Статус подозреваемого в контексте советского периода развития отечественной государственности
ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА Пономаренко С. И. В работе исследуется правовой статус подозреваемого в условиях советского государства. Автор анализирует влияние различных нормативно-правовых актов данного периода на статус подозреваемого, меняющийся в зависимости от изменения политико-правовой ситуации в обществе. |
Значительным периодом развития теоретических и законодательных основ отечественного института подозреваемого явился советский период уголовно-процессуального законодательства и правоприменительной практики 1923-1990 гг.
Созданная 10 ноября 1917 г. рабоче-крестьянская милиция была наделена функциями производства дознаний по преступлениям и проступкам. Органы милиции имели право проводить неотложные следственные действия, задерживать подозреваемых и препровождать их в местные народные суды или следственные комиссии по принадлежности, под руководством и по указаниям которых они проводили дознание и розыск. О каждом случае задержания советская милиция должна была составить протокол с точным обозначением места, дня и часа задержания, а равно основания применения этой меры, хотя сами основания не были конкретизированы в Инструкции «Об организации советской рабоче-крестьянской милиции» от 12 октября 1918 г.
УПК РСФСР 1922 г., восприняв подходы Устава уголовного судопроизводства (УУС) к регламентации процедур предварительного следствия и дознания, тем не менее, более четко разграничил компетенцию органов дознания и предварительного следствия. Дознание здесь рассматривалось как следующий непосредственно за возбуждением уголовного дела этап производства, осуществляемый органом дознания, в случае необходимости, безотлагательно, пока к расследованию не приступил следователь. Он был обязан закрепить доказательства и задержать подозреваемое лицо. Таким образом, само производство дознания по УПК 1922 г. во многом напоминало производство, предусмотренное статьями 257, 258 УУС. Основные черты производства данного вида использовались в недавнем прошлом УПК РСФСР 1960 г. (ст. 119) и используются в действующем УПК РФ в форме производства органами дознания неотложных следственных действий по делам, относимых к компетенции следователя (ст. 157).
Принятие УПК РСФСР в 1923 г. и последующее внесение в него изменений и дополнений привело к определенному размытию различий между следствием и дознанием. Однако, несмотря на то, что сам термин «подозреваемый» широко использовался законодателем в УПК 1922 г. и УПК 1923 г., их нормы не определяли понятия данного участника предварительного расследования и основания признания его таковым. В ст. 100 УПК РСФСР 1923 г. устанавливались только основания задержания лица по подозрению в совершении преступления, практически оставшиеся неизмененными и в действующем ныне законодательстве (ст. 91 УПК РФ). В ст. 145 УПК РСФСР 1923 г. говорилось об избрании меры пресечения в отношении подозреваемого до предъявления обвинения.
Статья 102 УПК РСФСР 1923 г. с изменениями и дополнениями от 16 октября 1924 г. наделила орган дознания и следователя правом избрания мер пресечения в зависимости от результатов допроса подозреваемого. При этом допрос лица в качестве подозреваемого как при производстве дознания, так и предварительного следствия на практике из исключения превратился в норму. Стало обычным, что сначала лицо допрашивалось как подозреваемый, а затем — при подтверждении подозрения — привлекалось и допрашивалось уже в качестве обвиняемого1. В то же время подозреваемый оставался бесправным участником уголовного процесса. На органы предварительного расследования даже не возлагалось обязанности разъяснять подозреваемым сущность подозрения. Наряду с необеспеченностью прав лиц, подвергавшихся уголовному преследованию, подобная практика приводила к многочисленным следственным ошибкам.
Приняв во внимание отмеченные обстоятельства, Прокуратура СССР издала Циркуляр от 5 июня 1937 г. № 41/26 со следующими предписаниями: «При допросе граждан, подозреваемых в совершении преступления, не допускать наименования их «подозреваемыми» и вообще устранить из следственной практики фигурирование на следствии того или иного лица в положении «подозреваемого». Если в отношении того или иного лица имеются данные, указывающие на совершение им преступления, привлекать это лицо к уголовной ответственности и допрашивать в качестве обвиняемого».
Исследователями правого статуса подозреваемого данного периода неоднократно ставился вопрос о необходимости законодательного расширения оснований появления в уголовном деле. При этом многие авторы считали желательным, чтобы соответствующее лицо признавалось подозреваемым путем вынесения специального постановления органом расследования, как это свойственно для иных участников уголовного судопроизводства, имеющих собственный интерес в деле.
Позиция руководства страны позднего советского периода на восприятие демократических правовых ценностей западного типа привела к тому, что 13 ноября 1989 г. были приняты Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве3. В ч. 1 ст. 14 этого законодательного акта было установлено, что подозреваемый имеет право обеспечивать свою защиту путем участия защитника с момента задержания, ареста или предъявления обвинения. Этот шаг существенным образом укрепил процессуальный статус подозреваемого. Тем самым защитник получил возможность участвовать в производстве по уголовному делу на начальном этапе предварительного расследования, в том числе в форме дознания. Начала состязательности таким образом были распространены и на досудебное производство. Одновременно законодатель уделил повышенное внимание укреплению правового статуса лиц, подвергаемых заключению под стражу и задержанию по подозрению в совершении преступлений. Этот процесс завершился принятием в 1995 г. Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», который значительно расширил права подозреваемого заключенного под стражу.
Нормы ст. 14 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве напрямую применялись в практике органов предварительного расследования. Лишь 23 мая 1992 г. был принят Закон РФ «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР», который воспринял эти нормы и одновременно уточнил, что защитник допускается к участию в деле с момента объявления протокола задержания. Этим же законом закреплено право подозреваемого на обжалование в суд законности и обоснованности ареста или продления срока содержания под стражей.
Как верно отмечено В. С. Шадриным, данный Циркуляр интересен не только как свидетельство реакции органа высшего надзора за законностью на сложившуюся порочную практику расследования, но и как образец отражающего колорит той эпохи волевого решения, ставящего указания ведомственного нормативного акта выше требований закона. Тем не менее данная позиция Циркуляра не привела ни к каким изменениям и дополнениям в действующий тогда УПК применительно к нормам, упоминающим подозреваемого. Исполнение же этой установки на практике вызвало эффект гораздо более негативный, чем ранее. Лица, подозреваемые в совершении преступления, стали повсеместно допрашиваться в качестве свидетелей, т.е. попросту понуждались к даче показаний, не обладая правом на защиту. Не случайно в указанный период проблема подозреваемого стала одной из наиболее актуальных в теории и практике уголовного процесса. Дискуссия сводилась к необходимости разрешения вопросов о понятии подозреваемого, целесообразности существования этой процессуальной фигуры вообще и о порядке допроса лиц, подозреваемых в совершении преступления. Некоторые авторы призывали вообще отказаться от термина «подозреваемый», другие предлагали привлекать заподозренных лиц к даче объяснения по уголовному делу без присвоения им какого-либо процессуального звания либо допрашивать подозреваемых по правилам допроса свидетелей и т.п. Отстаивалась также позиция о необходимости сохранения фигуры подозреваемого в случае ее появления в результате задержания заподозренного лица либо применения к нему меры пресечения до предъявления обвинения.
Наиболее прогрессивной и дальновидной точкой зрения являлась та, согласно которой пороки сложившейся практики признания граждан в качестве подозреваемых усматривались в отсутствии у подозреваемого прав, и высказывалось предложение о необходимости наделения его правами: давать объяснения и возбуждать ходатайства перед органами расследования о получении тех или иных доказательств; присутствовать и давать объяснения при производстве некоторых экспертиз и осмотров; обращаться за помощью к защитнику. Тем не менее, с учетом официальной позиции Прокуратуры СССР, обсуждение проблемы подозреваемого было практически свернуто.
В послевоенные годы дискуссия о понятии подозреваемого вновь актуализировалась. Возобладала точка зрения профессора М. С. Строговича — считать подозреваемыми только тех, в отношении кого при производстве по уголовному делу до привлечения в качестве обвиняемого применяется задержание или одна из мер пресечения, и допрашивать такое лицо в качестве подозреваемого. Эту позицию разделили другие ученые процессуалисты.
В связи с подготовкой нового уголовно-процессуального законодательства во второй половине 50-х годов дискуссия о фигуре подозреваемого приобрела новую остроту. Многие авторы возражали против сохранения фигуры подозреваемого, считая, что это неминуемо приведет к нарушениям законности и привлечению граждан по подозрению в уголовном процессе без достаточных оснований. Другие авторы, наоборот, выступали не только за сохранение подозреваемого, но и за расширение оснований его появления в деле.
Так, Л. М. Карнеева предлагала считать подозреваемым «лицо, по поводу действий которого производится расследование до предъявления ему обвинения в связи с недостаточностью собранных по делу доказательств». Процессуальным актом, посредством которого обосновывалось бы появление подозреваемого в деле, по ее мнению, должно являться постановление о возбуждении уголовного дела против определенного лица.
Высказывалась точка зрения об излишестве специального акта о признании лица подозреваемым и возможности допроса такого лица в качестве подозреваемого во всех случаях, когда имеются данные, уличающие его в совершении преступления. При этом подозреваемый должен наделяться тем же объемом прав, что и обвиняемый.
В итоге дискуссии возобладала точка зрения М. С. Строговича, пользовавшегося огромным авторитетом в науке, возглавившего комиссию Президиума Верховного Совета РСФСР по подготовке нового Уголовно-процессуального кодекса. 25 декабря 1958 г. Верховный Совет СССР принял Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик. Этот законодательный акт содержал Раздел II: «Участники процесса, их права и обязанности», в котором подозреваемый не упоминался. Видимо, это в определенной мере было обусловлено научной позицией М. С. Строговича, который исключал подозреваемых из числа подвергаемых уголовному преследованию, к каковым он относил только обвиняемых.
Тем не менее, в этом акте впервые были сформированы основы процессуального статуса подозреваемого. Статья 32 Основ именовалась «Задержание подозреваемого в совершении преступления». В ней приводился перечень оснований для задержания, который в дальнейшем был полностью воспроизведен в ст. 122 УПК РСФСР 1960 г. В ч. 3 ст. 32 Основ наконец-то были указаны элементы статуса подозреваемого: «Лицо, задержанное по подозрению в совершении преступления, имеет право обжаловать действия лица, производящего дознание, следователя или прокурора, давать объяснения и заявлять ходатайства». В ч. 4 этой же статьи устанавливались гарантии обоснованности задержания.
Согласно ч. 2 ст. 33 Основ, в исключительных случаях мера пресечения могла быть применена в отношении лица, подозреваемого в совершении преступления, и до предъявления ему обвинения. В этом случае обвинение должно быть предъявлено не позднее десяти суток с момента применения меры пресечения. Если в этот срок обвинение не будет предъявлено, мера пресечения отменяется. В соответствии с ч. 3 этой же статьи лицу, заключенному под стражу в отмеченном порядке, представлены те же права, что и задержанному по подозрению в совершении преступления.
Во исполнение предписания рассматриваемого законодательного акта о поручении Верховным Советам союзных республик привести законодательство республик в соответствие с Основами уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, Третьей сессией Верховного Совета РСФСР пятого созыва 27 октября 1960 г. принимается Закон «Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса РСФСР». Он был введен в действие с 1 января 1961 г. и применялся (с учетом многочисленных изменений и дополнений) вплоть до 1 июля 2002 г.
Глава третья УПК РСФСР «Участники процесса, их права и обязанности» в ч. 1 ст. 52 впервые в отечественной истории права напрямую отнесла подозреваемого к участникам уголовного судопроизводства и сформулировала его понятие: «Подозреваемым признается: 1) лицо, задержанное по подозрению в совершении преступления; 2) лицо, к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения». В ч. 2 ст. 52 подозреваемый был наделен правами, которыми ранее, согласно ч. 3 ст. 32 Основ, наделялся задержанный. Помимо этих прав общего характера, подозреваемый также наделялся достаточно обширными правами специального характера, закрепленными в других нормах УПК. Например, право знать, в чем он подозревается, вытекало из положений ч. 3 ст. 122 и ч. 2 ст. 123 УПК и т.п. Тем самым правовое положение подозреваемого было очерчено достаточно четко. Однако он является кратковременным (на срок не более 10 дней) и необязательным участником предварительного расследования. В отличие от подозреваемого, обвиняемый обладал гораздо большими процессуальными правами, что позволяло разграничивать статусы этих лиц. С малозначительными изменениями подобное положение подозреваемого в уголовном судопроизводстве сохранялось вплоть до 90-х годов. В то же время на уровне уголовно-процессуального законодательства союзных республик указание на подозреваемого как на участника процесса (вплоть до распада СССР) содержалась только в УПК РСФСР (ст. 52), УССР (ст. 43), Армянской ССР (ст. 47 (1)), Литовской ССР (ст. 59), Таджикской ССР (ст. 53 (1)). Тем не менее реальная правоприменительная практика в других союзных республиках фактически признавала подозреваемого.
Несмотря на кажущуюся однозначную определенность понятия подозреваемого, проблема его процессуального положения оказалась неисчерпанной. Постоянно давала о себе знать тенденция к расширению оснований появления в уголовном деле подозреваемого. Лиц, в отношении которых имелись данные, позволяющие предполагать их причастность к совершению преступления, но не дающие оснований применять к ним задержание или меру пресечения при производстве расследования, зачастую допрашивали в качестве свидетелей. При этом перед началам допроса они предупреждались об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и отказ от дачи показаний, а полученные показания фиксировались в протоколе допроса свидетеля. В результате возникла парадоксальная ситуация, когда заподозренному в известной мере выгоднее было оказаться в положении задержанного по ст. 122 УПК РСФСР и тем самым приобрести его право для защиты от подозрения, в том числе, права не давать показания, чем под угрозой уголовного наказания изобличать самого себя в инкриминируемом деянии.
Исследователями правого статуса подозреваемого данного периода неоднократно ставился вопрос о необходимости законодательного расширения оснований появления в уголовном деле. При этом многие авторы считали желательным, чтобы соответствующее лицо признавалось подозреваемым путем вынесения специального постановления органом расследования, как это свойственно для иных участников уголовного судопроизводства, имеющих собственный интерес в деле.
Позиция руководства страны позднего советского периода на восприятие демократических правовых ценностей западного типа привела к тому, что 13 ноября 1989 г. были приняты Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве. В ч. 1 ст. 14 этого законодательного акта было установлено, что подозреваемый имеет право обеспечивать свою защиту путем участия защитника с момента задержания, ареста или предъявления обвинения. Этот шаг существенным образом укрепил процессуальный статус подозреваемого. Тем самым защитник получил возможность участвовать в производстве по уголовному делу на начальном этапе предварительного расследования, в том числе в форме дознания. Начала состязательности таким образом были распространены и на досудебное производство. Одновременно законодатель уделил повышенное внимание укреплению правового статуса лиц, подвергаемых заключению под стражу и задержанию по подозрению в совершении преступлений. Этот процесс завершился принятием в 1995 г. Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», который значительно расширил права подозреваемого заключенного под стражу.
Нормы ст. 14 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве напрямую применялись в практике органов предварительного расследования. Лишь 23 мая 1992 г. был принят Закон РФ «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР», который воспринял эти нормы и одновременно уточнил, что защитник допускается к участию в деле с момента объявления протокола задержания. Этим же законом закреплено право подозреваемого на обжалование в суд законности и обоснованности ареста или продления срока содержания под стражей. Пленум Верховного Суда РФ от 29 сентября 1994 г. в постановлении № 6 разъяснил, что задержанное по подозрению в совершении преступления лицо также обладает правом на обжалование в судебном порядке законности и обоснованности задержания. Тем самым в России закрепилась практика применения процедуры «Habeas Corpus Act», давно известной уголовному процессу западных стран, что также способствовало укреплению процессуального статуса подозреваемого.
Таким образом, институт подозреваемого в советский период отечественной государственности имел в своем развитии четыре основных этапа:
Первый этап (1917-1937 гг.). На данном этапе используются еще подходы Устава уголовного судопроизводства 1864 г.
Второй этап (1937-1959 гг.) характеризуется предпринятой на ведомственном уровне попыткой ликвидировать институт подозреваемого.
Третий этап (1959-1990 гг.) явился наиболее продуктивным ввиду законодательного определения понятия подозреваемого и формирования его процессуального статуса.
Четвертый этап (1990-1994 гг.) характеризуется серьезным расширением прав подозреваемого и приведением его статуса в соответствие с мировыми стандартами прав личности в уголовном судопроизводстве.