Идея автаркии в государственно-правовой теории евразийства в 20-е — 30-е годы ХХ века

В последнее время в российской политологической и юриди­ческой науках заметно вырос интерес к русскому философскому наследию первой половины ХХ в., особенно к работам филосо­фов и правоведов, где рассматривались государственно-право­вые проблемы, схожие с теми, которые волнуют сегодня наших современников. Системный кризис, потрясший Российскую империю в начале ХХ в., государственный революционный пере­ворот, в прямом смысле перевернувший российское общество, нарастающая международная напряженность в период между двумя мировыми войнами — все это требовало философского осмысления, понимания причин и предсказания возможных последствий геополитического масштаба. Современное состо­яние дел на международной политической арене во многом напоминает события столетней давности. Занимая срединное положение между Востоком и Западом, Россия сегодня, как и в прошлом, играет ключевую роль в балансе этих двух сил.

Особое место в ряду выдающихся русских мыслителей за­нимала группа философов, назвавшая себя «евразийцами». Вынужденно оказавшись в эмиграции после революционных потрясений 1917 г., они объединились с целью создать обновлен­ную философию русской культуры, концепцию, объясняющую произошедшую в России катастрофу, и предугадать будущее страны, приняв во внимание ее особенности — территориаль­ные, культурные, экономические и религиозные, «вновь поста­вить на обсуждение культурно-философскую проблему смысла русской истории и русской революции, привлечь внимание к проблемам духовного творчества, пробудить глохнущий вкус к культуре, к чистым, а не прикладным ценностям».

Имена этих ученых сегодня хорошо известны, хотя не так давно в советском государстве ознакомиться с их трудами было весь­ма затруднительно. Назовем лишь некоторых из них, чей вклад в создание теории евразийства был наиболее весомым — это Л. П. Карсавин, Н. С. Трубецкой, П. Н Савицкий, Н. Н. Алексе­ев, Г. В. Флоровский, М. В. Шахматов, Г. В. Вернадский и другие. В трудах евразийцев мы встречаем новые, ранее не употреблявши­еся понятия, такие как «месторазвитие», «автаркия», «демотия», «бытовое исповедничество», «идеократия», «государство правды». За каждым термином стоит глубокая мысль и обоснование необ­ходимости введения его в практический и политический оборот.

Сегодня один из этих терминов вновь зазвучал в политической риторике — автаркия. Экономическая и политическая ситуация, в которую попала Россия из-за европейских санкций и ответ­ного хода — эмбарго на про­дукцию стран ЕС, поставила вопрос о возможном курсе на автаркию. Это понятие глу­боко и всесторонне было рас­смотрено в трудах евразий­цев. Рассуждая о признаках государства, они настаивали на том, что определяющим для судьбы народа является его существование в рамках некоторого географического пространства, получившего в теории евразийства наи­менование «месторазвитие». Авторы идеи полагали, что само по себе месторазвитие обусловливает даже психический склад людей, проживающих в границах определённой территории. Это положение применимо ко всем культурам и государствам, в том числе и западноевропейским, также обладающим своим специфическим месторазвитием. Евразийцы выдвинули тезис о системе замкнутых и самодостаточных (автаркических) «ми­ров» как особой форме организации международного хозяйства. Евразия в своей географической замкнутости и хозяйственной самодостаточности представляла собой, по их мнению, один из таких миров.

Евразийцы считали, что только экономичесих связей недо­статочно для того, чтобы считать некую географическую область автаркией — необходимы также историческая, духовная и куль­турная общности этнических групп, проживающих в границах конкретного пространства. Автаркией не могли считаться ме­трополия и её колонии, расположенные в разных концах света (примером подобного служила Британская империя), так как при этом отсутствовало единство месторазвития, и население колоний не рассматривалось как равноправное с жителями ме­трополии. Н. Н. Алексеев предлагал включить автаркию в число главных признаков, характеризующих подлинные государства. Основания для этого сохраняются и в настоящее время, особен­но если учитывать сложившуюся международную ситуацию. Так, европейская интеграция началась с Сообщества угля и ста­ли и продолжилась через согласование усилий стран-участниц в сфере лёгкой промышленности, сельского хозяйства, финансо­вой, таможенной, налоговой, уголовной политики, банковскогодела, государственного управления. Эти центростремительные тенденции свидетельствовали о трудностях самостоятельного существования для отдельных небольших национальных го­сударств, обусловили их стремление к объединению в рамках единого европейского пространства. Внешнеполитическая агрес­сия США, скрытая за демократическими лозунгами и идеалами всеобщего прогресса, в действительности является образцом неоколониальн й экспансии, нацеленной на получение доступа к источникам сырья и природных ресурсов, и также направлена на обеспечение своих геополитических интересов.

Евразийцы ещё раз в истории русской философии указали на особое местоположение России, оказавшейся между дву­мя мощными культурными традициями — Западной и Вос­точной. Вопреки всем упрёкам в адрес этого направления русской эмигрантской мысли, заключавшимся в критике их в целом проазиатской позиции, деятели евразийства наста­ивали на особом преимуществе русской культуры, которая могла бы оказаться способной синтезировать в своей глубине всё богатство интеллектуальных достижений как Запада, так и Востока. В то же время именно срединное положение России предопределило её полную трагических событий историю.

Постоянное сопротивление кочевым племенам Великой Степи (опасность с Востока) осложнялось нападениями швед­ских, литовских и немецких рыцарей (опасность с Запада), затем кровопролитными войнами с Польшей, а после — с Ре­чью Посполитой (после унии 1569 г.). Но если татаро-монголы во время завоевательных походов на Русь ещё были в большин­стве своём язычниками, то нападавшие на западные и северные границы нередко получали от Папы Римского благословение на борьбу против неверных, в число которых, кроме прибал­тийских племён, попадали и русские. Указывая на эти истори­ческие факты, евразийцы доказывали изначальную враждеб­ность романо-германской культуры России.

В то же время лидеры нового движения отмечали положи­тельное воздействие туранских народов, особенно монголов. Они подчеркивали, что Российское государство заимствовало у монгольской империи опыт управления обширной терри­торией. Н. С. Трубецкой обратил внимание на татарское про­исхождение многих русских слов, в частности: ям (почтовая станция), казна, казначей, деньги, алтын, таможня — что, по его мнению, свидетельствовало о значительном татаро-монголь­ском влиянии, особенно в сфере финансов и почтового со­общения. Однако наиболее значительным фактом русской истории Л. П. Карсавин, П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой и их сторонники считали принятие Русью христианства по Визан­тийскому образцу. Одного только монгольского воздействия для создания Российской империи оказалось бы недостаточно: сама идея русского государства, византийская по своему проис­хождению, была проникнута духом Православия.

Рассматривая идею автаркии как самодостаточности го­сударства и независимости от внешних экономических благ, евразийские мыслители связывали ее с национальной пробле­мой. С позиций подходов к её разрешению, преобладающих в европейском государствоведении, нормальным может быть признано только образование государства отдельной нацией, поэтому господство в коммунистической идеологии принципа национального самоопределения, по мысли евразийцев, снова явилось закономерным итогом развития именно европейской политической философии.

Национальный вопрос оказался чрезвычайно важным для всей концепции евразийства, так как именно его успешное разрешение могло оправдать построение нового государства в границах СССР и обосновать выбор наиболее удобной формы территориального устройства. Формально отказавшись от вся­кой оценки разнообразных мировых культур, признав право на существование за каждой из них, евразийцы всё же не были последовательными, рассуждая об истинном и ложном наци­онализме. Создание собственного независимого государства, по мнению евразийцев, может оказаться благом для нации толь­ко тогда, когда она не стремится подражать мировым державам (в первую очередь, романо-германским). Чуждая внутренне­му духу народа государственная форма деформирует нацио­нальную культуру, которая утрачивает при этом собственную исключительную сущность. Ложными видами национализма, по их мнению, также являются экспансионистский шовинизм и охранительный консерватизм, искусственно сдерживающий любое культурное творчество, отличное от сложившихся об­разцов. Таким образом, евразийцы отстаивали необходимость сохранения многообразия культур, признавая и за малыми эт­ническими группами право на саморазвитие, но в то же время полагая, что такие народности не способны образовать независи­мое государство, поскольку непременно подпадут под духовное влияние мощных западноевропейских метрополий и США. Причину этого философы видели в том, что политическая элита небольшого народа неизбежно будет насаждать государственные институты и традиции романо-германской цивилизации, как наиболее развитой в экономической и военной сферах. Актуаль­ность этих слов не нужно доказывать.

Считая великими (с точки зрения исторических достиже­ний) только те страны, которые занимали единое по своим географическим и климатическим характеристикам простран­ство — месторазвитие, евразийцы думали, что в будущем мир распадётся на крупные государства-автаркии. Русские фило­софы во многом оказались прозорливы. Однако они не могли предвидеть лавинного роста научно-технического прогресса, связавшего страны и континенты паутиной глобальной сети, появление огромного мощного виртуального пространства со своими почти безграничными возможностями. Параллель­ный мир, на завоевание которого устремились ведущие ми­ровые державы, становится не менее реальной территорией влияния, при которой государственная автаркия перестает быть столь значимым явлением в политической реальности.

Теория и история государства и права

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале №  8 (75) 2014