Влияние международного частного права на защиту прав человека
Основные права и свободы в современном мире образуют своеобразную систему, регламентирующую совместную жизнь людей. На сегодняшний день можно говорить о том, что сформировалась специальная комплексная отрасль права, предметом которой является «весь комплекс общественных отношений, возникающих в сфере прав человека…». Следовательно, «права человека» следует понимать как самостоятельную правовую отрасль со своим предметом и методом. Что же касается выделения прав человека в качестве отдельной отрасли правоведения и особой учебной дисциплины, «то это также стало уже свершившимся фактом».
Однако, как отмечал Ф.М. Рудинский, наука прав человека не относится к числу только юридических наук: «Это – комплексная общественная наука, интегрирующая достижения философии, этики, правоведения, политологии, истории, социологии, психологии и других гуманитарных и естественных наук о человеке и его правах. В этой науке права человека рассматриваются не с отраслевых научных позиций, а как целостное гуманитарное явление». Действительно, как относительно новая отрасль научных знаний, наука прав человека сформировалась в системе гуманитарных наук.
И все-таки юридическая составляющая в науке прав человека значительна. Однако данная самостоятельная сфера правового регулирования не может быть однозначно определена как совокупность взаимосвязанных между собой норм, объединенных общностью предмета и метода правового регулирования. «Права человека как бы ”растворены” в огромном массиве правовых норм, фигурируют (и функционируют) во всех отраслях права».
В силу особой специфики международного частного права (МЧП) влияние прав человека в процессе регулирования отношений МЧП особенно заметно. Не менее заметно и обратное влияние международного частного права на защиту прав человека, в конкретном выражении – прав и интересов как собственных, так и иностранных субъектов МЧП. Но как справедливо заметил в своей интересной и очень важной публикации по данной проблеме А.И. Муранов, «сложные, живые и важные вопросы теории и практики применения на национальном и наднациональном уровне норм по правам человека к частноправовым вопросам с иностранным элементом во многом остаются для большинства российских юристов абстракцией и безжизненными конструкциями. Не могут выглядеть иначе и многие вопросы международного частного права в их связи со сферой прав человека».
Существующее положение является нетерпимым в пору, когда права человека изучаются в качестве отдельного предмета во многих высших учебных заведениях, а в учебниках и учебных пособиях как по правам человека, так и по международному частному праву вопросы взаимодействия прав человека и МЧП никак не рассматриваются и не комментируются.
Конечно, проблема эта не простая. Здесь существует много трудностей. Обратимся лишь к одной из них. Как относительно новая сфера регулирования, права человека не могут избежать сложностей, связанных с единообразным толкованием (как на международном, так и на национальном уровне) используемых этой областью регулирования понятий и правил. Между тем именно МЧП и тесно связанная с ним частноправовая компаративистика содержат определенный опыт по толкованию и квалификации понятий и норм и выработке единообразных подходов в такой квалификации и «могут активно содействовать сфере прав человека в данном плане и влиять на нее».
Основные права как защищаемые права от посягательств – это гарантии, содержащиеся в публичном праве. Гарантии, данные гражданину, скажем, в конституционном праве, являются субъективными правами, действующими непосредственно. Со своей субъективной стороны основные права в конституционном праве дают субъекту права возможность напрямую предъявлять государству свои, подлежащие реализации, претензии. Так, любое лицо может сослаться на конституционное право тайны телефонных переговоров, где напрямую действует ст. 23 Конституции Российской Федерации.
Иначе эти действия выглядят в частном праве. Как известно, конституционное право является базовым для всей правовой системы РФ. Здесь присутствует объективная сторона: поручение законодателю создать такую систему норм частного права, чтобы она соответствовала конституционным принципам, которые в данном случае действуют не прямо, а опосредованно – через нормы частного права. А частное право, или цивилистика, является на сегодняшний день самой широкой, детально разработанной и социально значимой юридической сферой, «которая самым ближайшим образом касается статуса и прав человека в реальной, практической жизни и которая в силу этого подводит, притом с опережением, к передовым идеям в трактовке этой темы». Без всякого преувеличения можно сказать, что данные слова одного из самых известных юристов России полностью применимы и к международному частному праву как в силу частноправовой природы предмета его регулирования, так и в силу его вненациональных устремлений.
В литературе по частному праву существуют мнения, что частное право в последние десятилетия активно глобализуется, не замыкаясь в рамках национальных правовых систем. С этой точки зрения, принципиальную важность приобретает взаимодействие частного права с той отраслью права, которая специализируется на регулировании частноправовых отношений, выходящих за пределы отдельных национальных правовых систем, т. е. с международным частным правом.
Права человека – это такие основные права, которые принадлежат не только определенному кругу лиц, но и любому человеку. В свою очередь гражданские права – это основные права, связанные с обладанием гражданством. Носителями и тех, и других являются индивиды, частные лица. Но если каждый человек есть носитель прав человека, то каждый гражданин – носитель гражданских прав. Словом, человек – носитель множества прав и обязанностей, в том числе и гражданских, а гражданские права – это понятие юридическое.
В международном частном праве к субъектам-физическим лицам относятся: граждане России, граждане иностранных государств; лица с двойным гражданством; лица без гражданства: беженцы и вынужденные переселенцы, а также лица, которым в нашем государстве предоставлено политическое убежище. Правовое положение физических лиц в МЧП рассматривается в двух аспектах: в отношениях государства с собственными гражданами, проживающими за границей, и в отношениях государства с находящимися на его территории иностранными гражданами и различного рода апатридами.
В качестве носителей основных прав и свобод выступают не только частные лица, но и сообщества частных лиц – коммерческие и некоммерческие организации. К юридическим лицам в МЧП, которые нас интересуют точно так же, как и физические, относятся: российские юридические лица; иностранные юридические лица; организации, не являющиеся юридическим лицом согласно праву иностранного государства, но являющиеся таковым согласно российскому праву (например, унитарные предприятия, имущественная обособленность которых, как главный признак юридических лиц, является искусственной, условной). В плане защиты прав юридических лиц в частном праве применимы, прежде всего, те гарантии, которые отвечают их природе, в частности: гарантии частной собственности; свободы предпринимательства; свободы трудовой деятельности; свободы выбора места жительства и места работы и т. д.
Мнение о том, что юридические лица также являются носителями основных прав и свобод, в России разделяется далеко не всеми специалистами, в то время как на всем правовом пространстве Европы эта точка зрения не вызывает сомнений. Собственно, и Европейская конвенция (1950 г.) предполагает защиту прав юридических лиц наряду с лицами физическими.
Конституционный Суд Российской Федерации также неоднократно и определенно высказывался в пользу того, что субъектами основных прав и свобод являются юридические лица частного права и их объединения. Приведенные в сноске примеры показывают, что Конституционный Суд РФ проверяет лишь конституционность законов, применимых или подлежащих применению в конкретных делах. Однако тот факт, что при этом жалобу на нарушение конституционных прав и свобод может направить как гражданин, так и юридическое лицо, подтверждает волю Конституционного Суда РФ предоставлять защиту от нарушений прав и свобод и этой категории субъектов.
В качестве субъектов международного частного права могут выступать также иностранные государства, международные межгосударственные и негосударственные организации, иные субъекты международного публичного права при условии, что они вступают в частноправовые отношения с иностранными физическими или юридическими лицами. Субъективные права данных лиц, как и всех остальных, подлежат такой же защите всеми средствами, которыми располагает МЧП.
Нормы, институты и отрасли международного частного права являются тем механизмом, посредством которого происходит реальное воплощение, соблюдение и защита прав человека. Возникающие при этом сложности и способы их решения, наконец, достигнутые при этом результаты различны в конкретных институтах и отраслях МЧП. А.И. Муранов вполне обоснованно пишет: «Признание в числе основных прав права на уважение собственности повлекло на международном уровне повышение внимания к коллизионному регулированию права собственности, к другим вещным и обязательственным правам, а также не могло не вести к разработке и принятию унифицированных документов коллизионного содержания, направленных на защиту таких прав». Следовательно, автор приведенной цитаты полагает, что принятие норм частного права о праве собственности могло стать «одной из причин, которые повлияли на создание коллизионных норм в сфере имущественных отношений».
Выше указывалось, что каждое право человека должно обладать признаком индивидуальности, что такие права принадлежат индивидам и направлены на их защиту. Но данный признак лишь подчеркивает вертикальный характер прав человека «и как следствие очень ограниченное применение последних в договорных и иных гражданско-правовых отношениях».
Напротив, особенно благоприятно обстоит дело с влиянием коллизионного регулирования на защиту прав человека в семейном праве. Любой его институт можно рассматривать с этой точки зрения как весьма эффективный: коллизионное регулирование личного закона супругов, расторжение брака, взаимоотношения родителей и детей, родившихся в совместном браке и вне брака, усыновление, алиментные обязательства и др.
За последние три десятилетия существенным образом изменился подход во всем мире к трудовым отношениям, осложненным иностранным элементом. Во многих странах созданы обширные кодифицированные акты в области международного частного права, характеризующиеся общей направленностью на более полное соблюдение прав как работников, так и работодателей. К сожалению, набор коллизионных норм с целью коллизионного регулирования международных трудовых отношений не зафиксирован в Трудовом кодексе РФ, но так или иначе и в трудовом праве возникающие коллизии с участием иностранных лиц разрешаются с учетом общего принципа прав человека.
По-своему могут и должны трактоваться вопросы о защите прав физических и юридических лиц при международных перевозках, международных финансовых расчетах, в особенности при наследственных отношениях, возникающих в межгосударственном пространстве.
Благотворно влияет на защиту прав и свобод человека такой институт международного гражданского процесса, как экстерриториальное действие решений судов. Речь идет о порядке рассмотрения дел физических и юридических лиц в судах общей юрисдикции и арбитражах иностранных государств и порядке исполнения их решений.
Международное частное право – право коллизионное, и коллизионные нормы составляют основу этой отрасли частного права. Поэтому, когда речь идет о влиянии МЧП на защиту прав и свобод человека, такое влияние, по нашему мнению, целесообразно рассматривать, прежде всего, с точки зрения применения коллизионных норм, т. е. коллизионного права. «Когда судья рассматривает дело с наличием иностранного элемента, – подчеркивал М.И. Брун, – он должен сделать выбор между разноместными правопорядками, а для этого нужны коллизионные нормы; другого средства типа формулирования ”самостоятельной” нормы, которая регулировала бы отношение без отсылки к какому–нибудь закону, нет и быть не может, потому что и такая «самостоятельная» норма была бы также только нормой туземной (национальной – прим. А.К.) или иностранной».
Для раскрытия содержания и особенностей коллизионного законотворчества важно подчеркнуть, что согласно п. «п» ст. 71 Конституции Российской Федерации коллизионное право находится в ведении Российской Федерации. Речь идет о коллизионном федеральном праве, а «единство коллизионных норм одно удовлетворяет высшим целям права, осуществлению справедливости». Применительно к нашему предмету изучения, речь идет о нормах гражданского, гражданского процессуального, арбитражного процессуального, гражданско-правовых сфер международного семейного и международного трудового законодательства.
Сам процесс формирования норм права, коллизионных в их числе, является целенаправленной деятельностью для всех лиц и организаций России, имеющих отношение к их созданию. В отличие, например, от США, где коллизионное право является межштатным, в России коллизионное право формируется на федеральном уровне и является единым для нашего государства, включая всех субъектов Российской Федерации. Тем самым создаются особо благоприятные условия не только для создания коллизионных норм, но и для их применения в процессе функционирования гражданского оборота с участием как российских, так и иностранных физических и юридических лиц.
На практике все лица и организации, причастные к созданию коллизионных норм, обязаны руководствоваться определенными принципами, «на основании которых и принимается решение об установлении той или иной коллизионной привязки». Одним из таких принципов, имеющих универсальное значение и непосредственно влияющих на развитие международного частного права и процесса, а также правотворчества в данной сфере, «является принцип защиты основных прав и свобод человека». В современном международном частном праве данный принцип стал мерилом любой коллизионной нормы и может дать ответ на вопрос о том, «какая коллизионная норма должна быть установлена для регулирования той или иной ситуации».
Норма о непосредственном влиянии принципа прав человека на коллизионное регулирование закреплена, например, в ст. 1 Гражданского кодекса Египта (1948 г.) Но это, скорее, – общая норма, носящая декларативный характер. Можно согласиться с Р.М. Ходыкиным, что принцип прав и свобод человека чаще всего влияет на процесс толкования и изменения существующих коллизионных норм в сфере регулирования личного закона физических лиц.
Благотворное влияние данного принципа ощущается и в сфере судебной защиты прав физических лиц. Еще Ф.Ф. Мартенс отмечал: «Каждый подданный, находящийся за границей, должен быть защищен местными судами против незаконных посягательств на свою личность, собственность, другие бесспорные права», вытекающие «из человеческой личности, взятой самой по себе, из положения этих лиц как подданных государства». Следовательно, один из творцов российского международного частного права полагал, что данная отрасль права способна защищать как субъективные вещные благоприобретенные бесспорные права, так и неимущественные права и, прежде всего, достоинство личности, которое в защите прав человека занимает центральное место.
Вовсе не случайно, что в германском праве одним из оснований, например, непризнания иностранных судебных решений, в частности, касающихся не только имущественных, но и личных неимущественных дел германских подданных, является их «противоречие основным принципам немецкого права, особенно если это признание несовместимо с уважением основных прав».
В России право- и дееспособность иностранных физических лиц определяются их личным законом. Это правило закреплено в коллизионных нормах VI раздела части III ГК РФ. Иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в Российской Федерации гражданской правоспособностью наравне с российскими гражданами, кроме случаев, установленных законом (ст. 1196 ГК РФ). Физическое лицо, не обладающее гражданской дееспособностью по своему личному закону, не вправе ссылаться на отсутствие у него дееспособности по праву места совершения сделки, за исключением случаев, когда будет доказано, что другая сторона знала или заведомо должна была знать об отсутствии дееспособности (ст. 1197).
Таким образом, во всех приведенных случаях необходимость в приемлемом регулировании право- и дееспособности, различного рода правоотношений, возникающих в международном гражданском обороте, часто ведет к выработке новых юридических приемов, которые влияют на сферу прав и свобод человека.
Отметим и тот факт, что еще во второй половине XX в. принят ряд международных документов, закрепляющих принцип защиты прав человека, который, в силу специфики МЧП, не может не влиять на правоотношения с иностранным элементом. Права, закрепленные в данных международных актах, обладают особыми свойствами, чтобы быть предметом защиты. Ведь не каждое, скажем, моральное право может быть реально осуществлено. Представляется, что фундаментальными правами человека, подлежащими безусловной защите, являются: универсальность; индивидуальность; первостепенность или верховенство; осуществимость; исполнимость. Только права, отвечающие приведенным требованиям, будут подлежать защите в соответствии не только с международными, но и с национальными нормами о правах человека.
Как уже отмечалось, исторически влияние принципа защиты прав человека на коллизионное регулирование начиналось именно в отношении личного закона физических лиц. Именно здесь одной из тенденций, «которую можно назвать революцией в коллизионном праве, явилась тенденция изменения личного закона супругов».
Так, во многих государствах личный закон замужней женщины и иждивенцев традиционно определялся личным законом мужа. «Lex domicilii, – отмечал в конце XIX в. В.П. Даневский, – держится еще в германской судебной практике, именно национальный закон мужа и отца как главы семейства». Причем в некоторых государствах Европы личный закон означает закон домициля (место жительства). В них «домициль жены и детей определяется по оседлости мужа и отца». В других странах – законом гражданства, например, в Норвегии, Дании, многих латиноамериканских государствах.
В праве Великобритании домициль всегда определялся по месту рождения. Но, наряду с ним, существовал домициль приобретенный (скажем, у замужней женщины он всегда был аналогичным домицилю мужа, даже если супруги длительное время проживают в разных государствах, но состоят в браке). Действие закона домициля было определяющим и при вступлении в брак. В связи с этим в большинстве случаев законодатель придавал закону места совершения брака относительно его формы факультативное значение. По понятным причинам такое положение создавало неравенство между полами и нарушало принцип равенства – основной принцип прав человека, закрепленный в ст. 14 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ) и в других международно–правовых актах. Так, в разделе I ЕКПЧ среди других гарантируемых ею прав и свобод имеется «право на образование семьи и равенство супругов в браке».
Следовательно, право человека, вытекающее из положения «все люди рождены равными в правах», в отношении женщин, состоявших в браке, не соблюдалось, а в некоторых государствах не соблюдается и ныне, так как, независимо от других обстоятельств, к ним применялась и применяется коллизионная привязка – личный закон мужа, т. е. в одних странах – закон гражданства, а в других – домициль.
Сошлемся еще на один пример. При признании недействительным брака, заключенного между гражданами различных государств, один из которых уже состоит в браке, а другой не знает об этом, одинаковые юридические последствия в виде санкции наступают как для виновного, так и для невиновного гражданина. Здесь налицо вопиющая несправедливость и грубое попрание прав невиновного супруга, так как гражданин любого государства, даже несколько раз нарушивший условия заключения брака, может не опасаться семейно-правовой ответственности. Это – одна из сложных проблем по защите прав невиновного супруга в браке международного характера и пока, к сожалению, не разрешенная должным образом.
Считаем необходимым сказать, что пересмотр, например, принципа коллизионного регулирования в отношении замужней женщины, проходил не без трудностей и занял много времени. Так, известный русский ученый-коллизионист А.Н. Макаров не соглашался с высказываемой точкой зрения в немецкоязычной литературе по МЧП о дискриминационном характере коллизионной привязки к закону гражданства мужа. А.Н. Макаров считал, что принцип равенства не должен отменять исторически сложившиеся в международном частном праве привязки, а международно-правовые договоренности в этой области между государствами маловероятны.
С течением времени мнения некоторых ученых–коллизионистов о невозможности изменения коллизионных норм, устоявшихся в данной сфере регулирования, были нейтрализованы под воздействием прогрессивного развития науки прав человека. И, как это ни странно, но именно в Великобритании с ее консервативными коллизионными принципами в 1973 г. был принят первый закон «О домицилии в семейных процессах». В соответствии с первой частью данного закона, домициль замужней женщины не должен определяться по домицилю мужа в силу одного только факта брака, а должен устанавливаться через те же факторы, как для любого правоспособного лица, имеющего независимый домициль.
В ФРГ правило о зависимости супруги при расторжении брака от гражданства супруга в момент заключения брака, которое противоречило Конституции, было окончательно отменено в 1986 г. Теперь, в соответствии со статьями 14 и 17 Вводного закона к Германскому гражданскому уложению, при расторжении брака применяется право страны, в которой оба супруга имеют место жительства. Коллизионная привязка к личному закону мужа и отца, в силу ее противоречия равенству полов, была отменена в Греции (Закон 1983 г.), в Японии (Закон 1989 г.) и Испании (Закон 1990 г.).
В этом отношении семейное право Советского Союза и современной России выгодно отличается традиционным коллизионным регулированием на основе принципа равенства полов. Общие положения статей 1 и 31 Семейного кодекса (СК) РФ о регулировании личных прав и обязанностей супругов на основе принципа равенства полов полностью применимы и к регулированию таких отношений супругов в браках между гражданами Российской Федерации и иностранными гражданами. Для выбора коллизионных привязок при регулировании прав и обязанностей супругов, согласно ст. 161 СК РФ, применяется на альтернативной основе или закон последнего совместного места жительства, или закон страны суда.
Аналогичные коллизионные привязки при регулировании прав и обязанностей супругов воспроизведены в Минской (1992 г.) конвенции стран СНГ о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам. Коллизионные нормы и привязки выстроены в Конвенции таким образом, что ни одна из сторон не ставится в неравное положение, т. к. при невозможности применить право страны совместного места жительства супругов или гражданства, применяется не личный закон одного из супругов, а закон страны рассмотрения спора. Подобная направленность присуща также Гаагской конвенции (1978 г.), применимой к режиму собственности супругов.
Заметим, что в некоторых странах (Египет, Иран, Чили, Таиланд, Финляндия, Швеция) сохраняются пока дискриминационные коллизионные нормы, «локализующие семейные отношения в пользу личного закона мужа». Понятно, что привязка названных выше вопросов к личному закону мужа нарушает принцип равенства в отношении женщин, противоречит общепринятому праву человека на равноправие и потому неприемлема в современном законодательстве.
Однако, согласно анализу семейного законодательства в области международного частного права, в настоящее время в большинстве стран «количество норм, которые носят дискриминационный характер и потому противоречат правам человека, ничтожно мало».
Возможное нарушение принципа защиты прав человека в ходе коллизионного регулирования семейных отношений можно проследить в сфере правоотношений отца и ребенка, рожденного вне брака.
Предварительно заметим, что коллизионные вопросы отношений родителей и детей, пожалуй, – самые сложные в семейном праве. Во многих странах существуют отдельные нормы, регулирующие происхождение брачных и внебрачных детей. На современном уровне развития МЧП некоторые коллизионные нормы в отношении установления отцовства приведены в соответствие с законодательством о правах человека. В результате этого используются коллизионные привязки к закону страны гражданства отца, ребенка или их обычного места жительства.
В Советском Союзе взаимоотношения родителей и детей-иностранцев и права родителей-иностранцев в отношении детей должны были определяться на территории СССР в полном объеме советским правом. Это относилось и к решению проблемы определения отцовства в отношении внебрачных детей.
Но необходимость обеспечения лучшей защиты прав и интересов детей, родившихся в смешанных браках, привела к отказу от жесткого принципа применения закона страны суда. Согласно ст. 163 СК РФ, все указанные отношения подчинены законодательству государства, на территории которого стороны имеют совместное место жительства. Это означает следующее: если родители живут совместно с ребенком, родившимся в совместном браке или вне брака в России, их отношения, независимо от гражданства, должны определяться по российскому семейному праву, а если все они живут за границей, то, независимо от гражданства сторон, – по аналогичному коллизионному правилу (закону страны их совместного места жительства). Но если стороны не имеют совместного места жительства и проживают в разных государствах, то их права и обязанности определяются законодательством государства гражданства ребенка (ст. 163 СК РФ).
Однако отцовство в отношении детей, являющихся по рождению иностранными гражданами, в современном коллизионном законодательстве устанавливается в соответствии с законодательством иностранного государства. Например, у российской гражданки-москвички, не состоявшей в браке, родился ребенок. В силу ст. 15 Закона РФ «О гражданстве Российской Федерации», ребенок является по рождению гражданином России. При отсутствии совместного заявления родителей ребенка и предъявлении матерью иска к предполагаемому отцу-гражданину Украины об установлении отцовства суд, согласно ст. 162 СК РФ, рассмотрит иск, применив российское законодательство.
Применение иностранного законодательства при установлении отцовства может вытекать из следующих обстоятельств. У немецкой гражданки, не состоящей в браке, родился ребенок от гражданина России. Но предполагаемый отец отказался признать его и уехал в Россию. Мать ребенка обратилась в суд г. Воронежа по месту жительства ответчика с иском об установлении отцовства. Поскольку ребенок по рождению является гражданином ФРГ, суд при рассмотрении дела обязан применить законодательство ФРГ – государства гражданства ребенка.
Данный принцип выбора применимого права будет применяться и при последующем изменении гражданства ребенка, являющегося по рождению иностранным гражданином, в результате чего он становится гражданином России. Закон здесь формулирует коллизионную норму, исходя именно из гражданства ребенка по рождению.
В отношении установления алиментов также применяется коллизионная привязка к праву государства, гражданином которого он является. Поэтому при рассмотрении спора по иску гражданки иностранного государства к отцу – гражданину России о взыскании алиментов будет применено не российское законодательство, а законодательство государства гражданства ребенка.
Таким образом, права детей, родившихся в совместном браке и внебрачных, обязанности родителей в отношении содержания детей в современном семейном праве в МЧП соблюдаются и гарантируются в соответствии если не со всеми, то с большинством установленных в международных конвенциях стандартов.
Считаем необходимым отметить еще один важный аспект освещаемой темы. В сфере регулирования международного частного права неизбежно противопоставление «собственных субъектов права и иностранных лиц, внутринациональных правоотношений и отношений с иностранным элементом». Такое противопоставление не может не вызывать своеобразия регулирования для иностранных лиц и правоотношений, складывающихся в условиях международной жизни, международного обмена. Это своеобразие возникает не только в частноправовой или частно-процессуальной сфере, «оно равным образом существует и в сфере прав человека». Еще в конце XIX в. В.П. Даневский очень точно подметил: «Интересы и права подданных более всего и чаще всего страдают от неурядиц и неопределенности в применении частного международного права». Действительно, международное частное право, являясь одной из наиболее развитых областей регулирования правоотношений с иностранным элементом, не может не влиять «на создание и развитие других областей такого регулирования, в том числе в сфере прав человека».
Конечно, проявляется это влияние по-своему. Так, в отличие от налоговых, таможенных, валютных и иных публично-правовых отношений, регулирование которых, как правило, исключает обращение к иностранному праву, само существование частноправовых отношений с иностранным элементом предопределяет признание и применение к ним (в определенных случаях и определенных границах) иностранного права.
В МЧП правоприменительный процесс основан на общем принципе, что «судья знает право» (jura novit curia). Но если национальная коллизионная норма отсылает к иностранному правопорядку, то судья изначально не всегда обязан использовать иностранные законы, так как это значит требовать от него невозможного: судья не может знать всех иностранных законов. Относительно подобных ситуаций Н.П. Иванов отмечал: «В случае коллизии между законами отдельных государств судья обязан поступить на основании своего отечественного закона». Конечно, продолжает далее Н.П. Иванов, «из этого правила нельзя заключить, чтобы к каждому данному случаю международной коллизии законов судья непременно прилагал свое отечественное право; напротив, каждое развитое законодательство, для большинства случаев, требует приложения иностранных законов, и судья действительно решает эти случаи по иностранным законам. Но только следует заметить, что, поступая таким образом, судья все-таки руководствуется своим отечественным законодательством…». Повторяю, пишет далее Н.П. Иванов, «судья всегда должен иметь в виду лишь отечественное законодательство и руководствоваться им одним. Этого требует практическая необходимость сохранения внутреннего порядка в государстве». Н.П. Иванов точно выразил главную специфику международного частного права, состоящую в том, чтобы узаконить и упорядочить применение в пределах национальной правовой системы норм права других государств.
Эту проблему пытались разрешить ученые-юристы еще в середине XIX в. Например, К.Г. Вехтер в 1841 г. предложил следующий путь: судья должен применительно к каждому осложненному международным элементом правоотношению выяснить, отвечает ли смыслу и духу его отечественного закона применение этого закона именно к данному правоотношению и только – в случае отрицательного ответа – применить закон иностранный. К.Г. Вехтер идет еще дальше, утверждая: в случае сомнений относительно применимости к данному случаю чужого или отечественного закона предпочтение должно отдаваться закону отечественному.
Поэтому самый беспристрастный судья, искренне желающий наиболее полным и справедливым образом защитить права иностранного физического или юридического лица посредством применения их родного права, далеко не всегда в состоянии сделать это практически.
Вот почему в международном частном праве предпочтение в защите интересов «своих» физических и юридических лиц, интересов государства, когда оно выступает в качестве субъекта в МЧП, носит не только нравственный, но и правовой характер, и нередко закрепляется законодательно. Однако до сих пор данная проблема остается одной из самых трудноразрешимых в МЧП каждого государства в отдельности.
Иностранное право применяется исключительно в силу постановлений национального законодательства, реже – в силу международных договоров. Именно коллизионные нормы наделяют иностранное право экстерриториальным действием. Поэтому ответственность законодателя соотносить их формулирование с учетом основного принципа защиты прав человека всегда остается высокой.
Противопоставление собственных субъектов права и иностранных лиц внутринациональных правоотношений правоотношениям с иностранным элементом, полагает А.И. Муранов, «неизбежно ведет к существованию двух стандартов в сфере прав человека, первый из которых рассчитан на собственных граждан, а второй – на иностранных лиц и правоотношения с иностранным элементом».
С данным посылом можно согласиться лишь отчасти. Ведь применение иностранного права вследствие отсылки к нему коллизионной нормы страны суда ведет к сужению применения своего собственного права и расширению сферы действия иностранного. Поэтому трудно представить себе, чтобы равноправие иностранных физических и юридических лиц с национальными лицами в деле защиты их прав и интересов было существенным образом нарушено. Напротив, иностранные лица на основе своего права могут пользоваться все большими правами или уже предоставленные им права могут расширяться. Здесь результат может быть таким, что второй стандарт в сфере прав человека достигнет уровня первого. Известны и другие примеры, когда второй стандарт превосходил первый.
В заключение хотелось бы обратить внимание еще на два факта очевидного влияния международного частного права на защиту прав человека. Первый является позитивным результатом развития международного частного права в таких сферах, как статус иностранных физических лиц, иностранные инвестиции, права на интеллектуальную собственность, право наследования, брачно-семейные отношения, трудовые отношения, оказание правовой помощи. Второй – следствие конкретики МЧП, которая «в определенной степени способствует изживанию из сферы прав человека абстрактности и лозунговости, которые в немалой степени для нее характерны».
Таким образом, говорить о каких-либо ощутимых результатах в теоретических изысканиях в области взаимодействия прав человека и МЧП, как самостоятельных отраслей регулирования, пока преждевременно. Негативные последствия подобного положения вещей для науки и правоприменительной практики вполне очевидны. Ликвидировать их могут лишь новые исследования в этой интересной и важной сфере регулирования совместной жизни людей.