Юридическая консультация по вопросам миграции

  • Увеличить размер шрифта
  • Размер шрифта по умолчанию
  • Уменьшить размер шрифта
Юридические статьи История государства и права Ликвидация дипломатической изоляции СССР. От признания де-факто к признанию де-юре

Ликвидация дипломатической изоляции СССР. От признания де-факто к признанию де-юре

БЕЛКОВЕЦ Лариса Прокофьевна
доктор исторических наук, профессор кафедры истории государства и права, конституционногоправа Томского государственного университета

Отчаянные попытки западных стран договориться с Со­ветской Россией на международных конференциях в Генуе и Гааге о выплате долгов царского и временного правительств как главного условия восстановления с ней нормальных эко­номических и дипломатических отношений, не принесли по­ложительного результата. Кредиторы не желали поступаться принципами и отказываться или хотя бы смягчать предъяв­ляемые России требования. Кроме долгов предшествующих правительств, надо было возвращать имущество и возмещать убытки бывшим собственникам, выплачивать компенсации иностранцам за убытки, «причинённые им или вследствие ре­волюционных событий, или установления в России, в осущест­вление ею своих суверенных прав, нового законодательства».

Но и Россия, одержавшая убедительную победу в войне с контрреволюцией и иностранными интервентами и присту­пившая к «социалистическому» строительству вместе с дру­гими республиками - окраинами бывшей Российской импе­рии, объединившимися в Союз Советских Социалистических Республик, тоже не желала поступаться своими принципами. Признание требований означало бы полное восстановление в правах отменённой революцией частной собственности на средства производства и ликвидацию других её «завоеваний».

Однако объективные законы международного развития в 1920-е годы оказались сильнее желания антисоветских элит изолировать и уничтожить СССР. Его признание приобрета­ло для государств Европы характер всё более и более неотложной необходимости. Используя при заключении договоров с ним в качестве платы за «признание» разного рода уловки (од­носторонние уступки, многочисленные оговорки), западные партнёры пошли на нормализацию отношений с советским правительством.

Ещё до Генуи к Англии, первой из держав подписавшей 16 марта 1921 г. торговое соглашение с Советской Россией, присоединилась разорённая войной и лишённая природных богатств Италия, заинтересованная в получении из России нефти, угля, руды, пшеницы и других продуктов. Итальянское правительство уже в 1920 г. завязало деловые связи с советски­ми кооператорами. 26 декабря 1921 г. в Риме был подписан и торговый договор, из-за давления Франции ратифициро­ванный им только после Генуи, 29 мая 1922 г. Ряд временных торговых соглашений был заключён с другими европейскими странами, Норвегией, Австрией, Швецией, Чехословакией. Но из 14 государств, торговавших с Советской Россией с 1921 г., почти половина не имела с ней дипломатических отношений. В других международных соглашениях, заключённых совет­скими республиками в 1921-1923 гг., в том или ином виде всё же устанавливались дипломатические отношения как свиде­тельства признания нового российского государства де-факто.

Что означало для России это фактическое признание? Во- первых, обе договаривающиеся стороны, стремившиеся к вос­становлению торгово-политических отношений, взаимно об­менивались торговыми представительствами (делегациями). Официальные политические функции, которыми они наде­лялись, как правило, прикрывались ещё торговыми задачами, особенно вначале (Англия). Представители, как это было при­нято в Европе при установлении фактических отношений, по­лучали разные дипломатические титулы. Чаще всего это были «дипломатические» или «политические агенты», представи­тель Англии в Египте, к примеру, именовался резидентом. Англия и Франция в послевоенный период назначали в госу­дарства Прибалтики и в страны, появившиеся после раздела Австро-Венгрии, комиссаров или верховных комиссаров. Была попытка Англии назначить такого комиссара и в Россию после фактического признания летом 1919 г. правительства Колчака. Те же титулы применялись в доминионах британской короны и в тех странах, с которыми Англия ещё не установила регу­лярных дипломатических отношений.

Главы первых советских представительств - «делегаций» - также получали разные титулы: «официальный агент» в Англии и Италии, «представитель» в Германии и Австрии, «официальный представитель» в Норвегии и Дании. За эти­ми лицами во всех договорах, кроме англо-итальянской схе­мы, оговорено аккредитование при ведомстве иностранных дел. Договоры с Англией и Италией употребляли глухую фор­мулу - «доступ к властям страны пребывания». Некоторые из договоров (Норвегия) формально фиксировали присвоение главе представительства представительного характера в де­ловом, а не церемониальном смысле, хотя и наличие такого само по себе явствует из всех соглашений. Договор с Англией и Италией подчёркивал возможность отказа в приёме агента, признанного persona non grata. Почти во всех актах имелось условие о максимально допустимом численном составе пред­ставительства, а в некоторых подчёркнуто обязательство ввода в состав тех сотрудников, которые пользуются привилегиями, лишь граждан назначающей страны.

Что касается дипломатических привилегий, то они, чаще всего, признавались за персоналом путём более или менее пё­строго перечня: тут можно найти и личную неприкосновен­ность, налоги, освобождение от личных повинностей, право выписки газет. В германо-австрийской группе оговорены не­которые привилегии и за персоналом, не приравненным к ди­пломатам. Очень часто говорится об обязательстве помощи в получении квартир. Наконец, во всех договорах много места уделялось праву беспрепятственных сношений со своим пра­вительством, при чём существовала целая гамма вариантов о весе дипломатической почты. Договоры со скандинавскими странами, как наиболее близкие к юридическому признанию, содержали, как считал А. В. Сабанин, «эмбрион почётных привилегий в виде права пользования флагом и другими офи­циальными эмблемами».

Обязанности представительств в договорах также очер­чены не очень равномерно. Кое-где говорилось об обязатель­стве невмешательства персонала во внутренние дела страны пребывания. Описание деловой стороны колебалось от почти полной консульской работы (Германия, Австрия), до скупо­го признания права визировать паспорта (Англия). Стороны обязывались «воздерживаться» от враждебных по отношению к другой стороне акций и инициатив, а также «от прямой или косвенной пропаганды вне своих границ против учреждений»

этой другой стороны. Правительство Великобритании обязы­валось не предпринимать никаких действий для завладения золотом, имуществом и товарами, принадлежащими совет­скому правительству; со своей стороны правительство Совет­ской России в особой декларации, приложенной к договору, выражало готовность уплатить в будущем соответствующие возмещения тем частным лицам, которые поставили товары или оказали другие услуги России. Впрочем, при этом име­лось в виду, что разрешение этих вопросов последует по за­ключении общего мирного договора.

Торговое соглашение от 16 марта 1921 г. означало, что британское правительство де-факто признало Советскую Рос­сию. Об этом 23 марта 1921 г. его глава, Ллойд Джордж, офи­циально объявил в Палате общин, хотя между обеими страна­ми и оставались открытыми спорные вопросы. Вскоре деловые отношения подтвердили наличие такого признания, о чём свидетельствовал инцидент с делом «Лютера с Загором». Это спорное дело возникло в связи с необходимостью признания Западом национализации советским правительством русских банков, во весь рост вставшей перед западными бизнесменами и западными судами. Ещё в конце 1920 г. глава советской тор­говой делегации в Лондоне Л. Б. Красин продал лес некоему Джемсу Сагору и Ко. Английское лесопромышленное пред­приятие — общество «Лютер» — оспорило эту сделку, заявив, что проданный лес раньше принадлежал ему и был конфиско­ван советским правительством. Компания «Сагор», не отри­цая факта прежней принадлежности леса «Лютеру», со своей стороны заявляла, что советское правительство конфисковало лес на основании своего закона - декрета от 20 июня 1918 г. В декабре 1920 г. судья вынес решение по делу Сагора: «Так как британское правительство не признало советского прави­тельства, то декреты последнего не имеют силы перед лицом английского закона», и торговая сделка о лесе была призна­на недействительной. Но компания «Сагор» перенесла дело в апелляционный суд, который 12 мая 1921 г. отменил первое решение, ссылаясь при этом на разъяснение Министерства иностранных дел, что Англия признала советское прави­тельство фактическим правительством России (выделено автором - Л. Б.).

Это решение от 12 мая 1921 г. с чрезвычайно яркой мо­тивировкой, признававшей советские законы, стало, по сути дела, «руководящим» при рассмотрении «советских дел» в ев­ропейских судах, хотя Палата лордов, руководствуясь мотива­ми другого рода, и отменила его. Правда, не все члены Палаты, демонстрируя свою замечательную компетентность, согласи­лись с отменой этого «справедливого», как они считали, реше­ния. Так, лорд судья Бенке полагал, что даже если бы суды его страны и вправе были рассматривать декрет 20 июня 1918 г. о национализации с точки зрения нравственности и справед­ливости, то и тогда они не могли отнестись к этому декрету иначе, как к проявлению фактическим правительством ци­вилизованной страны такой политики, какую это правитель­ство считает отвечающим высшим интересам этой страны». Одним словом, если государство объявляет некую вещь своей собственностью, то английский суд не вправе входить в рас­смотрение вопроса об основаниях приобретения последним этого права.

Ещё резче и определённее выразился другой лорд-судья Скретон: «Объявить законодательство государства, признан­ного как государство суверенное, независимое, противореча­щим принципам нравственности и справедливости, - это оз­начало бы серьёзно нарушить международную вежливость по отношению к этому государству. Если бы это государство об­наружило себя на практике таковым, то подобное его поведе­ние могло бы стать casus belli, (повод к войне - лат.) и должно, конечно, быть делом государя, а не делом судей по отношению к государству, которое признал король». «Английские гражда­не не считают, что советское законодательство о национализа­ции противно нравственности. В настоящее время они отдают государству, пожалуй, больше половины своего дохода в виде подоходного налога и сверхналога, а также и значительную часть своего имущества, капитала, в форме налога на наслед­ство, над которым как Дамоклов меч висит налог на капитал. И эти английские граждане не могут объявить безнравствен­ным иностранное государство за то, что оно считает (пусть это нам кажется не верным) предоставление индивидуальных имуществ государству как представителю всех граждан, наи­лучшей формой права собственности».

Возможно, эта своего рода мечта о собственной национа­лизации, проявленная судьями и свидетельствующая о «вред­ном» влиянии советского законодательства, и заставила Пала­ту лордов просто, без мотивировки, отменить решение второй инстанции. «Такова палата лордов, - иронизировал советский правовед, - которая не может сделать из мужчины женщину (теперь-то уже и это может - Л. Б.), но которая может объ­явить белое чёрным и истину ложью». Это решение палаты лордов вызвало целую кампанию в среде других компетент­ных юристов, в том числе американских, группировавшихся вокруг крупного банковского Harward law review. Являясь ак­тивными противниками советского законодательства в целом, они должны были признать по отношению к национализа­ции банков, что «если советское правительство объявило себя ликвидатором банков, оно стало их преемником и его права должны быть признаваемы судами».

Таким образом, можно констатировать, что признание советского правительства де-факто открывало дорогу приме­нению советского законодательства в иностранной судебной практике.

Более детально развитие торговых отношений между дву­мя странами было проработано в советско-германском дого­воре от 6 мая 1921 г. Москва и Берлин открыли дипломатиче­ские представительства, причём советское представительство было признано германским правительством единственным за­конным представительством России в Германии, что в целом означало его признание де-факто. Уже тогда представитель­ствам были даны полномочия и некоторые льготы, которыми пользуются иностранные миссии в стране своего пребыва­ния. «Преимущества и льготы» были предоставлены главам аккредитованных миссий» и семи членам представительств, «поскольку они не являются подданными государства, где пребывает данное представительство». Руководители предста­вительств, будучи аккредитованы при центральном ведомстве иностранных дел страны пребывания, получали право сноше­ния с ним, а по торговым делам - «и с другими центральными ведомствами непосредственно».

Представительства получили право пользоваться радио­станциями и публичными почтовыми учреждениями для бес­препятственных официальных сношений со своим правитель­ством и представительствами своего правительства в других странах, открыто или с применением шифра, а также посы­лать курьеров «на основании особого соглашения».

Относительно других лиц, занятых в представительствах и не являющихся подданными страны пребывания, оба пра­вительства обязывались «принять необходимые администра­тивные меры» для ограждения их от произвола местных вла­стей. Производство обысков у таких лиц могло осуществляться только с уведомлением о том центрального ведомства ино­странных дел той страны, в которой пребывает представитель­ство, и в присутствии уполномоченных, как самого ведомства, так и данного представительства. Эти лица, вместе с членами их семейств, освобождались от «общественно-трудовых повин­ностей всякого рода, равно как от воинских и военных тягот».

Специальным Соглашением были урегулированы во­просы, связанные с возвращением на родину военнопленных и гражданских интернированных лиц. Круг деятельности существовавших уже делегаций обоих государств «для по­печения о военнопленных» был расширен, и им поручалась теперь «защита интересов граждан их стран». К делегациям присоединялись торговые представительства «для развития экономических сношений между обеими странами», разре­шался беспошлинный и безналоговый ввоз материалов, не­обходимых для ведения дел и содержания своих помещений, а также «необходимые для немецкого персонала жизненные припасы и предметы потребления в количестве до 40 кило на каждого человека в месяц». Представительства брали на себя и обязательство «в своей деятельности строго ограничиваться задачами, поставленными им в настоящем соглашении», и «в особенности воздерживаться от всякой агитации и пропаган­ды против правительства или государственных учреждений страны, в которой они находятся».

На российской территории правительство обязывалось совершать с германскими гражданами, германскими фирма­ми и германскими юридическими лицами правовые сделки только с оговоркой о применении третейского разбиратель­ства, которое могло также применяться и в отношении заклю­чённых в Германии правовых сделок. И в целом Соглашение 1921 г. признавалось обеими сторонами, впредь до заключе­ния будущего торгового договора, «основой хозяйственных отношений обеих сторон», должно было «толковаться в духе взаимного благожелательства, направленного к укреплению экономических отношений». Таким образом, положения Со­глашения 1921 г. оставались действующими более четырёх лет. Однако нужно иметь в виду, что это «временное соглашение», принятое «до полного восстановления нормальных сноше­ний» между странами, исходя из этой формулировки, всё же вовсе не означало окончательного признания Германией Со­ветской России.

Что менялось в договорах при переходе стран от отноше­ний de fakto к дипломатическим отношениям, отношениям de jure, показывает соглашение с Италией. Уже первый договор между итальянским и советским правительствами от 26 дека­бря 1921 г. имел, более чем другие, атрибутов, свидетельству­ющих о признании сторонами общеизвестных норм междуна­родного права. Он вполне устраивал обе стороны, начавшие развивать торговые отношения. Инициатива повышения их уровня исходила от Италии. 30 ноября 1923 г. глава итальян­ского правительства Бенито Муссолини, выступая в парламен­те, заявил о невозможности более игнорировать роль и зна­чение возрождающейся России. «Для итальянского хозяйства, для блага итальянского народа выгодно признать Русскую республику де-юре», - заявил он. «Я как глава итальянского правительства даю доказательства моей доброй воли и при­знаю Советы. Этим я вновь ввожу Россию в круг западноев­ропейской общественной, политической и дипломатической жизни». Совершенно очевидно, что заявление диктатора было продиктовано не только интересами итальянской внеш­ней политики и торговли, но и стремлением использовать симпатии народных масс к Советскому Союзу для укрепления его позиций внутри Италии.

Однако договору пришлось ещё выдержать натиск фран­цузской дипломатии, стремившейся сорвать итало-советские переговоры. Под её влиянием итальянское правитель­ство стало предъявлять всё новые и новые требования льгот и преимуществ. Только спустя два месяца, 8 февраля 1924 г., прибывший в Москву итальянский представитель, доставив­ший в Народный комиссариат по иностранным делам ноту Муссолини, сообщил о признании советского правительства Италией де-юре. «Господин народный комиссар! — писал Муссолини Г. В. Чичерину, - Вы знаете, что со дня, когда я воз­главил правительство, моим желанием было осуществить воз­обновление политических сношений между двумя странами, считая таковые полезными для их собственных интересов, а также в общих интересах всей Европы. Поэтому я удовлетво­рён, что сегодня итало-русский торговый Договор подписан... и «политические отношения между двумя странами являются окончательно и прочно установленными».

Советское правительство высоко оценивало результаты советско-итальянских переговоров именно потому, что, как считали в Народном комиссариате по иностранным делам, «от Италии мы получили полное безоговорочное призна­ние. Вначале предполагалось говорить о признании лишь во вступлении к торговому договору, в каком случае признание было бы обусловлено подписанием договора. Мы, однако, ис­пользовали затруднительное положение, в которое Муссоли­ни попал в результате признания со стороны Англии, и мы заставили его послать отдельную ноту, в которой признание даётся независимо от подписания договора». Цена нотифи­цированного признания, как видим, была выше простого тор­гового договора. К тому же Италия прислала в Москву своего представителя в ранге посла.

«Полное» признание СССР Италией выражалось теперь в других нормах и терминах. Главное, что исчезла необходи­мость фиксировать в договоре режим официального предста­вительства. Так, первая статья договора гласила: «Власть каж­дого из договаривающихся государств признаётся единственно законной и суверенной властью соответствующей страны со всеми вытекающими из сего последствиями для другой стра­ны, согласно международному праву и международным обычаям» (выделено автором - Л. Б.).

Всё остальное в договоре являлось выводом из этой основ­ной посылки. Признавалась монополия внешней торговли в СССР, возможность советского Торгового представительства «выполнять на территории Италии функции, возлагаемые на это представительство правительством Союза», т. е. и пользо­вание дипломатическими привилегиями. Уроженцы обеих сторон получали свободный доступ в суды всех инстанций и всех юрисдикций и т. п.

Особое значение имели ранние договоры республики со странами Востока, которые определённым образом выпада­ют из цепи упомянутых договоров западных стран о призна­нии Советской России де-факто. Они подтверждают привер­женность новой России к соблюдению коренных принципов своей внешней политики - полный отказ от неравноправных соглашений. На основе подобных принципов были заключе­ны договоры с Ираном, Афганистаном, Турцией, Монголией, Китаем. В них объявлялись отменёнными и потерявшими всяческую силу все неравноправные трактаты, договоры, кон­цессии и соглашения, заключённые бывшим царским прави­тельством с этими странами, аннулировались числившиеся за ними долги. Была оказана дружеская экономическая помощь отсталым и слаборазвитым странам (безвозмездно и в полную собственность народа передавались сооружённые русскими шоссейные и железные дороги, телеграфные и телефонные станции, электростанции, порты, товарные склады, пароходы и пр.) Такими были, к примеру, договор от 26 февраля 1921 г. с Персией (с 1935 г. - Иран) и договор от 28 февраля 1921 г. с Афганистаном. Россия отменила в отношениях со странами Востока режим капитуляций. Поэтому договоры исходили исключительно из целей развития сотрудничества и добросо­седства, и присвоение иностранным консулам всех прав и пре­имуществ, определяемых нормами международного права, происходило у нас исключительно на началах взаимности.

Инструкция, данная советским дипломатическим пред­ставителям в Афганистане, может служить ярким показате­лям приверженности России этим принципам. Им следовало помнить о том, что страна, которую они представляют, яв­ляется для них «естественным другом». Политика России не агрессивна, это политика мира и дружбы, она нацелена на вза­имное содействие «развитию и процветанию дружественного афганского государства и оказание ему всяческого содействия, какое в наших силах... Мы ни на минуту не думаем навязывать вашему народу такой программы, которая ему чужда». Оце­нивая успехи советской политики в Персии и первый равно­правный договор, подписанный Ираном с великой державой, английский журнал «Nation» писал: «Россия пожинает теперь в Персии плоды своей политики самопожертвования: она от­казалась от всего — от концессий, дорог, телеграфов, банков, не прося ни пенса вознаграждения за убытки... В результате мы имеем безусловный рост русского влияния, которое опи­рается на добрую волю самого персидского населения».

В договорах советского правительства с Ираном и Афга­нистаном провозглашалось взаимное пользование представи­телями правом экстерриториальности и другими прерогати­вами (поднятия государственного флага, неприкосновенность личности и дипломатической переписки, переговоры по теле­фону, радио и телеграфу). В советско-персидском договоре прямо указывалось на действие международного права и обы­чаев, а также норм, действующих в обеих странах в отношении дипломатических представителей. А. В. Сабанин считал такую редакцию «очень примечательной по своей грамотности и полноте». Формула о наличии за дипломатами при условии полной взаимности привилегий и прерогатив, установленных общим международным правом, была затем использована в договорах, заключённых Персией с европейскими странами летом 1928 г. при отмене капитуляций. Россия положила ей начало. Такая отсылка к международному праву понималась как полное во всех отношениях уравнение в правах европей­ского и азиатского контрагентов, т. е. «как принцип передо­вой». Эти договоры, оформляя дипломатические привилегии сторон, являлись существенным источником посольского пра­ва в случаях, когда две страны не были связаны нормальными юридическими отношениями. Но теперь они предоставляли друг другу так называемое фактическое признание, и это было начало процесса перехода буржуазных стран по отношению к советским республикам от состояния интервенции к призна­нию (через фактическое признание) юридическому.

Определённую роль в подъёме авторитета Советской Рос­сии сыграла проведённая в 1922-1924 гг. знаменитая денежная реформа, позволившая стране покончить с финансовой разру­хой, справиться с бюджетным дефицитом и квадриллионами ничего не стоивших дензнаков, остановить бешеную пляску цен. Перед твёрдым советским червонцем, «золотой банкно­той», «феноменом организованного хозяйства» с великим по­чтением склонили голову финансовые заправилы капитали­стического мира.

Червонцы приравнивались к царской золотой десятиру­блёвой монете, причём на 25 % своей суммы обеспечивались золотом, другими драгоценными металлами и иностранной валютой по курсу на золото, а на 75 % - легко реализуемыми товарами и краткосрочными обязательствами. Главным ис­полнителем её был финансовый гений - «большевистский» нарком Г. Я. Сокольников. «Встреченный издевательствами и злобной бранью мировой буржуазной и белогвардейской прессы, ехидными насмешками советских хозяйственников, червонец, ворвавшись в хаос непрерывно обесценивавшейся совзначной валюты, не только занял доминирующее положе­ние в государственной денежной системе, но уже через пол­тора года полностью вытеснил бумажный совзнак. На нашем внутреннем рынке перед червонцем капитулировали амери­канский доллар и английский фунт стерлингов.»

«При падении франка, при катастрофе марки, на биржах Европы червонец стал котировался выше всех других валют. «Банкиры и те правительства, которые нас не признают де- юре, очень хорошо признают бумажку, на которой написано: «сие считать за 10 рублей и подписано: Сокольников», - пи­сала советская пресса. С ней соглашалась и пресса американ­ская: «Великан пробуждается, Русская валюта - одна из немно­гих, которая котируется несколько выше курса доллара. Ничто более не сможет задержать окончательного восстановления СССР».

Было ещё одно обстоятельство, способствовавшее между­народному признанию СССР - обострение борьбы за рынки сырья. 1925 год стал временем интенсивных переговоров капи­талистических держав об урегулировании финансовых вопро­сов между участниками мировой войны. Война оставила после себя миллиарды государственных долгов, безвозвратно истра­ченных на избиение миллионов населения нашей планеты. Те­перь, по прошествии шести лет после Версальского мира, дер­жавы, оправившись от военного угара, вплотную приступили не только к общему расчёту, но и к производству новых цен­ностей взамен уничтоженных. Для этого следовало привлечь к эксплуатации неиспользованные ещё полностью ресурсы тех стран земного шара, которые имели сырьё, продукты и под­почвенные богатства, но не имели достаточно мощных для са­мозащиты от хищнических вожделений империалистических держав местных государственных и военных организаций. Это было новое поле деятельности для американской и европей­ской промышленности. На первый план выплыли широкие планы всемирного сведения счётов по системе банковских балансов, проводимые всемирным кредитором - Северо-Аме­риканскими Соединёнными Штатами, - писал советский жур­нал. Французские маршалы и английские адмиралы понем­ногу, с явной неохотой, уступили первое место американским банкирам. Мировая конъюнктура разрабатывалась теперь не в главных штабах Фоша или его английских и американских коллег, а в кабинетах Моргана и его присных». Эти обстоятель­ства вызвали почти неуправляемый процесс признания азиат­скими и европейскими странами Советской России.

Этот процесс вошёл в историю под названием «парада признаний», данного ему классиками советской дипломатии, которые показали и его шествие по континентам. Начиная с весны 1924 г., дипломатические отношения с СССР, кроме стран, заключивших торговые договоры в начале 1920-х гг. и подтвердивших признание де-юре, установили более двух де­сятков стран мира. Среди них были Китай, Франция, Австрия, Греция, Швеция, Дания, Мексика, Норвегия, Япония... В этом списке отсутствовали США, активно, между тем, торговавшие с СССР. Но и без США Советский Союз всё более и более ста­новился «решающим фактором мировой политики».

Крупным успехом советской дипломатии считается под­писанное 31 мая 1924 г. «Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между Советским Союзом и Китайской республикой», положившее начало официальным дипломатическим отношениям между СССР и Китаем. Пра­вительство Советского Союза, верное принципам своей поли­тики, как это было уже с Персией, не только объявило унич­тоженными и не имеющими силы все договоры и соглашения, заключённые между царским правительством и другими дер­жавами и в какой-либо степени затрагивающие суверенные права или интересы Китая. Оно отказывалось от специальных прав и привилегий, приобретённых царским правительством в Китае, в силу прежних неравноправных договоров, конвен­ций, соглашений и т. д.

Очень сложно устанавливались отношения СССР с Фран­цией, отягощённые проблемой довоенных российских долгов и требованиями выплачивать компенсации держателям рус­ских ценностей и бывшим владельцам национализированных предприятий. Французское правительство во главе с Пуанкаре было не прочь создать концессионные предприятия в России, прибыль с которых шла бы на возмещение понесённых ими убытков. Но при этом Пуанкаре оказывал прямое содействие французским судам, не признававшим официальные акты со­ветского правительства в отношении исков пытавшихся вер­нуть свои права бывших российских собственникам и креди­торов.

К тому же Пуанкаре успешно интриговал против совет­ского правительства в Румынии, поддерживая её притязания на захваченную ею российскую территорию - Бессарабию. Летом 1923 г. правительство Пуанкаре задержало в Бизерте Черноморский флот, уведённый Врангелем из России, с целью продать несколько русских судов Румынии. В ответ на совет­ский протест по этому поводу Пуанкаре выдвинул в ноте от 20 июня 1923 г. своеобразный дипломатический аргумент: совет­ское правительство не имеет права требовать обратно русские корабли, так как оно не признано; не признано же оно потому, что не платит долгов. Но, если бы даже оно и было признано, Франция всё равно имела бы право задержать русские суда в качестве залога за неуплаченные русские долги.

Антисоветская демонстрация Пуанкаре в бессарабском вопросе явилась одним из последних проявлений его ненави­сти к СССР. Пришедшее ему на смену правительство «левого блока» во главе с Эдуардом Эррио, посетившим в 1922-23 гг. Нижегородскую ярмарку и горячо выступавшим за признание СССР, сдвинуло вопрос признания с мёртвой точки. Помогли и мнения французской общественности, которая всё реши­тельнее высказывалась в пользу скорейшего урегулирования взаимоотношений между Францией и СССР. 28 октября 1924 г. Эррио сообщил телеграммой на имя председателя Совнар­кома и народного комиссара иностранных дел, что Франция признала советское правительство. «Правительство республи­ки, — гласило сообщение, — верное дружбе, соединяющей русский и французский народы, начиная с настоящего дня, признаёт де юре правительство СССР как правительство тер­риторий бывшей российской империи, где его власть при­знана населением, и как преемника в этих территориях пред­шествующих российских правительств. Оно готово поэтому завязать теперь же регулярные дипломатические сношения с правительством Союза путём взаимного обмена послами». Таким образом, на сторону СССР в лице Франции встало госу­дарство, правители которого находились долгое время в ряду главных организаторов антисоветской интервенции и блока­ды, опекавшее осевших в стране «непримиримых» белогвар­дейцев, финансировавших и снабжавших оружием Польшу и Румынию, натравливая их на СССР.

К концу 1924 г. из крупных капиталистических держав только Япония и США продолжали политику «непризнания» Советского Союза. Япония категорически отказывалась оста­вить захваченные ею территории на Дальнем Востоке России, в том числе Северный Сахалин, хищнически истребляла его природные богатства, в безразмерных количествах вырубая леса и каменный уголь. В начатых весной 1923 г. по инициа­тиве советского представителя в Китае переговорах советское правительство предложило Японии установить дипломатиче­ские отношения, заключить договор и определить окончатель­ный срок оставления Японией Северного Сахалина. Но Япо­ния жаждала закрепить эту российскую территорию за собой, предлагая либо выкупить её за приличные деньги, либо отдать в концессию на длительный срок нефтяные, угольные и лесные богатства острова, а также железные дороги. Естественно, она сохраняла также требования выплаты долгов царского прави­тельства и возвращения национализированной частной соб­ственности японским подданным. Переговоры зашли в тупик.

СССР помогло растопить японский лёд случившееся 1 сентября 1923 г. огромное землетрясение, уничтожившее 70 % промышленности Токио и большую часть судостроительных заводов в Иокогаме. Советское правительство пришло на по­мощь японскому народу, направив в Японию пароход «Ле­нин» с продовольствием и санитарными отрядами. И далее СССР продолжил оказывать японскому народу финансовую помощь, в том числе сборами с населения (всего около 320 тыс. руб. золотом). К тому же в Японии в мае 1924 г. к власти при­шло новое правительство во главе с Като, который иницииро­вал продолжение советско-японских переговоров в Пекине. В итоге 20 января 1925 г. была заключена советско-японская кон­венция «Об основных принципах взаимоотношений между Союзом Советских Социалистических Республик и Японией», согласно которой обе стороны восстанавливали дипломатиче­ские и консульские отношения друг с другом. Японское пра­вительство согласилось на эвакуацию своих войск с Северного Сахалина к 15 мая 1925 г. В свою очередь советское правитель­ство пошло навстречу Японии и согласилось предоставить ей желанные концессии на Северном Сахалине. Протокол «Б», приложенный к конвенции, предусматривал заключение кон­цессионных договоров с японскими компаниями, рекомендо­ванными японским правительством. Они получали право на эксплуатацию месторождений угля и нефти, на поиск и раз­ведку на нефть, кир - продукт нефти, и горючие газы на тер­ритории размером до 1.000 кв. вёрст на восточном побережье Сахалина.

Итак, к середине 1920-х гг. советская дипломатия, с честью защитив интересы российского государства и составлявших Советский Союз республик, добилась не только ликвидации дипломатической изоляции, но и серьёзного роста его между­народного влияния, что способствовало успехам в проведении новой экономической политики.



   

Временная регистрация на территории Москвы необходима иностранцам и гражданам Российской Федерации, которые прибыли в столицу из других регионов РФ. В соответствии с действующим законодательством (а именно — статьей 5 закона N 5242-1 "О праве граждан РФ на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах РФ"), временная или постоянная регистрация граждан России проводится в срок до 90 дней с момента прибытия. Для граждан других стран максимальный срок проживания без предварительной регистрации составляет 7 дней с момента прибытия.

Для чего нужна временная регистрация?

Поиск работы и трудоустройство

Получение медицинского обслуживания

Зачисление в детский сад, школу, вуз

Постановка на учет в военкомате

Оформление визы

Получение банковских услуг, кредитов

Отсутствие временной регистрации в Москве, в случае нарушения сроков пребывания облагается штрафом в размере от 3 до 5 тысяч рублей для граждан РФ, и от 5 до 7 тысяч рублей для иностранцев. Кроме того, при выявлении правонарушения органами правопорядка, для иностранцев будет инициирована процедура административного выдворения за пределы Российской Федерации.

Таким образом, услуга оформления временной регистрации в Москве защитит вас от проблем с законом, а также позволит уверенно чувствовать себя в любой ситуации!

Как мы можем помочь?

Компания Eurasialegal предоставляет юридическую помощь в получении временной регистрации на территории Москвы. Мы ведем активное сотрудничество с собственниками жилья, что позволяет зарегистрировать наших клиентов в любом районе столицы на срок от нескольких месяцев до 5 лет.

  • Официальная организация работы с клиентом

  • Минимальные сроки оформления документов

  • Доступная стоимость всего комплекса услуг

Воспользуйтесь услугами юристов Eurasialegal!

Наши юристы предоставляют услуги консультационного сопровождения как гражданам субъектов Российской Федерации, так и жителям СНГ и сопредельных стран. Располагая многолетним опытом работы в данной отрасли, мы гарантируем, что процесс получения временной регистрации пройдет в кратчайшие сроки, а результат будет полностью соответствовать вашим ожиданиям.



О портале:

Компания предоставляет помощь в подборе и прохождении наиболее выгодной программы иммиграции для получения образования, ведения бизнеса, трудоустройства за рубежом.

Телефоны:

Адрес:

Москва, ул. Косыгина, 40

office@eurasialegal.info