Политические изменения в странах постсоветского пространства, начавшиеся более двадцати лет назад, продолжают вызывать большой исследовательский интерес у политологов, рассматривающих страны бывшего СССР как естественную эмпирическую базу для апробации ранее выдвинутых методологических подходов и формирования новых теоретических концептов в области трансформации политических режимов.
Обобщение основных научно-теоретических парадигм в политических исследованиях, посвященных анализу динамики политико-режимных трансформаций в странах постсоветского пространства, позволяет предложить периодизацию эволюции политической мысли этой проблематики.
На наш взгляд, данная периодизация включает в себя четыре этапа: этап дедуктивных моделей динамики политико-режимных постсоветских трансформаций (1989–1995 гг.); этап интенсивной конвергенции отечественной и зарубежной политической мысли (1996–1997 гг.); этап критики «транзитологической парадигмы» и становления альтернативных методологических подходов и теоретических моделей анализа динамики постсоветских политико-режимных трансформаций (1998–2000); современный этап развития политической мысли в области постсоветских политико-трансформационных процессов (2001–2011).
Первый этап (1989–1995 гг.) постсоветских политико-режимных трансформаций вызвал в среде политологического сообщества долговременную дискуссию относительно возможности причислять данные процессы к «третьей волне демократизации». Исследователь С. Хантингтон в своей работе «Третья волна: демократизация в конце XX века» отметил: «Корни первой волны – в американской и французской революциях. Однако действительное возникновение национальных демократических институтов – это феномен XIX века. В большинстве стран демократические институты постепенно развивались в течение всего столетия, поэтому определить конкретную дату, после которой некая политическая система может считаться демократической, весьма трудно и возможно лишь с долей условности».
В силу отсутствия достаточных эмпирических данных, на первом этапе ученые создавали в большей степени вероятностные, гипотетические теории политико-режимных трансформаций, основанные на дедуктивном анализе, нежели теории эмпирически обоснованные. Как зарубежные, так и отечественные политологи в своем большинстве признавали специфику постсоветской демократизации и наиболее реалистичным вектором политико-режимных трансформаций считали переход от тоталитаризма к некой переходной форме режима, имеющего «гибридные» характеристики «полуавторитарного/полудемократического» типа.
В этой связи, на наш взгляд, первый этап трансформации политических режимов постсоветских государств условно можно назвать переходом к «гибридным» формам государственности, находящимся на перепутье между авторитаризмом и демократией.
Второй этап (1996–1997 гг.) эволюции политической мысли в области анализа политико-режимных трансформаций в постсоветских странах характеризовался усилением пессимизма среди политологов относительно дальнейшего поступательного развития постсоветских режимов в сторону демократии. Хотя большинство политологов продолжали оценивать постсоветские политико-режимные трансформации в категориях демократизации, тем не менее подчеркивалось, что постсоветские режимы вступили в «промежуточную зону» и имеют гибридные характеристики, не позволяющие их причислить ни к типу либеральной демократии, ни к чистой форме авторитаризма.
В отличие от первого этапа, данный этап характеризуется началом становления первых политических институтов и зарождением первых нормативно-правовых актов, регулирующих общественные отношения. Но как и сам режим, институты носили «гибридный» неопределенный характер.
Третий этап (1998–2000 гг.) развития политической мысли, исследующей динамику постсоветских трансформаций, характеризовался критикой транзитологии и попытками отхода ряда политологов от доминирующей до сих пор транзитологической методологии анализа политико-режимных трансформаций в странах постсоветского пространства. Это вызвало новую волну теоретических разработок на основе волновых и циклических концепций политического развития. Еще одной альтернативой транзитологическим схемам исследования динамики постсоветских политико-режимных трансформаций стали различные версии постмодернизма. К альтернативным по отношению к транзитологическим теоретическим моделям можно отнести теорию «множественности модернов» и концептуальную схему «диверсификации демократии».
Исследователь А. Рябов подчеркивает: «Транзитологические теории, разработанные в 60–70-е годы в основном на базе осмысления процессов перехода от авторитаризма к демократии, преимущественно в странах Латинской Америки, и затем получившие «второе дыхание» в связи с первым этапом трансформации в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), применительно к территории бывшего СССР себя не оправдали. Эти теории так и не смогли дать объяснение политическим и экономическим процессам, происходящим в данном политико-географическом регионе мира. Поэтому уже в начале 2000-х годов в зарубежной политической науке отказались от транзитологических теорий для объяснения процессов в постсоветском пространстве».
На современном этапе (2001–2012 гг.) подавляющее большинство исследователей отказались рассматривать динамику политико-режимной трансформации в странах постсоветского пространства в рамках линейно-прогрессивного подхода. Наряду с циклическими теориями (Х. Хейл), существенное признание получили теории равновесного анализа (В.В. Уфимцев), а несколько абстрактный транзитологический концепт «консолидации» политического режима стал заменяться более четким понятием политического эквилибриума (равновесия) (В.Я. Гельман).
Критика линейно-эволюционистских парадигмальных схем динамики политических систем вызвала новую волну теоретических разработок на основе волновых и циклических концепций политического развития. В этой связи ряд российских политологов обратили внимание на эвристическую ценность миросистемного подхода американского политолога И. Валлерстайна. Так, например, В. Пантин сформулировал ресурсную модель формирования колебаний и волн политического развития. Исследователь В. Пантин отметил: «Циклически-волновой подход способен пролить свет на причины неожиданных поворотов в эволюции ряда политических систем, в частности, российской. Более того, циклические волновые модели обладают несомненным прогностическим потенциалом, особенно когда речь идет о прогнозировании критических, переломных точек в развитии международной политической системы или отдельных политий».
Наиболее теоретически обоснованную критику транзитологических моделей постсоветских трансформаций представил в своих работах Б.Г. Капустин. Критикуя школу транзитологии, Б.Г. Капустин считал, что исследование посткоммунизма более целесообразно осуществлять на основах концепции постмодернизма, в рамках которой можно объяснить такие явления постсоветской реальности как фрагментация и «плюрализм без консенсуса», крах «метаповествований», превращение в симулякры таких ключевых понятий и принципов политической жизни Нового времени, как «представительство», «легитимность», «верховенство права», «воля и власть народа», как, впрочем, и самой «политической жизни» и ее организующего начала – демократии.
Если говорить о зарубежных авторах, то наибольший резонанс в связи с критикой транзитологии получила опубликованная в 2002 года статья Т. Карозерса под громким названием «Конец парадигмы транзита». В ней были подвергнуты критике концептуальные моменты политической транзитологии, в частности, ее жесткая телеология, конструирование реальности под свои теоретические модели и невозможность объяснить в рамках категории «переходная страна» существование огромного количества систем, составляющих «серую зону» демократии.
Идеи Карозерса, на которые были даны серьезные и обоснованные возражения на страницах журнала «Journal of Democracy», были с энтузиазмом подхвачены и развиты частью российского научного сообщества. Теория перехода к демократии была отождествлена ими с марксистской пятичленкой и охарактеризована в рамках детерминистского подхода. При этом транзитология, по мнению ученого, пренебрегает частными партикулярными особенностями политических процессов в пользу универсальных принципов.
Однако, как видится, следует согласиться с мнением ученого А.Ю. Мельвиля, что «фиаско иллюзий транзитологической телеологии отнюдь не означает разрушения самой предметной области сравнительных исследований современных политических трансформаций. «Конец парадигмы транзита» не тождественен «концу транзитологии»». Вообще «тот факт, что некоторым странам не удалось перейти к демократии, отнюдь не свидетельствует о неадекватности парадигмы транзита/консолидации. Скорее, он указывает на потребность в более четком определении демократии и уточнении ее параметров».
Это замечание очень важно, учитывая, что понятие демократии – одно из наиболее неопределенных и сущностно оспариваемых в политической науке и практике. Демократия превратилась в своего рода «концептную натяжку», когда «приобретения с точки зрения зоны охвата, как правило, оборачиваются потерями в плане содержательной точности».
Попытки уберечься от концептных натяжек вызвали целую лавину различных «демократий с прилагательными». Гораздо проще оказалось придумывание новых наименований для каждого случая «отклонения» политической системы от предполагаемого эталона демократии – своего рода «понятийный джерримендеринг» (в литературе насчитываются до 550 типов и подтипов демократии, нежели работа по четкой концептуализации). Поэтому на повестку дня выходит необходимость в конструировании идеального типа демократии (в веберовском смысле), некоего конвенционального компаративистского критерия, свободного от политизации, который позволил бы усилить научную составляющую транзитологических исследований. Именно поэтому идеальный тип демократии должен быть выработан в диалоге и сотрудничестве ученых из разных точек земного шара и основан на кросскультурном консенсусе.
Таким образом, утверждения о кризисе современной транзитологии не означают краха этого исследовательского направления в целом, но сигнализируют о необходимости поиска новых гипотез и объяснительных моделей. Видится важным, во-первых, совершенствование категориального аппарата транзитологии с учетом особенностей текущих политических изменений, которые не столь однозначны, как это казалось в самом начале 1990-х гг.; и, во-вторых, активно вводить элементы не только количественного анализа (хотя транзитологии все еще не достает серьезной формализации моделей переходных процессов), но и качественных исследований.
Кроме того, сегодняшняя транзитология должна уделять больше внимания не только изучению собственно демократических трансформаций, но и тщательному анализу недемократических альтернатив – онтологическому и процессуальному. Необходима четкая концептуализация наиболее типических сценариев «срыва транзита», факторов (структурных и процедурных), влияющих на него и политический режим, получающийся «на выходе».
Еще один методологический подход сформировался как альтернатива транзитологии и получил достаточно широкое распространение как в России, так и за рубежом, его можно обозначить как теорию «диверсификации демократии» (Б. Барбер, И. Пантин, Э. Беляев, М. Мусхелишвили и др.).
Важно отметить, что драматические события в ряде стран постсоветского пространства 2003–2005 годов, получившие название «цветных революций», актуализировали проблему разновекторности динамики политико-режимной трансформации в посткоммунистическом мире. Эти события показали, что тезис о завершении «третьей волны» и консолидации постсоветских режимов явно преждевременен. Сам концепт С. Хантингтона о демократизации как трехэтапного глобального процесса был подвергнут пересмотру рядом политологов. Получила распространение теория «четвертой волны демократизации» или «перехода внутри перехода» (М. Макфол).
Еще одной особенностью современного этапа развития российской политической мысли стало возрождение былой политизированности и политической ангажированности ряда исследователей. Российские ученые разделились на два лагеря, каждый из которых по-разному оценивал вектор развития постсоветских политических трансформаций. Условно эти две группы исследователей можно причислить к либерально-демократическому и консервативному направлению. Если первые отрицали демократический характер сложившегося российского режима, то вторые солидаризировались с концептом «суверенной демократии», сформированным во властных элитных кругах. Хотя с приходом на пост Президента Российской Федерации Д.А. Медведева власть отвергла концепт «суверенной демократии», разногласия между исследователями данных направлений отнюдь не утихли. Напротив, дискуссии стали более ожесточенными, связанными с вопросами о дальнейшем векторе политического развития России, проблематикой последовательности и темпов политической модернизации.
Несмотря на явную идеологизацию проблемы дальнейшей динамики постсоветских политических режимов, современная политическая мысль формирует новые научные методологические подходы и теоретические модели. Анализ современных теорий позволяет сделать вывод, что на современном этапе российская политология в значительной степени преодолела как изоляцию, так и чрезмерное влияние западной интеллектуальной традиции. Российские исследователи, наряду с зарубежными, создают вполне самостоятельные и оригинальные методологические подходы и теоретические модели политико-режимных трансформаций постсоветских стран.
Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 9 (52) 2012
