Действующий Уголовный кодекс Российской Федерации определил исчерпывающий перечень видов соучастников в совер­шении преступления: исполнитель, организатор, подстрекатель и пособник. Вместе с тем, в теории уголовного права известны и иные случаи сопричастности к преступлению, которые не могут рассматриваться как соучастие. Одной из форм такой сопричаст­ности к преступлению является провокация преступления.

В науке уголовного права длительное время обсуждается вопрос по совершенствованию уголовного законодательства, одним из аспектов которого является определение юридиче­ской природы провокации преступления и ее месте в систе­ме норм уголовного закона. В науке нет единого мнения об оценке действий провокатора, и не редко можно встретить отнесение провокации к соучастию в преступлении. Так В. Иванов считает, что деятельность провокатора преступления нужно отнести к действиям подстрекателя или организатора, «деятельность провокатора может иметь не только подстрека­тельский, но и даже организаторский характер». А в одном из комментариев к Уголовному кодексу Российской Федерации прямо отмечается, что мотивы поведения подстрекателя к совершению преступления для привлечения его к уголовной ответственности не имеют, поэтому он отвечает и при прово­кации.

По определению провокатор - это тот, кто возбуждал к пре­ступлению с целью предать совершителя правосудию и подвер­гнуть его ответственности. Также понимали деятельность прово­катора и другие видные ученые, например, С. В. Познышев, П. П. Пусторослев, Л. С. Белогриц-Котляровский и др.

Провокация определяется как «специфическая разновид­ность подстрекательства, под которой обычно понимается побуж­дение представителя власти, осуществляющим правоохранитель­ную деятельность, другого лица к совершению противоправного деяния с целью получения изобличающих доказательств».

По мнению Б. В. Волженкина «суть провокации состоит в том, что провокатор сам возбуждает у другого лица намерение со­вершить преступление с целью последующего изобличения этого лица или его шантажа, создания зависимого положения и т.п.».

В уголовно-правовой литературе можно условно выделить две противоположные точки зрения на понимание провокации.

Наибольшее распространение получила точка зрения, согласно которой провокация расценивается как соучастие, а именно является одной из форм подстрекательства.

Вторая точка зрения сводится к тому, что провокация пре­ступления не является разновидностью соучастия. Так, С. Н. Ра- дачинский, анализируя провокацию взятки либо коммерческого подкупа, приходит к выводу, что, «во-первых, провокация - это неявное побуждение к чему-либо, т.е. цель провокации остается для провоцируемого «за кадром», она как бы навязывается про­вокатором; во-вторых, последствия провокации желательны для последнего и соответственно вредны для провоцируемого. По его мнению, подстрекательство, так же как провокация, предполагает сознательное вовлечение подстрекаемого в совершение престу­пления, и при этом он непосредственно участвует в совершении данного преступления. С субъективной стороны и провокация, и подстрекательство характеризуются прямым умыслом. Умысел у подстрекаемого, так же, как и у провоцируемого, возникает не самостоятельно, а под воздействием третьего лица. При этом не имеет значения, какими мотивами руководствовался подстрекае­мый, соглашаясь на совершение преступления, они могут суще­ственно разниться с мотивами подстрекателя».

Однако этот ученый полагает, что при провокации отсутству­ют все признаки соучастия, которые обязательно присутствуют при подстрекательстве, поэтому провокация ни в коем случае не является разновидностью подстрекательства к совершению пре­ступления. По его мнению, при провокации отсутствует такой объ­ективный признак соучастия, как совместное участие в совершении преступления двух лиц, поскольку цели каждого из участников данных общественно опасных действий различны, в то время как действия каждого из соучастников должны быть направлены на достижение единого преступного результата. Также, по мнению автора, при провокации отсутствует такой субъективный признак соучастия, как двусторонняя интеллектуальная связь, т.е. взаимная осведомленность участников о совершении конкретного преступле­ния, поскольку при провокации имеет место совершение действий одного лица в тайне от другого. «По нашему мнению, - считает он, - при провокации взятки имеет место совпадение деятельности провоцирующего лица с той или иной деятельностью провоциру­емого, но эта деятельность не имеет той органической интеллекту­альной связанности, которая характерна для соучастия».

Схожей позиции придерживается и П. Яни. Ученый раз­бирает следующую ситуацию: оперативный сотрудник уговари­вает чиновника принять взятку (т.е. совершить преступление), чиновник соглашается и принимает переданные ему ценности, однако его сразу же задерживают. Поскольку в такой ситуации, по мнению Верховного Суда РФ, получение взятки не окончено, т.к. преступление до конца не доведено, исследователь считает, что оперативный сотрудник предотвращает доведение до конца преступления, совершить которое сам же и уговаривал. Автор не усматривает в действиях такого оперативного сотрудника также и соучастия должностному лицу в получении взятки, поскольку у сотрудника в указанном случае не было умысла на совместное участие с чиновником в получении им взятки, оперативный со­трудник изначально планировал не допустить ее получения, в то время как для соучастия согласно ст. 32 УК необходимо, чтобы со­участники во время совершения ими действий, которые при до­ведении преступления исполнителем до конца расценивались бы как соучастие, они желают, чтобы лицо, которого они убеждают совершить преступление, действительно его совершило.

На основании указанных рассуждений автор приходит к выводу, что «если указанные лица, исходя из определения соуча­стия в ст. 32 УК, не организаторы и не подстрекатели, то не ясно, в какой уголовно-правовой роли, связанной с преступлением, совершить которое они уговаривали чиновника, эти лица выступают. Если же мы признаем их организаторами либо подстре­кателями, то нет оснований утверждать, что на случаи, подобные рассматриваемому, соответствующие положения института до­бровольного отказа не распространяются. Выходит, что и в том, и в другом случае они ответственности за соучастие в получение взятки либо в покушении на получение взятки не несут».

Рассуждения указанных противников признания прово­кации формой подстрекательства имеют, на наш взгляд, су­щественные изъяны. Так, в указанной ситуации оперативный сотрудник склонял (провоцировал) должностное лицо не к со­вершению оконченного преступления, а именно к совершению покушения на преступление, поскольку оперативник прекрасно был осведомлен о том, что деньги передаются не с целью добить­ся соответствующего поведения от чиновника, а именно с целью изобличить его в совершении преступления, т.е. оперативник осознавал, что предмет взятки предоставляется совсем не в тех целях, которые имеются в виду составами дачи взятки и ком­мерческого подкупа, а имеет место лишь имитация этих пре­ступлений. Таким образом, оперативник склонял к совершению покушения на получение взятки, которое должностным лицом и было совершено. В таких случаях в действиях чиновника усма­тривается покушение на получение взятки, т.е. преступление, состав которого предусмотрен в ч. 3 ст. 30 и соответствующей ча­стью ст. 290 УК. Совершенное чиновником является преступле­нием. Следовательно, оперативник склонил должностное лицо к совершению преступления, и имеются основания оценить его действия как соучастие с должностным лицом в совершении по­следним покушения на получение взятки и квалифицировать его действия как склонение чиновника к совершению преступления.

Да, целью провоцирующего является изобличение спро­воцированного. Но достичь этой цели возможно только, если провоцируемый совершит преступление. Провокатор по­нимает, что в результате его действий провоцируемый пред­примет попытку совершить преступление, провокатор жела­ет этого. Следовательно, у провоцирующего имеется прямой умысел в отношении совершения подстрекаемым покушения на преступление. Такое поведение спровоцированного явля­ется средством к достижению конечной цели провокатора - привлечение подстрекаемого к уголовной ответственности. Не имеет существенного значения то, что конечной целью опера­тивника является изобличение чиновника. С.Н. Радачинский и П. Яни почему-то не оценивают то обстоятельство, что про­межуточной целью, без достижения которой провокатор не достигнет свой конечной цели, является склонение чиновника к совершению пусть не оконченного, но преступления.

Резюмируя все изложенные рассуждения, мы приходим к выводу, что законодательство, теория уголовного права, эти­мология слова «провокация» дают основания для вывода о том, что под провокацией преступления следует понимать умыш­ленное склонение другого лица к совершению преступления в целях изобличения его в совершении этого преступления. По­этому мы присоединяемся к мнению исследователей, которые рассматривают провокацию в качестве разновидности подстре­кательства к совершению преступления, поэтому законодатель, фактически прямо указывает на возможность привлечения к уголовной ответственности провокатора преступления по соот­ветствующей статье Особенной части Уголовного Кодекса Рос­сийской Федерации со ссылкой на ч.4 ст. 33 У КРФ.

САРКИСЯН Валентина Георгиевна
кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовного права и криминологии Южного института менеджмента (г. Краснодар)