Высшее обучение в Европе - это огромный выбор школ и университетов, факультетов и специальностей.
Эволюция отношения к ребенку в обществе требует признания за ним статуса социального субъекта как самостоятельной социально-значимой ценности, находящей свое отражение в Конституции Российской Федерации.
Сопоставление части 1 статьи 54 Семейного кодекса РФ, в соответствии с которой «ребенком признается лицо, не достигшее восемнадцати лет (совершеннолетия)», и статьи 21 Гражданского кодекса РФ, в которой дается понятие дееспособности гражданина, позволяет сделать вывод, что понятия «ребенок» и «несовершеннолетний» тождественны и используются в российском законодательстве как равнозначные.
Особенность, автономность и специфика правового положения несовершеннолетних является общепризнанной. «Включив в законы понятие несовершеннолетнего, законодатели государств и всего международного сообщества установили юридическую границу между несовершеннолетием и совершеннолетием, создав тем самым автономную демографическую группу людей – носителей специфических прав и обязанностей, …потребность создания такой автономной группы диктуется необходимостью особой, специальной правовой защиты несовершеннолетних, обусловленной особыми психофизиологическими и социальными качествами личности детей и подростков».
На разных этапах своей истории Россия по-разному решала вопросы, касающиеся несовершеннолетних, сообразуясь с особенностями своего социально-экономического развития. Оглядываясь на далекое прошлое, можно заметить, как ребенок из полностью бесправного, приравненного к неодушевленному предмету существа превращается в существо живое, человеческое, занимающее какое-то свое, пусть еще малозаметное место в обществе любой формации. Очень медленно и с великой осторожностью государство освобождает ребенка с помощью закона от сковывающих его личность цепей.
Говоря о разнообразии в определении возрастных категорий детей, необходимо отметить важную для правового исследования деталь: возрастные категории во многих, если не во всех, языках первоначально обозначали не столько хронологический возраст человека, сколько его общественное положение, социальный статус. Древнерусское слово «отрок» (буквально – «не имеющий права говорить») означало: «раб», «слуга», «работник», «княжеский воин». Связь возрастных категорий с социальным статусом сохраняется и в современных языках. Умаление возрастного статуса человека, обращение к нему как к младшему («молодой человек», «парень» и т. п.) нередко содержит в себе оттенок пренебрежения или снисходительности. Подчеркнем, что подростковый возраст еще двести–триста лет назад как бы и не существовал. Детство кончалось вместе с половым созреванием. Так что отрочество есть продукт глубоких социально-экономических преобразований нового времени, в определенном смысле «подарок» цивилизации подрастающему поколению.
Вследствие того, что долгое время личность заслонялась семьей, общиной, государством и не получила своего правового определения, правовое регулирование положения детей осуществлялось через институт семьи. Следовательно, при рассмотрении вопроса о развитии законодательства о детях в России важное место следует отвести институту семьи, и как социальному, и как правовому. Необходимо отметить, что правовой характер данного института еще до конца не определен.
В ходе развития общества и государства происходит отмирание хозяйственной функции семьи. В период преобладания натурального хозяйства семья испытывала потребность в рабочей силе и одновременно потребность в детях, экономические мотивы рождения детей играли важную роль. Дети были экономически выгодны семье сначала как участники производства, затем как основные работники и наследники, обеспечивающие родителей в старости. Иными словами, преобладала экономическая мотивация рождения детей.
Современный культ детства, культ ребенка имеют свой генезис, свою историю, исходным пунктом которой была ситуация в точности до наоборот. Это видно из эволюции отношения к детской смертности3. Умерщвление ребенка в древних обществах (инфантицид) было естественной нормой и диктовалось экономической необходимостью выживания семьи в условиях малопроизводительного труда. Кроме того, ребенок в силу физической и умственной беспомощности часто становился объектом ритуального убийства – жертвоприношения. В качестве примера можно привести «идеальное» государство Платона, в котором уничтожали младенцев не только с телесными недостатками, но и рожденных от «худших родителей»4. Обычаи Спарты оправдывали смерть такого ребенка тем, что «жизнь не нужна ни ему самому, ни государству»5. История христианских учений также не свободна от антигуманности по отношению к ребенку, да и в Новом Завете не найти реабилитации ребенка, понимания детских проблем, простого сочувствия. Исследования русского фольклора позволяют обнаружить так называемые «смертные колыбельные»6. Можно предположить, что они были эффективным средством «демографической политики» древних, а именно: либо приговором больному, слабому, лишнему ребенку, либо средством испытания его на «живучесть», на волю к жизни. Общеизвестно, что в России в медицинской науке до XVIII века бытовало убеждение о ненужности лечить ребенка до 2-х лет, поскольку им еще распоряжается бог или природа.
Все это отражает реальную ситуацию, когда веками традиционно дети считались низшими существами, безраздельно, как другие виды собственности, принадлежащими взрослым. За детьми не признавалось право на автономное существование, им отводилось сугубо зависимое, подчиненное положение. Детоубийство, телесные наказания, жестокое обращение, насилие по отношению к детям характеризуют многие времена и народы вплоть до настоящего времени.
Историческое развитие культуры привело к коренному перевороту в восприятии самого ребенка. Гуманистическое мировоззрение радикально меняет ситуацию, в результате чего ребенок становится символом жизни, творчества, спасения, владеющим преимуществом времени. Например, в религиозных представлениях о ребенке присутствовало уважительное отношение к детской жизни как воплощению ангельской чистоты, простоты и целомудрия. Здесь возникают решающие предпосылки культивации детства, проблем детского развития, воспитания нового человека. Показателен факт связанности начала истории борьбы с детской смертностью с началом истории развития капитализма, о чем говорится в ряде специальных исследований.
Дальнейшее развитие концепция отношения государства и общества к ребенку, роли семьи в его становлении как человека, самостоятельного социального субъекта получает в трудах российских ученых XIX и XX веков.
Выдающийся русский педагог П.Ф. Каптерев, выступая в 1906 году в Родительском кружке с докладом «Об общественно-нравственном развитии и воспитании детей», образно отметил: «Дети не ослы, навьюченные грузом обязанностей, но личности, у которых, как и у взрослых личностей, обязанности идут наравне с правами. Поэтому к детям, даже самым маленьким, следует относиться с осмотрительностью, бережно, уважать в них человеческую личность и не нарушать права их. Родители должны отчетливо осознавать свое отношение к детям и выполнять свои обязанности к ним без криков, без угроз, без раздражения и гнева, с каковым спокойствием должны требовать и от детей исполнения их обязанностей по отношению к себе. Семья, построенная на таких принципах, будет представлять благоприятную почву для гражданского развития дитяти, для развития в будущем энергичного борца за неприкосновенность своих личных и гражданских прав, врага от всего сердца всяких насильников».
Российское государство начала третьего тысячелетия также пытается определить наиболее оптимальные, соответствующие его (государства) целям и задачам пути, способы, направления деятельности в отношении к своему будущему – подрастающему поколению. Приходится констатировать, что на сегодняшний день дети являются одной из наименее защищенных категорий населения. Жизнь детей в кризисных семьях принимает все более острые формы. Большинство детских травм носят семейно-бытовой характер. Нельзя сказать, что государство не уделяет внимания этим проблемам, однако очевидны ведомственная разобщенность, неразвитость современных технологий работы с несовершеннолетними правонарушителями, слабость профилактической деятельности.
Сегодня актуален межведомственный подход к реабилитационному процессу, который только и может обеспечить непрерывность в работе с социально дезадаптированными детьми с момента их обнаружения до полного и всестороннего восстановления (психосоматического, социального, правового, интеллектуального). А это, в свою очередь, требует системы комплексных (с участием всех специалистов, с привлечением знаний психологии подростка, возрастной педагогики, юриспруденции) технологий работы с детьми, находящимися в кризисной жизненной ситуации.
Взгляд в историю работы с детьми-правонарушителями позволяет сделать вывод, что большинство соответствующих учреждений, формы и методы работы в них в «пореформенной», а затем и в советской России, по сути, представляли собой определенные социально-правовые технологии.
Преобразования второй половины XIX века в России породили объективную необходимость в разработке приемов и способов просвещения и воспитания несовершеннолетних, совершивших правонарушения. Характерной чертой этого процесса являлось непосредственное участие общества в устройстве специальных учреждений для несовершеннолетних правонарушителей и организация их деятельности. К особенностям того периода можно отнести и то, что в специальные учреждения попадали дети, не подверженные уголовному наказанию, не дети-правонарушители в чистом виде, а те, кого правильнее назвать «трудными детьми», детьми, оказавшимися в кризисной жизненной ситуации, безнадзорными и беспризорными.
Профилактическая работа с детьми-преступниками второй половины XIX века характеризовалась началом кары детей с самого нежного возраста и началом исправления с довольно позднего возраста. Тогда как эта работа должна быть не возмездием за содеянное в прошлом, а залогом лучшего будущего, главное – не допустить теперешнего маленького неразумного воришку сложиться в будущего сознательного злодея, который не поддастся уже никакому исправительному режиму. При этом «распространение, развитие и процветание исправительных учреждений ко благу народа зависит от дружных усилий законодателя, Правительства и общества…».
В конце XIX столетия был принят целый ряд важнейших законодательных актов, направленных на гуманизацию ответственности подростков за совершенные преступления и изменение подходов государственных органов к решению проблемы борьбы с детской безнадзорностью и преступностью10. Закон «Об изменении порядка заключения и пересылки несовершеннолетних, состоящих под следствием и судом» от 8 февраля 1893 г. увеличивал число категорий несовершеннолетних, которые могли быть помещены в приюты, распространив это и на подследственных, оградив их от развращающего влияния тюрьмы. Постановления русского права об ответственности малолетних и несовершеннолетних были изменены Законом от 2 июня 1897 г.
Уголовное уложение теперь признавало отрочество от 10 до 17 лет возрастом условной вменяемости, поэтому в отношении каждого подсудимого этого возраста, признанного совершившим преступное деяние, должен был решаться особый вопрос о вменяемости. Несовершеннолетние, признанные невменяемыми, не могли подлежать наказанию, но даже и к ним по усмотрению суда могли быть применены следующие меры: отдача под ответственный надзор; помещение в исправительно-воспитательные заведения; помещение в монастыри соответствующего вероисповедания; отдача в особые помещения для несовершеннолетних при тюрьмах или арестных домах. В случае же признания несовершеннолетних вменяемыми они подлежали наказанию, но общие карательные меры заменялись для них другими, причем замена зависела от двух факторов: тяжести совершенного деяния и возраста виновного.
Анализ уставов исправительных заведений показал, что некоторые из них принимали к себе детей, совершивших преступное деяние, не только с 10-летнего возраста, как это было предписано законом, но и моложе. Также были возможны случаи обращения в приюты детей «за упорное неповиновение родительской власти, развратную жизнь и другие явные пороки».
Нововведения правового воздействия на несовершеннолетних правонарушителей не могли не коснуться и судопроизводства. Еще задолго до возникновения первого в России детского (ювенального) суда в 1910 году, на третьем съезде представителей русских исправительных заведений для малолетних (Москва, 1891 г.) обсуждался специальный доклад Московского городского Рукавишниковского приюта об упрощении форм и обрядов судопроизводства по делам малолетних и несовершеннолетних. В нем, в частности, отмечалось: «не могут быть признаны полезными немногочисленные и не всегда шумные для уяснения дела допросы и переспросы малолетних, нахождение их за решеткою, охранение малолетнего с жандармами с саблями наголо». В докладе шла речь и о вредном влиянии на детей-подсудимых «сложной обрядности суда и торжественности его приемов, возбуждающих большее самомнение в малолетнем или производящих на него мучительно-гнетущее впечатление»12. Один из видных российских исследователей детской преступности того времени Л.X. Сабинин писал, что «...в России ежегодно осуждали несовершеннолетних 18-летнего возраста около 9000 человек»13, что оценивалось как страшное бедствие.
Перечисляя избранные формы работы с «трудными детьми» прошлого, мы не пытаемся идеализировать их. Тем более что исправительные приюты и колонии были закрытыми учреждениями карательного воспитания, хотя должны были заменить остроги и тюрьмы. При их открытии полагали, что они внесут какой-то просвет в мрачную действительность сурового уголовного наказания малолетних. Но этого не случилось: исправительных приютов было слишком мало (в 1898 году они могли принять только 400 подростков). Русские исправительные приюты не стали воспитательными заведениями, в них господствовала «кара за содеянное».
Несмотря на то, что каждый приют или колония практиковали свои способы исправления или перевоспитания детей и шли своими путями к намеченной цели, следует выделить три принципа, которые были положены в основу деятельности всех заведений без исключения: принцип любви к детям со стороны воспитателей, принцип труда и принцип порядка. Однако реализовать в практической деятельности их удавалось далеко не всегда. Принцип любви к детям зачастую некому было реализовывать. Ни о каком образовании и квалификации воспитателей речь не шла; их жалование было скудным и нищенским. Очень часто эту должность занимали случайные люди, порой только что вышедшие из тюрьмы. Существовавшая психология также не позволяла людям высшего сословия заниматься с «кухаркиными детьми», да еще беспризорниками или преступниками.
Напомним, что в 1910 году в нашей стране был создан детский суд, введение которого еще в 1912 году назвали «самым выдающимся за последнее время новаторством в области уголовного процесса всех стран». Главными инициаторами почина в деле устройства особых судов по делам малолетних по праву считаются профессора-юристы Иван Яковлевич Фойницкий и Павел Исаевич Люблинский.
Весной 1908 года в заседании Санкт-Петербургского юридического общества тогда еще приват-доцент Люблинский сделал доклад об особых судах для юношества в Америке и Западной Европе, а менее чем через два года, 22 января 1910 года, первый такой русский суд начал свои заседания.
Один приват-доцент (!) сумел убедить и юридическое общество, и представителей исправительно-воспитательных заведений, и Общество Патроната. Городской голова, Городская Дума и Министерство юстиции поддержали эти предложения. Председатель Петербургского Мирового Съезда М.П. Глебов высказался за желательность и полную возможность введения особого суда «теперь же, на почве действующих законов».
В наше время обсуждение специализированной системы правосудия по делам о несовершеннолетних (ювенальной юстиции) идет с начала 90-х годов теперь уже прошлого столетия. За это время «консервативно-корпоративное» неприятие юристами данного правового института сменилось его «дилетантски-публицистическим охаиванием» со стороны в основном неюристов, которые видят в нем угрозу семье. Важно, что в странах, где действуют самостоятельные детские суды, развита и семейная политика, направленная на укрепление семейных отношений и материальное обеспечение. Важно и то, что ни один апологет ювенальной юстиции никогда не отрицал первостепенное значение семьи в деле воспитания, социализации, становления, образования ребенка.
Приоритет семьи очевиден и бесспорен.
Сейчас социализация и социальная адаптация несовершеннолетних правонарушителей происходит в условиях временной изоляции от общества в СУВУ (специальные учебно-воспитательные учреждения системы образования) и ВК (исполнение наказаний в виде лишения свободы).
СУВУ призваны обеспечить реабилитацию несовершеннолетних в возрасте 11–18 лет, совершивших общественно опасные деяния, предусмотренные УК РФ, но не подлежащих уголовной ответственности либо освобожденных судом в установленном порядке от наказания. В 2010 году функционировало 61 СУВУ ЗТ (22 специальных профессиональных училища и 39 специальных общеобразовательных школ), где находились 2960 воспитанников.
Что касается воспитательных колоний (ВК), то до 1 марта 2011 года в 54 субъектах РФ функционировали 62 ВК. В настоящее время их 47, в том числе 3 для девочек. Всего в них содержится 3541 человек (по сравнению с 2007 годом существенное сокращение более чем в 3 раза, но при этом надо учесть, что определенным образом оно связано и с сокращением предельного возраста пребывания в ВК с 21 до 19 лет). В связи с реформированием пенитенциарной системы в соответствии с Концепцией развития уголовно-исполнительной системы РФ до 2020 года разработана новая организационно-структурная модель учреждения для содержания осужденных в возрасте от 14 до 25 лет – воспитательный центр (ВЦ).
Понятно, что в данной ситуации требуется наличие множества разнообразных технологий работы с ребенком и его окружением в кризисной жизненной ситуации, основанных на знании собственного и международного опыта, в обязательном порядке учитывающих особенности современной России. Если взять за точку отсчета семью и возложить только на нее всю ответственность за защиту, образование, воспитание и развитие ребенка, то в случае ее распада или кризисной ситуации ребенок останется один на один с проблемой. Если построить предлагаемое пространство вокруг отдельного учреждения, то это приведет к закрытой воспитательной системе. То есть речь вновь идет о том, что нельзя, невозможно исключать ни семью, ни государство и общество из многогранного процесса развития, социализации, воспитания, реабилитации несовершеннолетнего.
К сожалению, законодательно «закрыт» вопрос о введении в нашей стране специального «детского» правосудия, а ведь именно через систему ювенальной юстиции можно было реально перейти от ведомственного подхода к реабилитационному процессу.
И поскольку во всем, что касается детей, «бороться» нужно только «за», а не «против», оптимально сегодня и родителям, и педагогам, воспитателям, чиновникам, представителям Русской православной церкви и других конфессий стремиться создать единую территорию общения и объединить усилия в целях воспитания и развития ребенка как самостоятельной гражданско-ответственной личности.
Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 1 (56) 2013
