнейших европейских партий социал-демократического толка, приятой ими в 8 июня 1999 г. - «Третий путь/Новый центр»), а, по сути, стала такой же носительницей «рыночной веры» и проводником тотальной приватизации в той же степени, что и ее формальные идеологические оппоненты. В современной РФ наглядной иллюстрацией того, во что выродилась к настоящему моменту социал-демократия, служит «Справедливая Россия», созданная под непосредственным контролем президентской администрации с помощью искусственного слияния/поглощения сразу нескольких партий, вошедшая в Социалистический интернационал, а ныне уже почти готовая самоустраниться с политической арены.
Пожалуй, несколько упрощенные, но от того более наглядные примеры сложившейся за последние годы в РФ диспозиции «левых» партий и движений мы можем наблюдать в соседних братских славянских странах: Белоруссии и Украине.
В первой - по признаку их отношения к власти президента А. Г. Лукашенко. Если Коммунистическая партия Беларуси поддерживает курс бессменного (с 1994 г.) лидера своей страны, то прочие идеологически родственные ей белорусские организации политику Лукашенко воспринимают гораздо более скептически, а то и резко критикуют. Причем как с ев- ромарксистских и социал-демократических позиций («Справедливый мир» - бывшая Партия коммунистов Беларуси), так и с ортодоксально-ленинских (Белорусская коммунистическая партия трудящихся) или разного рода молодежно-радикальных («Революционное действие», белорусское НБП и др.).
Нечто весьма похожее сейчас просматривается и в РФ. Вроде бы российским «левым» подобает сообща выступать против своего общего врага - капитализма. Однако они давно размежевались как с системной КПРФ, так и друг с другом по целому ряду тех или иных вопросов: оценке «советского прошлого», персонально И. В. Сталина, патриотизма, национализма, процесса глобализации, традиционных культуры и религии, нетрадиционной сексуальной ориентации и пр. А в последнее время и особенно остро: по отношению сначала к уличным беспорядкам в Киеве с ноября 2013 по февраль 2014 гг., затем - к «аннексии» Крыма и политике Кремля, проводимой в связи с дальнейшим развитием украинского кризиса («.российские и украинские левые стремительно раскололись по линии поддержки/не поддержки "евромайдана". Определенная группа лиц открыто провозгласила, что он играет прогрессивную роль, так как покончит с коррупционной и олигархической властью и установит народовластие. Среди них были анархисты, пацифисты, левая интеллигенция и некоторые троцкисты»). Данные разногласия возникли не только между различными «левыми» группами и объединениями, но и внутри них самих. Так, в то время как ряд местных ячеек «Левого фронта» проводили в своих городах пикеты против «российской агрессии», один из основных лидеров той же организации, ее тогдашний координатор С. С. Удальцов положительно оценил воссоединение Крыма с Россией и поддержал борьбу Новороссии за независимость.
Нынешние события на Украине требуют к себе самого пристального внимания. При всех различиях, возникших за 20 лет государственной «независимости» России и Украины друг от друга, многие процессы и явления в обеих странах если не в точности копируют себя, то, по меньшей мере, носят черты значительно сходства. На Украине есть своя собственная «родная сестра-близнец» КПРФ - ныне почти нелегальная КПУ. И достаточно большой спектр «внесистемных» «левых», разобщенных и дезориентированных в сложившихся непростых обстоятельствах. Определенная их часть позволила заморочить себя псевдореволюционной демагогией «майдана». Но очень быстро выяснилось - очередная украинская «революция» не только не дала возможности тамошним «левым» сколько-нибудь существенно проявить себя, но стала сильнейшим ударом по ним самим: фактическому запрету компартии (как некогда в Третьем рейхе) и террору «правых» радикалов против «левых» и рабочих активистов по всей стане. Показательно, что в ходе государственного переворота и гражданской войны на Украине либералы-западники и неонацисты, несмотря возникающие время от времени между ними разногласия, смогли действовать в унисон друг другу под одинаковыми русофобскими и популистскими лозунгами. Но это нельзя считать каким-то локальным явлением - подобные «правые» альянсы, имеющие, в том числе, откровенно выраженную антикоммунистическую направленность, уже сейчас наметились во многих западных государствах.
Казалось бы, после того, как в ДНР и ЛНР местные коммунисты не были допущены к выборам 2 ноября 2014 г., произошли аресты экс-председателя Верховного Совета ДНР Б. А. Литвинова и активистов украинского пророссийского «левого» объединения «Боротьба», сторонники антироссийской и антипутинской риторики из «левого лагеря» заручились неопровержимыми аргументами в пользу своей точки зрения. Однако, рассматривая создавшуюся сейчас в Донбассе драматическую ситуацию с позиций классовой борьбы, «левым» сейчас гораздо логичнее было бы теперь «подняться над схваткой», все более принимающей характер «столкновения империалистических интересов», чем склоняться на сторону того или другого из участников конфликта. Тем временем, в Новороссии уже возникли собственные аналоги КПРФ - как, например, Коммунистическая партия ДНР, занятая массовым приемом местных школьников в октябрята и пионеры, но не поднимающая вопрос о проведении национализации в непризнанной республике.
Социалистические и коммунистические доктрины в России практически никогда полностью и некритично не принимались всеми их апологетами в той выхолощенной и официозной трактовке, в которой эти идеи преподносили «широким массам» штатные «идеологи» КПСС/КПРФ. Десятки подпольных молодежных марксистских кружков и «сект» образовались в СССР еще в 50-е годы прошлого века. Причем, начиная с 1960 гг. эти неформальные объединения (не без существенного влияния западных «студенческих революций» и «новых левых») начали испытывать значительный интерес к таким входящим в сильнейшие противоречия с официальным советским «марксизмом-ленинизмом» идеологическим течениям, как неомарксизм, анархизм, троцкизм и др. В те же годы в Советском Союзе возникло и довольно массовое полулегальное «коммунарское движение». Другими словами, к началу «перестройки» в нашей стране уже довольно давно существовала хотя и не очень афишированная, но весьма разнообразная и радикальная «левая оппозиция». Они никуда не пропала и в последнее десятилетние прошлого века, хотя победившие «демократы» (которым для дискредитации и разрушения СССР в определенной степени было даже выгодно наличие в нем «самодеятельных красных») постарались максимально «слить» и маргинализировать вчерашних временных «попутчиков слева». Несмотря на то, что за все время существования РФ наличие и какая-либо деятельность в ней «леваков» всячески замалчивались либо преподносились в ироническом или одиозном ключе, «современное либертарное движение действует. К концу первого десятилетия 2000-х годов можно однозначно говорить об этом. В любом более или менее крупном городе современной России существуют группы, которые являются либертарными (в данном случае, речь идет именно о «левом» либертарианстве - прим. автора), автономными по своей сути. Современное либертарное движение не менее многочисленно и не менее влиятельно в рамках внепарламентской оппозиции, чем в начале 1990-х».
Неявный антигосударственный и антипатриотический «левый уклон» в умах определенной части политически активной российской молодежи наметился еще задолго до наступления нынешнего украинского политического кризиса. Но уже достаточно наглядно подобные настроения проявились в период выборов 2011-12 гг. и сопровождавших их массовых уличных выступлений. Тогда столичные «левые» (вместе со своими антиподами - «правыми» националистами), по сути, образовали «массовку» для шествий и митингов, инициированных либеральной «болотной оппозицией». При этом, разумеется, их лидеры использовали для оправдания таких действий «...своеобразные аргументы. В частности, Удальцов говорит о том, что якобы в России нет "нормального" капитализма и "нормальной" буржуазии. Именно поэтому надо поспособствовать победе якобы "прогрессивных сил" и в дальнейшем уже радоваться, что это приблизит социалистическую революцию в далеком и светлом будущем».
Как известно, сигналом для акций протеста тогда послужили многочисленные нарушения при голосовании и подсчете голосов на парламентских выборах в декабре 2011 г. (Интересно, что по масштабу и наглости фальсификаций президентские выборы 1996 г. не знают себе равных в истории РФ. Однако это не вызвало тогда ни гневного возмущения российских либералов, ни, уж тем более, возникновения их «альянса» с коммунистами). Однако может ли становиться таким уж принципиальным для тех, кто позиционирует себя как радикально «левые» и критикует КПРФ за оппортунизм и «политическую импотенцию», вопрос о «честности» выборов в условиях буржуазной демократии и господства частной собственности? Как известно, марксисты былых времен (даже весьма умеренные) с большим сомнением относились к возможности победы трудящихся и неимущих над эксплуататорами посредством «демократических процедур». И неомарксисты впоследствии еще более разделили их скепсис: «Свободные выборы господ не ликвидируют деление на господ или рабов». Что бы там ни было, но, думается, выборы сами по себе не должны становиться причиной для добровольного и слепого следования антикапиталистических сил в фарватере политического курса «оппозиционных» «элит», имеющей своей действительной целью не принципиальное изменение существующей социально-экономической модели, а всего лишь очередной передел власти и собственности.
Можно выделить две причины такого, на первый взгляд, «странного» поведения российских «левых». Во-первых, сама по себе тактика «болотной» оппозиции обращалась к прямым заимствованиям технологических наработок прокатившихся по всему миру «цветных революций». Что подразумевало прямое или опосредованное использование в целях наращивания численности протестов и дестабилизации обстановки в целом любых уличных сил, вне зависимости от их политических взглядов (или отсутствия таковых). Во-вторых, как уже отмечалась выше, определенная часть наших нынешних социал-либертариев ориентирована в большей степени на умозрительные наработки зарубежных «левых» теоретиков, нежели на «советский опыт» и «русский коммунизм» (явление, которое, согласно некоторым гипотезам, обязано своим возникновением не столько марксизму, сколько самой логике российской истории - «циклам концентрации власти», коррелирующим с циклами концентрации капитала на Западе начиная примерно с XVI в.). Диссонансу между «новыми левыми» и «старыми левыми» в России способствуют и державные, «охранительные» установки последних, и чрезмерная идеализация ими 70-летнего периода «реального социализма». Мотивы же «левых» «космополитов» достаточно понятны и логичны, если учесть, что они строят свою стратегию не на основе геоисторического, а с позиций мир-системного подхода и считают, что всякие попытки осуществить революцию в отдельно взятом государстве либо обречены на провал, либо (в случае успеха) только станут очередным препятствием для победы мировой революции (т.к. одно из главных ее условий - планетарное господство капитализма). Симпатии подобных «революционеров» естественным образом склоняются в пользу более «свободных» и «прогрессивных» капстран в пику «авторитарной» и «недокапиталистической» России (подобную метаморфозу уже претерпели в свое время американские троцкисты, переродившееся по тем же самым причинам в неоконсерваторов «первого поколения»).
Помимо вышеприведенного, российских «левых» либертарианцев роднит с их зарубежными коллегами еще одна тенденция: некая подмена главных целей социальной революции - отмены эксплуатации, преодоления отчуждения, освобождения труда. Имеет место своеобразное «растаскивание» ими задач своей политической деятельности по второстепенным «секторам»: борьба за «честные выборы» и «демократические свободы», права всевозможных меньшинств и животных, решение тех или иных экологических проблем и т.д. и т.п. Конечно, сами по себе все подобные практики нельзя оценивать однозначно негативно. Но, пожалуй, даже «Пиратский интернационал» с его требованиями свободных копирайта и файлообмена в сети Интернет или сквотеры, посягающие на «священную» недвижимую собственность, в настоящий момент представляют большую опасность для основ капитализма, чем вся вышеприведенная деятельность, вместе взятая.
Тем временем в России, согласно исследованиям социологов с начала наступавшего века, «левые» настроения продолжают явно доминировать. Так, если в 2007 г. сторонниками «социалистического пути» определяли себя 43 % россиян, а в симпатии к буржуазной демократии и «свободному рынку» признавались 18 % их сограждан, то в 2013 г. это соотношение ровнялось соответственно 51 % и 29 %, т.е. остается примерно на том же уровне. Однако как КПРФ, так и альтернативные ей «левые» силы, похоже, так и продолжают подменять практически отсутствующую внятную стратегию социальной и кассовой борьбы логикой межкланового и межгосударственного противостояний (хотя и по разные стороны «линии фронта», но в рамках все той же капиталистической системы). Возможно, что это не фатально. У «старых» и «новых» «левых» есть еще шансы, изменив и обновив себя, объединиться, научиться использовать междоусобицы в стане своих идеологических оппонентов, усовершенствовать теорию и освоить новые формы политической деятельности с учетом надвигающихся уже в ближайшем будущем неизбежных перемен и возможных катаклизмов.