Некоторые теоретико-правовые аспекты формирования исполнения уголовного наказания в монастырских тюрьмах
![]() Евсеев Т.И. ![]() Финогентова О.Е. |
ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА Евсеев Т.И., Финогентова О.Е. В статье рассматривается вопрос о реализации уголовного наказания в монастырских тюрьмах Российского государства. Авторы в представленной работе указывают на сложившиеся стереотипы исполнения наказания в монастырях. Проведя анализ исследовательских работ, авторы пришли к выводу, что в современной историко-правовой науке сложился определенный стереотип, в соответствии с которым монастырское заключение представляется как исключительная уголовная репрессия, ориентированная на принесение мук заключенному. Авторы же пытаются сконцентрировать внимание на том, что именно в российских монастырях были сделаны первые попытки пенитенциарного воздействия на правонарушителей. Именно в монастырях стала практиковаться «епитиматия», позволяющая осужденному находиться вне заключения, что способствовало последующей ресоциализации. Получалось, что монастыри стали первооткрывателями условно-досрочного освобождения в уголовно-исполнительном праве, а также стали первыми в применении пенитенциарных норм в российском праве. |
Интерес к монастырским тюрьмам вызван в обществе идеей об открытии в системе исполнения уголовного наказания специальных учреждений, способных не только исполнить наказание, но и исправить правонарушителя, сделав его достойным членом общества. Сторонники этой теории считают, что такими тюрьмами могут стать специальные пенитенциарные тюрьмы, где в основе будет христианское учение о добре и зле, где на основе положительного примера будут укрепляться положительные тенденции законопослушного проживания в обществе. Эти тюрьмы можно сравнить по устройству и организации с христианскими монастырями, где еще в XVI в. были заложены основы пенитенциарного перевоспитания.
Но многие задаются вопросом: «А не повторяем ли мы исторические ошибки в этом деле?»
В Российском государстве монастырские тюрьмы были известны еще со времен Киевской Руси, об этом пишет в своем диссертационном исследовании Н. И. Петренко. Данные учреждения, по мнению исследователя, существовали наряду с княжескими - государственными в Русском государстве. Они функционировали на основании княжеских приговоров и уставов, на основе которых происходило разграничение полномочий местной власти в лице княжеского посадника и церковной власти. Властная подчиненность государственных и церковных тюрем иногда перекликалась в деле реализации наказания или внесудебной изоляции неугодного представителя общества. Но хотелось бы отметить, что исследователи все свое внимание концентрировали на репрессии церковного учреждения в отношении какого-либо известного представителя аристократической части общества. Представители данной социальной группы вначале своего срока уголовного наказания могли содержаться в государственном учреждении, а позже с связи с изменением политической конъюнктуры отправлялись в монастырское закрытое учреждение с его специфическим режимом отбывания наказания со специальной инструкцией по содержанию, адресованной настоятелю. Все это говорит о наказании конкретной персоны, но были и простые обыватели разных сословий, которых судили мирским либо церковным судом. Их также могли отправить в монастырь для отбытия наказания, которое могла быть с изоляцией осужденного в специальной келье либо без изоляции такового.
Получается, что монастырские тюрьмы в деле реализации наказания были ориентированы не только на специализированный контингент, но и на обычный спецконтингент уголовной сферы общества. Иногда монастыри на определенной территории представлялись единственным учреждением со специальным помещением для содержания приговоренных к заключению.
В источниках прослеживается определенная запутанность подчиненности тюремных учреждений различного вида, но несмотря на это, можно выделить четыре основных группы учреждений, основываясь на месте расположения объектов.
По утверждению исследователя В. А. Рогова, все тюрьмы российского государства можно условно разделить на четыре группы.
Первую группу составляли вотчинные тюрьмы, расположенные в подвалах, в конских дворах, административных помещениях по месту проживания полномочного представителя власти находившегося в вассальной зависимости от великого князя. Эти места заключения изначально ориентировались на вотчинную юрисдикцию. Режим содержания в таких тюрьмах во многом зависел от трактовки должностным лицом законов и личного отношения к заключенному. Обладающий судебной властью монарха вассал выносил приговор на основе приговора или закона, а охрана и режим содержания в таких тюрьмах определялись уже должностными лицами аппарата управления на местах.
Вторую группу составляли государственные тюрьмы, находившиеся в юрисдикции центральной власти, расположенные в административных зданиях на территории государства и в хозяйственных постройках дома Великого князя.
Третью группу мест заключения составляли монастыри, где в подвалах, кельях земляных погребах, приспособленных для отбывания тюремного заключения, содержались лица, обвиненные в ереси и нарушении нравственных и моральных норм и определенный уголовный элемент для исправления. Специальных унифицированных норм регулирующих отбывания наказания для всехмонастырских тюрем также не было. Исследователи указывают, что заключенные содержались в тесноте, духоте, без доступа света, практически полностью изолированно от внешнего мира, но при этом забывают о контингенте этих же тюрем, помещенном в это учреждение по приговору мирского суда. Режим церковного учреждения должен был способствовать изменению образа мыслей, мировоззрения заключенного, укрощению гордыни и привитию смирения всем категориям заключенных.
Четвертую группу составляли места заключения, образование которых происходило в процессе земско-губных реформ. Отличительной чертой этих учреждений было активное участие населения Московского государства в их организации и охране. Возникшие в 30-е годы XVI в. по инициативе дворянства, части посада и крестьян губные и земские избы заменили наместников, не справлявшихся с «лихими людьми». Созданные, прежде всего, как карательные органы, губные избы вели борьбу с разбойниками, татями, занимались сыском беглых, выносили и исполняли наказания и ведали губной тюрьмой.
Губные избы, как правило, действовали на территории волости, позднее - уезда. Для руководства и координации губных органов в Москве существовала Разбойная изба, или, как она еще называлась, Губная изба. Правовой основой деятельности губных и земских изб были губные и земские грамоты.
Нас же интересует третья группа учреждений, которые именуются в источниках «Церковным домом». Церковный дом - это специальное помещение в монастыре, где отбывали церковное наказание. Вероятно, заключение было сопряжено с наложением епитимии и пребыванием там определенное время до передачи виновной родственникам после уплаты соответствующих церковных пошлин.
Еще раз напомним, что таким домом называли специфическое учреждение исполнения наказания, находящееся формально в юрисдикции церкви, но в котором содержались осужденные за уголовные преступления.
Первым источником, где содержалась информация о монастырской тюрьме, были летописи. Так, исследователь Р. Г. Скрынников пишет, что еще в 1136 г. по решению новгородского вече Всеволод Мстиславович со всей семьей изолирован на епископском дворе в специальном месте, которое в последующие времена стали называть «Церковным домом». С этого момента «дом церковный» становился местом изоляции не только противников режима, но и местом содержания светских правонарушителей. Перечень правонарушений, за которые могли нарушителя поместить в «дом церковный» был довольно большим, начиная от сожительства до убийства ребенка.
Так, например, согласно «Заповедям святых отцов к исповедующимся сынам и дочерям» митрополита Георгия (10721073) избавление женщиной от плода влекло за собой епити- мию в виде 3-летнего поста, отбываемого в Церковном доме.
Пространная редакция «Устава князя Ярослава о церковных судах», датируемая концом XII - первой четвертью XIII в., содержит уже семь статей, имевших санкцией водворение в Церковный дом. Помимо вышеназванных проступков, данному наказанию подлежали женщины, вступившие в связь с лицами другого вероисповедания, женщины, убившие новорожденных детей, а также юноши, избившие своих родителей. Причем в последнем случае «отрок» наказывался волостелем, т.е. светским судом, а затем подлежал церковному суду с направлением в «дом церковный».
В период Московского царства «Церковный дом» как место заключения расширил границы своего использования не только в социальном, но и в географическом плане. Это было связано со строительством новых монастырей на окраинах государства - новых присоединенных территориях.
Уже в период первых Романовых появилась возможность удалить неугодных в Казань, Астрахань, Сибирь, заменяя тюремное заключение ссылкой, которая выделилась из тюремной изоляции в особый вид наказания. Это говорит об определенном дефиците тюремных учреждений. Частично проблему дефицита тюремных учреждений на новой территории царская власть решила посредством использования в качестве таковых закрытых учреждений церкви - монастырей. Это было очень удобно для государства, ибо монастыри уже по своим конструктивным особенностям как нельзя лучше отвечали задачам тюремного заключения. Кроме того, «здесь они находятся под столь бдительным надзором особенной стражи и самих монахов (которые отвечают головой за их побег), что им не остается никакой надежды, как кончить свою жизнь в заточении».
«В монастыри ссылались люди не столько с целью наказания, сколько - исправления и направления на путь истинный» писал об узниках Соловецкого монастыря в конце XIX в. М. Колчин.
Как правило, с каждым новым узником приходили специальные инструкции, в которых описывался режим его содержания. Режим мог зависеть от социального статуса узника, степени его «преступления». Зависели узники и от отношения к ним настоятеля монастыря, который пользовался в обители неограниченной властью. В связи с этим режим содержания варьировался. Заключенных могли держать на цепи, в кандалах, одевать «в рогатки», морить голодом, они могли по усмотрению настоятеля быть подвергнуты пыткам, а могли быть освобождены от оков и даже в отдельных случаях могли жить на дворе монастыря на правах послушника или гостя. Именно о таком случае пишет А. В. Карташев: «Сосланный в Ферапонтов монастырь опальный патриарх Никон имел своих келейников и слуг, мог гулять во дворе монастыря, ловить рыбу и с ведома приставов принимать гостей и посетителей». Данная тенденция сохранилась и в последующие времена. 27 февраля 1902 г. Судом В. Е. Мельникова осудили на один год монастырского заключения. Он прошил весь свой срок в монастырской келье, без решеток, замков, караула.
Но, как мы указывали, режим содержания зависел от инструкции - своего рода правил внутреннего распорядка каждой монастырской тюрьмы. Первая подобная инструкция посвящена режиму содержания игумена Троицкого монастыря Артема, сосланного на Соловки по обвинению духовного собора в ереси, и относится ко времени правления Ивана Грозного - 1554 г. В этом документе даются наставления относительно содержания заключенного в монастыре: «Пребывати же ему внутрь монастыря с великою крепостью и множайшим хранением, заключену ж ему быти в некоей келье молчательной, да яко и тамо душевредный и богохульный недуг от него ни на единаго же да не распространится, и да не беседует ни с кем же, ни с церковными, ни с простыми того монастыря или иного монастыря мнихи». Строжайше запрещалось ссыльному посылать кому бы то ни было письма и послания, а также и ему передавать как письма, так и вещи, от кого бы то ни было «но точию затворену и заключену в молчании сидети и каяться о прелести еретичества своего, в неже впаде».
Одной из задач монастырского заключения являлось пресечение распространения вредных идей через общение. В связи с этим заключенным не только запрещалось с кем бы то ни было переписываться, но и общаться с караулом. Особо опасным и беспокойным узникам рот могли закрывать кляпом, который вынимали только на время приема пищи. «...Если оный колодник станет произносить важные и непристойные слова, то класть ему в рот кляп и вынимать, когда пища будет дана, а что произнесет в то время, то все записывать и, содержа секретно, писать о том в Тайную канцелярию».
Питание также регламентировалось такими инструкциями. Питались заключенные с монастырского стола, если иное не оговаривалось данным документом. В основном в отношении их питания существовало следующие предписание: «В пищу давать только хлеб да воду и подавать (их) в окно капралу». Заключенным строжайше воспрещалось иметь при себе деньги и личные вещи.
В целях «исправления» колодников их предписывалось «смирять по монастырскому обычаю нещадно», это означало, что заключенные должны жить по монастырскому уставу. Они должны были работать на тяжелых работах, и они могли быть подвергнуты телесным наказаниям за неисполнение работ. Это наказание иногда исследователи интерпретировали как пытку, но по своему содержанию это было нельзя назвать пыткой. Пытки были запрещены по отношению к простым обывателям. Архиепископ Холмогорский Афанасий в особой грамоте запретил пытать узников на территории святой обители. Пытки скорее были исключением для простых колодников и граждан, отбывающих монастырскую епитимию. Таких узников со временем переводили на домашнюю епитимию с переводом в мирское общество под присмотр духовника.
В Московском государстве к заточению в монастырскую тюрьму приговаривали в результате гласного процесса. В первой главе Соборного Уложения 1649 г. содержались преступления против религии, причем к преступлениям против религии и веры относились и преступления против нравственности. Поэтому количество преступников, попадавших за свои преступления в монастырские тюрьмы, было внушительным. По подсчетам, при Петре I система приобретает свое логическое завершение, а маховик зачастую внесудебных репрессий раскручивается с беспрецедентным размахом. Резко возрастает количество заключенных, появляются новые как мужские, так и женские монастыри-тюрьмы: в центре и на севере России, на Урале и в Сибири. Монастырское тюремное заключение начинает активно использоваться как средство борьбы с политическими противниками.
Как указывает в своем исследовании А. Пругавин, в XIX в. монастырские тюрьмы функционировали автономно и им предоставлялась возможность определения срока исправления. Он пишет: «...И теперь в наши дни при ссылке и заточении в монастыри совсем не указывается срока, на который то или другое лицо подвергается этому наказанию. В указах и постановлениях, при которых ссылаются в монастыри эти лица, обыкновенно предписывается только содержать их в тюрьме "впредь до раскаяния" или же "впредь до исправления", иногда же просто - "для смирения", без всякого указания срока».
Порядок содержания и надзора за заключенными содержался в направляемых вместе с ними инструкциях. В наиболее важных случаях составлялись две инструкции: Министерством внутренних дел и духовным ведомством. В 1820 г. в Суздальский Спасо-Евфимиевский монастырь был сослан основатель скопческой секты Кондратий Селиванов. Этого узника сопровождало две инструкции: одна была дана архимандриту этого монастыря министром внутренних дел графом В. П. Кочубеем, другая была составлена и подписана лично Михаилом, митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским. По сравнению с предыдущим периодом, содержание этих инструкций по-прежнему оставалось неизменным, и в них присутствовала основная задача монастырского заключения - покаяние, что само по себе является основой пенитенциарного направления.
Согласно Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. церковное покаяние назначалось в следующих случаях:
1) если статьи Уложения не содержали уголовной санкции, ограничиваясь отсылкой виновных к церковному суду:
— уклонение от исполнения уставов Церкви со стороны новообращенных в Православную веру;
— приверженность иноверческим обычаям;
— уклонение от исповеди и причащения;
— неприведение родителями к исповеди детей;
— неправильное лечение с нанесением тяжкого вреда здоровью или с летальным исходом;
— оставление погибающего без помощи;
— противозаконное сожительство;
— случайное причинение смерти;
— покушение на самоубийство;
2) кроме этого, в случаях уголовной ответственности:
— прерывание богослужения побоями или насильственными действиями в отношении священнослужителей;
— превышение пределов необходимой обороны, приведшее к смерти;
— двоебрачие;
— вступление в четвертый брак;
— вступление в брак с нехристианином;
— похищение замужней женщины;
— нанесение увечий супругу или супруге;
— принуждение родителями детей к вступлению в брак;
— принуждение родителями детей к вступлению в монашество;
— прелюбодеяние, а также ряд других противозаконных действий.
К церковному покаянию приговаривались также все ссылаемые в Сибирь. И это может указывать, что количество заключенных в монастырских тюрьмах было внушительным. Для регулирования этого количества настоятели монастырей наделялись собственными полномочиями, которые могли заключенного перевести в другой разряд и назначить ему определенный вид наказания. Это наказание по своей сути зависело от показателя покаяния, что являлось показателем пенитенциарного действия. Условия применения условно-досрочного освобождения давали возможность монастырским настоятелям регулировать пенитенциарный процесс. Священнослужители становились поводырями для мирян, совершивших преступление. И это влияло на дальнейшее поведение бывших правонарушителей. Священнослужители, начиная с XVIII в., становились постоянными посетителями российских тюрем. Перевод в монастырскую тюрьму давал возможность скорейшего освобождения. Освобождению предшествовало покаяние. Одной из форм церковного покаяния было открытое церковное покаяние (публичное). Наказанию этому придавался тот смысл, что оскорбивший своими деяниями благочестивое чувство христиан должен был доставить публичное удовлетворение этому чувству присутствующим при богослужении.
Священнослужители и в мирской жизни участвовали в перевоспитании осужденных в местных тюрьмах. По повелению Высочайшего Синода они входили в состав местных отделений попечительского общества о тюрьмах. Так, Верхнеуральское тюремное отделение было сформировано из представителей общественности Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии, в которое входил местный «Благочинный священник Николай Иванович Малышев».
Священнослужителям было вменено в обязанность ежемесячно встречаться с заключенными тюремного замка и проводить с ними воспитательную работу, направленную на формирование у осужденных устойчивого чувства раскаяния.
Региональное руководство мест заключения уделяло определенное внимание организации в тюрьмах церковных служб. Часовен и церквей в большей части тюрем не было, лишь при губернском Оренбургском тюремном замке существовала церковь св. Великомученицы Варвары, где богослужение совершалось священником и диаконом, получавшими жалование из сумм Оренбургского попечительного общества о тюрьмах. Для богослужения в воскресные и праздничные дни в других уездных тюрьмах выделялись отдельные помещения. Как правило, это была обычная арестантская камера, которую временно преобразовывали в культовое учреждение. Кроме этого, местные священники приглашались для бесед с арестантами по мере необходимости.
Для своих встреч с целью подготовки заключенных священнослужители использовали специальную литературу, которую сами писали и при помощи епархии издавали. Примером могут служить факты, относящиеся к писательской деятельности священнослужителей. Так, священник Гурьянов, работавший в Оренбургском губернском тюремном замке, в 1887 г. издал работу «Помощь в несчастье», священник Кро- хотулкин, посещающий Челябинский тюремный замок, в конце 1890 гг. написал брошюру «Искупление греха». Все изданные книги были одобрены губернским тюремным правлением и были переданы в тюремные библиотеки и местные этапы уральского хребта и горного правления заводов Урала. В изданных книгах прослеживалась Гаазовская мысль о преступлении как социальной болезни, но это было сделано с православных позиций. На страницах брошюры объяснялось, почему человек попал в тюрьму, что ему надо сделать для искупления своего греха и вступления на путь истиной веры.
Хочется отметить, что к началу XX в. под влиянием общественного мнения монастырские тюрьмы как вид учреждения, не зависящего от государства, были расформированы и закрыты. Еще в 1883 г. самые известные заключенные тюрьмы Соловецкого монастыря были переведены для проживания в монастырские кельи. В начале века тюремное помещение было переоборудовано под больницу. Последний заключенный Спасо-Евфимьевской монастырской тюрьмы, старообрядец Федор Ковалев, был освобожден 2 марта 1905 г. Можно утверждать, что эта дата стала своеобразной точкой в деле развития монастырских тюрем. Правда накопленный опыт перевоспитания и опыт пенитенциарного воздействия стал использоваться в пенитенциарной науке. Пенитенциарное воздействие на правонарушителя в монастырских тюрьмах оказывалось с момента послушания и заканчивалось формированием привычки посещать церковь в праздничные и воскресные дни.
Лучше же все сказал о предназначении тюрьмы товарищ обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената И. В. Мещанинов: «Тюрьма по самой цели своего учреждения не может быть предприятием коммерческим, доходною статьею; цель ее иная, более высокая - помещение преступных граждан в возможность правильным образом вести будущую свободную жизнь; исправленный преступник составляет ценное приобретение для общества, стоящее, само по себе, известных расходов. Посему государство должно в известных случаях поступаться своими доходами от работ, памятуя эту святую и великую задачу тюрьмы».