Правонарушения по русско-византийским договорам

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА Сидорова А.В. В статье рассматривается понятие «правонарушение» в Древней Руси X в. Исследуется сущность, субъекты, объекты и виды правонарушений по русско-византийским договорам 911 г. и 944 г.

Понятие правонарушения является одним из централь­ных в науке теории государства и права. В общей теории права правонарушение рассматривается как «антипод правомерно­го поведения индивида, наносящее ущерб личности человека, и, кроме того, обществу и государству». Поскольку различ­ные правонарушения затрагивают установленный правом порядок, понятие «правонарушение» является стержневым понятием в любой правовой системе. Необходимо отметить, что данное понятие не всегда закрепляется на законодатель­ном уровне. Как отмечает Н. Н. Вопленко, правонарушение, являясь антиподом правомерного поведения, по своим соци­альным истокам, ровесник государства и права. Традиционно в теории государства и права правонарушение понимается как общественно вредное, виновное, противоправное деяние дееспособного лица, как правило, влекущее юридическую ответственность. В современной юридической литературе общепризнанным является мнение, согласно которому кри­терием разграничения правонарушений на преступления и проступки является характер и степень общественной опасно­сти деяния. Являясь правовым феноменом, правонарушение не могло и не может одинаково восприниматься различными правовыми системами, а тем более в различные исторические периоды развития права. Существующие ныне в российском праве представления о правонарушении возникли не случай­но, а сложились под влиянием разнообразных исторических факторов и поэтому современная наука, и в том числе теория государства и права, не может обойтись без исторической ос­новы. Следовательно, одной из важнейших задач является из­учение и анализ факторов, способствующих формированию понятия «правонарушение», его признаков, критериев диф-ференциации в исторической ретроспективе. Как указывает Р. Л. Хачатуров, «ретроспективный взгляд на исторический процесс представляет собой существенный момент в опреде­лении смысла современного переходного периода России и перспектив его развития».

Об эволюции правовых понятий можно судить исходя из анализа источников права. Исследованию источников права посвящено большое количество исследований как общетеоре­тических, так и межотраслевых. Для анализа понятия «право­нарушение» в праве Руси X в. мы обратимся к русско-визан­тийским договорам, как к одним из немногих сохранившихся писаных источников права рассматриваемого нами историче­ского периода. Необходимо отметить, что славяне вступили в соприкосновение с Восточной Римской империей, когда у них еще не сложилось классовое общество. Первые контакты сла­вян с Византией начались еще в V в., о чем упоминали в своих трудах такие греческие историки, как Прокопий Кесарийский, Псевдо-Маврикий, Иоанн Эфесский, Менандр Протиктор. В. Т. Пашуто пишет: «Установлению межгосударственных дого­ворных отношений Руси с Византией предшествовали веко­вые связи с империей отдельных земель восточнославянской конфедерации». Экономические предпосылки этих отноше­ний окрепли с VII в., когда князья отдельных земель восточ­но-славянской конфедерации уже имели какие-то договоры с Византией касательно торговли и войны. Так, Г. М. Барац склонен полагать, что договорные отношения между Русью и Византией существовали с давних времен, в подтверждении чего он приводит свидетельства византийских историков о су­ществовании договора в IX в. Но сам документ не дошёл до нас.

В 911 г. великим князем Олегом и византийским импера­тором Львом был подписан мирный договор, его текст при­водится в «Повести временных лет». Спустя 34 года в 944 г. был подписан договор между князем Игорем и греческими императорами Леоном и Александром. Договор 944 г. был со­ставлен по аналогии с договором 911 г., но более подробно. Кроме того, в научной литературе упоминаются договор Руси с Византией 907 г. (данный договор дошел до нас только в пе­ресказе летописца), заключенный Олегом с царями Леоном и Александром, и договор 971 г., заключенный Святославом. До­говоры 907 и 971 гг. являются одними из древнейших истори­ческих источников, но поскольку в них не содержатся право­вые нормы, то они не будут рассматриваться нами в данном исследовании. Необходимо упомянуть об одной из особен­ностей вышеуказанных русско-византийских договоров. Эти мирные договоры были заключены между двумя государства­ми, одно из которых существовало уже много веков и являлось развитым, а второе недавно возникло и бурно развивается.

С. П. Обнорский, на основании исследований оригиналов обоих договоров, утверждает, что они были написаны изна­чально на греческом языке, но впоследствии их тексты были переведены на русский язык, и, следовательно, составители «Повести временных лет» использовали при составлении ле­тописи договоры, уже переведенные на русский язык. Другие ученые, в том числе И. И. Срезневский, полагали, что догово­ры были написаны на греческом языке, а затем переведены на древнеболгарский язык.

Данное утверждение опровергается наличием большо­го количества русских слов, используемых в текстах (месячи­на - «месячное содержание», слебное - «посольское», гости - «купцы», за ся - «назад, домой»); наличием в текстах форм причастий, свойственных только русскому языку (приходячи, хотячи, поидучи). Так, согласно договору 907 г. читаем: «да приходячи Русь слебное емлють, елико хотячи, а иже прихо- дячи гости да емлють месячное на 6 месяць. хлеб [и] вино и мясо и рыбы и овощь. И да творять им мовь. елико хотять. По- идучи же Роусь домови за ся, да емлють у цесаря вашего [на путь] брашно и якори и ужа и пре и елико надобе». Соглас­но данной статье, приехав в Византию, русские послы должны были получать посольские дары (содержание), сколько захо­тят взять, а приехавшие русские купцы - получать месячное содержание на шесть месяцев, состоящее из хлеба, вина, мяса, рыбы и плодов. И баню им нужно было топить столько раз, сколько они захотят. А когда они будут отправляться назад на Русь, то должны были получать у цесаря на путь еду, якоря, снасти и паруса, сколько им надо.

По мнению И. С. Улуханова, обилие грамматических форм и простота синтаксической структуры языка договоров свидетельствуют о том, что мы имеем дело с записями устных договоров дипломатов Руси и Византии (по крайней мере, в значительной их части, исходящей от русских), а не с пере­водом греческого текста и не с древнеболгарским языком. А послы киевского князя естественно говорили на том языке, который употреблялся в повседневной жизни Древнерусского государства. Данное мнение подтверждается преобладанием в текстах договоров слов и форм, свойственных русскому языку, наличием русских форм причастий и тем, что из славянизмов употреблены лишь те, которые вошли в разговорную речь (овощи, брашно).

Отечественные ученые-правоведы уделяли не слишком пристальное внимание договорам 911 и 945 гг., и до сих пор данные источники права остаются недостаточно исследован­ными. Дореволюционными учеными и учеными советского периода русско-византийские договоры рассматривались ис­ключительно как торговые договоры. С такой точкой зрения согласиться нельзя. Несомненно, в договорах одно из важных мест занимают нормы, регулирующие торговлю между двумя странами, но содержание договоров этим не исчерпывается. Составители включили в договоры нормы, регулирующие не только торговлю, но и другие многочисленные вопросы, такие например, как: восстановление мирных отношений; нормы о преступлениях против жизни, личности и имущества; об от­ветственности за правонарушения; о выдаче преступников и др. Следует согласиться с мнением Р. Л. Хачатурова, кото­рый указывает, что в основу договоров были положены нор­мы международного права, обычаи и законы Киевской Руси и нормы греческого права. По его мнению, русско-византий­ские договоры - плод совместной работы договаривающих­ся сторон, в которых отразилось как русское, так и греческое право. В русско-византийском договоре 911 г. составители неоднократно используют такие юридические термины, как «закон Руский» (статьи 1, 4, 5, 15), «покон» (ст. 15). В договоре 944 г., в отличие от договора 911 г., помимо термина «закон Ру- ский» (статьи 9, 14) упоминается и иной термин - «устав» (ст. 6). Ссылки в договорах на «Закон Руский», «закон», «покон», «устав» доказывают, что нормы эти были заимствованы из на­ционального русского законодательства и приспособлены к международным договорам.

Право Древней Руси (X в.) имеет отличительную особен­ность. Она заключается в том, что в этот период одновремен­но на территории молодого государства действовали нормы обычного права, княжеских уставов и «Закона Руского».

В ст. 3 договора 911 г. указано: «А о главах, иижеся клю- чить проказа, урядим сице: да елико яве будет показании яв- леными. Да имеють верное о тацех явлении, а ему же начнут не яти веры, да кленеться часть та, иже ищеть ненятью веры; да егда кленеться по вере своеи, будеть казнь, якоже явиться согрешенье». С. В. Юшков предложил следующий перевод данного отрывка: «Что касается преступлений, если случиться злодеяние, договоримся так: пусть обвинение, содержащееся в публично представленных (вещественных) доказательствах, будет признано доказанным; если же кому-либо (доказатель­ству) не станут верить, то пусть присягнет та сторона, которая домогается, чтобы ему (доказательству) не доверяли; и когда присягнет, согласно своей вере, пусть наказание будет соответствовать характеру преступления». При переводе текстов русско-византийских договоров он переводит термин «прока­за» как пагуба, несчастье, преступление.

В. А. Томсинов, сопоставив термины «проказа» и «обида», уточняет, что под «обидой» в древнерусских текстах подраз­умевается оскорбление, действия, причинившие смерть или материальный ущерб, а термин «проказа» употребляется для обозначения замышляемого в голове злодеяния. Термин «проказа», по мнению В. А. Томсинова, является церковносла­вянским. По его мнению, существовало две системы термино­логии - церковнославянская и делового русского языка, суще­ствующие с самого своего начала в тесном взаимодействии. По его мнению, в древней Руси церковнославянские термины ста­ли утверждаться в сфере русского делового языка, в том числе и в систему светской юридической терминологии, уже в X в.

С данным мнением нельзя согласиться, поскольку термин «обида» в рассматриваемых нами русско-византийских дого­ворах не используется. Что же касается распространения хри­стианства на Руси, то в X в. оно еще не носило повсеместный характер и поэтому не могло оказывать влияние на формиро­вание древнерусской юридической терминологии. По нашему мнению, высказанное Томсиновым В.А. предположение при­менимо для законодательства более позднего периода, а имен­но для законодательства Московского государства.

Термин «проказа» так же встречается и в договоре 944 г. Так согласно ст.12: «Ци аще ключится проказа некака от Грек, сущих под властью цесарьства нашего, да не имать власти каз- нити я, но повеленьем цесарьства нашего да прииметь, якоже будеть створил». Согласно данной статьи если же будет со­вершено какое-либо злодеяние греками, подданными нашего царского величества, то (Вы) не имеете права их (самовольно) наказывать, но согласно повелению нашего царского величе­ства пусть получат (они наказание) в меру своих поступков.

Слово проказа - древнерусское слово. Так, в словаре А. Х. Востокова - «проказа... проказы... вредные козни». У И. И. Срезневского в «Материалах для словаря древнерусско­го языка по письменным памятникам» проказа - «зло, вред, злодеяние». Согласно Этимологическому словарю П. Черных глагол «проказити» означал «погубить, повредить, извести». М. А. Исаев в своей работе дает следующие определение тер­мину проказа: «Проказа - неприятность в общем смысле, обо­значение любого значительного ущерба, либо преступления, грабежа, разбоя, нападения». Толковый словарь В. И. Даля и областные словари подтверждают факт использования и в XIX в. слова «проказить» в смысле «красть, лукавить, хитрить, обманывать и т.п.», то есть в том же понимании, что и в древ­нерусском языке. Следовательно, можно предположить, что именно термин «проказа», используемый в русско-византий­ских договорах, является наиболее близким к современному понятию «правонарушение». Кроме того, являясь общим по­нятием, он соединял в себе различные противоправные дея­ния.

Большое количество статей рассматриваемых нами до­говоров относятся к уголовному праву в современном его по­нимании (статьи 4, 5, 6, 7, 8, 12 договора 911 г.; статьи 5, 6, 9, 13 ф, 14 договора 945 г.). В них устанавливается ответственность за различные правонарушения (преступления), такие как: кра­жа, грабеж, нанесение ран мечом или другими предметами, убийство.

Преступления, указанные в русско-византийских догово­рах, можно подразделить на следующие категории:

- преступления против жизни;

- преступления против собственности;

- преступления против личности.

Преступления против личности в свою очередь можно подразделить на преступления против жизни и преступления против здоровья.

В рассматриваемых договорах имеется ряд норм о престу­плениях против жизни. Так, в договоре 911 г. говорится: «Аще кто убьетъ Христьана Русин или Христьян Русина, да оумреть, идеже аще сотворить убииство. Аще ли убежить сотворивыи убииство, аще есть имовит, да часть его, сиречь, иже его будеть по закону, да возметь ближнии убьенаго, а и жена убившаго да имеет, толицем же пребудеть по закону. Аще ли есть не- имовит сотворивыи убои и убежав, да держиться тяжи, донде- же обрящеться, яко да умреть». Данная статья вошла в текст договора 944 г., но с изменениями: «Аще убьеть Хрестьянин Русина или Русин Хрестьянина, да держим будеть створивыи убииство от ближних убьенаго, да убьють и. Аще ли ускочить створивыи убои аще будеть имовит, да возьмуть именье его ближьнии убьенаго. Аще ли есть неимовит и ускочить же, да ищють его, дондеже обрящется; аще ли обрящется, да убиен будет».

Законодатель того времени особо выделил убийство че­ловека с потерпевшей крушение ладьи: «Аще ли ключится кому лодьи убьену быти от нас, Руси. да повинни будуть то створшии прежереченною епитимьею» (ст. 8 договора 911 г.). Аналогичная норма включена в договор 944 г.: «И о томъ, аще обрящютъ Русь кубару Гречьскую, въвержену на коем любо месте, да не преобидятъ; аще ли от нея возьметь кто что, ли человека поработить, или убьеть, да будеть повинен закону Руску и Гречьску».

Следует отметить, что преступления, посягающие на жизнь, законодателем не разделялись на категории. Все пре­ступные деяния (правонарушения), завершавшиеся смертью потерпевшего, именовались убийством. Непосредственным объектом данного противоправного деяния является жизнь человека. Что интересно, такое деяние могло иметь только форму действия, а вот бездействие, приведшее к смерти потер­певшего, не признавалось основанием для уголовного пресле­дования. Последствие такого деяния должно было заключаться в смерти потерпевшего. Причинная связь между деянием и его последствиями предполагалась, а отсутствие такой связи должен был доказывать обвиняемый в убийстве. Отметим, что не имело значения, намеренно ли преступник лишил жизни человека или случайно, главное, что человек мертв, а следова­тельно, должна наступить и ответственность за это.

Следующий вид преступлений, указанный в русско-ви­зантийских договорах - преступления против личности. Дан­ные нормы содержатся как в договоре 911 г. так и в договоре 944 г. Нормы эти очень сходны, но имеют и существенные разли­чия. Так, в ст. 5 договора 911 г. говорится: «Аще ли ударить ме­чем, или бьеть кацем любо сосудом, за то ударение или бьенье, да вдасть литр 5 сребра, по закону Рускому. Аще ли неимовит тако сотворивыи, да вдасть елико может, да соиметсъ себя и ты самыа порты, в них же ходить, а о проче да роте ходить своею верою, яко никако же иному помощи ему, да пребываеть тяжа отоле не взыскаема». В договор 944 г. была включена анало­гичная норма, но с изменениями: «Ци аще ударить мечем или копьем, или кацем любо оружьем Русин Грьчина или Грьчин Русина, да того деля греха заплатить серебра литр 5 по закону Рускому» (ст. 14). Поскольку удар мечем, копьем или каким- либо сосудом (удар мечем, копьем или каким-либо оружием по договору 944 г.) мог привести к серьёзнейшим травмам, сле­довательно, объектом данного правонарушения являлось здо­ровье человека. Кроме того, такие действия могли причинить не только вред здоровью, но и моральный вред. И независимо от силы удара наказание предусматривалось одно и то же - 5 литр серебра. Для признания человека виновным в данном случае, во-первых, необходимо, чтобы преступник совершил определенные действия, а именно: ударил бы жертву мечем или копьем, а также бил бы ее каким-нибудь бытовым пред­метом. И, во-вторых, необходимо, что бы в результате такого противоправного деяния потерпевшему был причинен физи­ческий ущерб и возможно моральный. Так же как и в случае с убийством форма вины для признания деяния преступлением и размера назначаемого наказания не имела значения.

Древнерусское право различало несколько форм престу­плений против имущества: кража, грабеж, разбой.

Под кражей понималось тайное хищение чужого иму­щества. Так в договоре 911 г. устанавливалось: «Аще украдеть Русин что любо у Хрестиана или паки Хрьстиян у Русина, и ят будет в том часе итать, егда татбу сътворить от погубившаго что любо, аще приготовиться тать творяи, и убьен будет, да не взищеться смерть его ни от Хрестьян, ни от Руси, но паче убо да возметь свое, иже погубил. Аще дастьруце свои украдыи, да ят будет тем же, у негоже будет украдено, и связан будеть, отдасть то, еже сместворити, и сотворить триичи». В договор 944 г. включена аналогичная статья, но видоизмененная: «Аще ли ключится украсти Русину от Грек что, или Грьчину от Руси, достоино есть възвратить не точью едино, но и цену его; аще украденное обрящеться продаваемо, да вдасть цену его сугубо, и топокажнен будет по закону Гречьскому по уставу, и по зако­ну Рускому». Здесь видно, что законодатель внес изменения, смягчив наказание за хищение.

Составителями договоров особо выделены две разновид­ности кражи: кража с потерпевшего крушение судна и кража челяди. Что касается кражи с потерпевшего крушения судна, то согласно в ст. 8 договора 911 г.: «Аще ли ключится кому от лодьи убьену быти от нас, Руси, или възяту быти чему любо, да повинни будуть то створшии прежереченною епитимьею». Договор 944 г. добавляет, что «аще ли от нея возьметь кто что ... да будеть повинен закону Руску и Гречьску» (ст. 9). Объ­ективная сторона правонарушения заключается в совершении кражи в отсутствие собственников или незаметно от них. В том случае если «тать» (вор) будет замечен и окажет сопротивле­ние, то его деяние будет уже квалифицироваться, как грабеж.

Статья 12 договора 911 г. содержит нормы о краже, бегстве и насильственной продажи челяди «.Аще украден будеть челядин Рускыи, или ускочить, или по нужи продан будет, и жаловати начнуть русь, покажется таковое от челядина, да поимуть Русь; но и гостие, погубиша челядин, и жалують, да ищуть, обретаемое, да поимуть е. Аще ли кто ускушеньа сего не даст створити местник, да погубить правду свою». Следует обратить внимание на следующую особенность, согласно дан­ной статье византийские чиновники обязаны были принимать участие в розыске бежавших или украденных русских рабов. Статья 3 договора 944 г. содержала аналогичные нормы, од­нако в ней отсутствовало указание на обязанность византий­ских чиновников производить розыск беглых русских рабов. В отличие от договора 911 г. в договор 944 г. включена статья, устанавливающая вознаграждение за поимку и возвращение беглого раба вместе с похищенным им имуществом хозяина (ст. 4). Кроме того, в статье установлен и размер вознагражде­ния - «два золотника».

Исходя из анализа текстов русско-византийских догово­ров можно сделать вывод, что законодательство Древней Руси X в. различало собственно кражу и кражу, переходящую в гра­беж.

Субъективная сторона кражи характеризуется виной в форме прямого умысла. Предметом кражи могло выступать любое имущество, находящееся в собственности свободных граждан. Что касаемо кражи, переросшей в грабеж, то вор изначально рассчитывал остаться незамеченным, но его заме­тили. С этого момента он уже грабитель, а если он еще и ока­зывал сопротивление, опасное для жизни и здоровья собствен­ника, то это уже квалифицируется законодателем как разбой. Субъективная сторона грабежа аналогична субъективной сто­роной кражи.

Проанализировав статьи, посвященные краже и грабежу, можно утверждать, что законодатель выделяет покушение на данные преступления и оконченные преступления, при этом момент окончания определен продажей похищенного иму­щества. Так, ст. 6 договора 911 г. предусматривала наказание за покушение на кражу (если вор был застигнут потерпевшим на месте совершения кражи). В ст. 5 договора 944 г. говорится и о покушении на грабеж «если кто из русских попытается (само­вольно) взять что-либо у людей нашего царского величества» и о грабеже как об оконченном преступлении «если же (он) уже возьмет (что-либо)».

Однако это не имело никакого значения на практике, по­скольку в случае если преступник был застигнут на месте пре­ступления, и независимо от того, окончено или не окончено преступление, он мог быть убит собственником имущества и при этом последний не считался бы виновным.

Следующий вид преступления, который можно выделить в договоре 911 г. - разбой: «Аще кто или Русин Хрестьяну или хрестьян Русину мученьа образом искус творити, и насилье яве возметь что либо дружне, да въспятить триичи». Дого­вор 944 г. аналогичной нормы не содержит. Исходя из текста договора следует, что в Древней Руси разбой понимался как двухобъектное преступление, поскольку, во-первых, оно пося­гало на конкретное имущество, находящееся в собственности, а во-вторых, посягало на здоровье лица, которое подверглось нападению. Отметим, что современное уголовное право сохра­нило разбой как двухобъектное преступление. В Древней Руси противоправное деяние могло было быть признано разбоем только при одновременном наличии следующих условий: имущество должно быть изъято и при этом потерпевшему причинены «мученьа». Субъективная сторона разбоя в X в. заключалась в том, что разбойник совершает определенные действия по присвоению чужой собственности, которые но­сят насильственный характер и при этом собственнику могут быть причинены «мученьа», то есть физические страдания. Из смысла текста следует, что разбойник поддался искушению («мученьа образом искус творити»), а следовательно, он осоз­навал преступный характер своего деяния, желая наступления общественно-опасных последствий и делая для этого все воз­можное.

Субъектом противоправных деяний по русско-византий­ским договорам являлся подданный Великого князя Киевского и подданный императора Византийского, в случаях, оговорен­ных в договорах. Следовательно, субъектом могло быть только физическое лицо. Анализируя тексты рассматриваемых нами договоров, можно сделать вывод, что в дохристианскую эпо­ху не имело значения, кто совершил противоправное деяние - подросток или взрослый человек, мужчина или женщина, ответственность наступала для всех в одинаковой степени. В. В. Момотовым высказано предположение, что «большую роль в определении дееспособности и правоспособности лиц играл возраст. По общему правилу, дееспособность наступала в пе­риод с 15 до 20 лет». Однако с таким предположением согла­ситься нельзя, поскольку в рассматриваемых договорах отсут­ствуют указания на различие в правоспособности свободных граждан в зависимости от возраста и пола.

Но все же существовали некоторые различия в уголовной правосубъектности лиц. Различия эти основывались на уровне материальной обеспеченности правонарушителя. Так, зажи­точный человек в некоторых случаях мог откупиться принад­лежащим ему имуществом от смерти, а человек неимущий был лишен такой возможности. Так, согласно ст. 4 договора 911 г., если убийца убежит, но окажется имущим, то причи­тающуюся ему часть имущества возьмет родственник убитого, а если преступник окажется неимущим и при этом он бежал, то он должен был находиться под судом до тех пор пока его не найдут, а когда он будет найден, он должен быть убит. Ана­логичное наказание предусматривала и ст. 13а договора 944 г.

Отдельно следует сказать о челяди. В X в. на Руси челя- дин - раб. Главнейшим источником рабства в древнерусском государстве являлся плен. Челядин (раб) не являлся субъектом права, а был объектом правонарушения. Так, согласно ст. 12 договора 911 г. «если русский челядин будет украден или убе­жит или будет насильно продан; . так же если и купцы поте­ряют челядина и заявят об этом, то пусть производят розыск и, найдя его, заберут ...». Статья 3 договора 944 г. повторяла в общей форме ст. 12 договора 911 г. А следовательно челядин не обладал правосубъектностью.

Анализ текстов договоров показывает, что объектами правонарушений X в. являлись: жизнь, здоровье и имущество, принадлежащее свободным гражданам Киевской Руси и Ви­зантии. Необходимо еще раз отметить, что челядь, упомина­емую в договорах, следует отнести к имуществу. Высказанной С.   Н. Ревиной мнение о том, что «институт права собственно­сти является центральным элементом правовой системы...», можно отнести и к правовой системе Киевской Руси.

Что же касается вопроса о пределах действия норм, со­держащихся в договорах, то в данном вопросе у ученых нет единого мнения. Высказываются различные точки зрения. Одни ученые считают, что нормы русско-византийских дого­воров применялись как в Византии так и на Руси. Такого мне­ния придерживался Ф. Г.Эверс, но при этом он уточнял, что «оба народа строго придерживались своих законов». Такой видный ученый, как В. И. Сергеевич, отмечал, что из взаимных отношений договаривающихся сторон и из некоторых выра­жений договоров надо заключить, что составители их, опреде­ляя частное право греков и Руси, имели в виду только греков и Русь, находящихся в пределах греческой территории. В этом вопросе В. И. Сергеевича поддержал М. Дьяконов, указав: «Обыкновенно думают, что договоры применялись на терри­ториях договаривающихся сторон и что русский закон, есте­ственно, господствовал на русской территории. Но когда пред­ставлялись случаи применять к отношениям между греками и Русью нормы договорного права на русской территории? Греки к нам приезжали вообще редко, а по торговым делам и вовсе не допускались. Значит, нормы договорного права име­ли применение почти исключительно в пределах Византии». Однако исследования ученых последних лет свидетельствуют о том, что в русских городах в XI в. работали греческие ма­стерские, и, кроме того, древнерусское государство посещали греческие купцы. Кроме того, в мирных договорах имеются статьи, действия которых ограничивалось территорией одно­го государства (ст. 13 договора 911 г.; статьи 3, 4 договора 944 г.). В данных статьях четко определены границы их действия, следовательно, все остальные нормы, не имеющие таких огра­ничений, распространяли свое действие на территориях двух стран.

Таким образом, можно утверждать, что русско-византий­ские договоры 911 и 945 гг. представляют собой запись реально действовавших правовых норм Древней Руси и Византии. При составлении договоров для описания противоправных деяний использовались разнообразные, но уже устоявшиеся в зако­нодательстве того времени юридические понятия и терми­ны. Например, «убийство», «убой», «татба» (кража), «казнь» (в смысле наказания), «закон», «покон», «устав» и т.д. Что же касается понятия «правонарушение», то в терминологии древнерусского права X в. оно имеет наиболее близкий аналог в по­нятии «проказа». Противоправные деяния рассматривались как нарушение частного права. Право Руси не знало четкого разграничения правонарушений (противоправных деяний) на виды. Следует отметить, что в рассматриваемых договорах отсутствует специальный термин, обозначающий различные преступления, однако законодатель четко выделяет группы противоправных деяний, которые могут быть отнесены с со­временной категорией «преступление».

Субъектами правонарушений являлись только свободные граждане Киевской Руси и Византии, независимо от возраста и пола. Но все же существовали некоторые различия в уголов­ной правосубъектности лиц. Различия эти зависели от уровня материальной обеспеченности правонарушителя.

Необходимо отметить, что все противоправные действия могли иметь только форму действия, форма вины для призна­ния деяния преступлением и размера назначаемого наказания не имела значения.

Следует согласиться с высказыванием В. А. Томсинова о том, что «зарождавшаяся русская юриспруденция имела в те времена прочный фундамент для развития в качестве самосто­ятельного явления - явления исконно русского как по своему содержанию так и по форме».

История государства и права