Говоря о развитии полицейских структур в Великобрита­нии, следует отметить, что он прошли длительный путь исто­рического развития. Еще в XVIII в. сами приходы обеспечива­ли порядок на своих территориях. Приходские надзиратели (бидли) выполняли административные функции, констебли, в свою очередь, задерживали преступников, а в экстренных случаях помогали военным подавлять мятежи. Констеблей выбирали из прихожан, и они должны были на общественных началах нести службу в течение года. Для того, чтобы стиму­лировать труд констеблей, предусматривалось «тайнбернские билеты», своеобразные наградные листы за поимку особо опасных преступников. Подобные листы освобождали от вы­платы приходских повинностей. К 1800 году появился ночной патруль, который сторожил центральные улицы Лондона. Этот отряд, состоявший из 68 человек, подразделялся на стар­ших (капитанов) и простых патрульных. Первые были воору­жены карабинами, пистолетами, саблей. Патрульные же были счастливыми обладателями сабель.

В 1805 г. появляется конный патруль, который обеспечил порядок в близлежащих к Лондону окрестностях. Свидетель­ством этому явилось прекращение грабежей. На конных па­трульных был синий мундир и красный жилет. Так в Англии появилась первая полицейская форма. В 1829 г. в Лондоне по­явилась столичная полиция. За полицейскими молва сразу же закрепила милое прозвище «бобби», по имени инициатора создания нового органа министра внутренних дел, а затем и премьер-министра Роберта Пиля.

Полицейские органы в стране появились во многом из-за недовольства обществом тем обстоятельством, значительная часть преступлений оставались безнаказанными. Во вводной части законопроекта Роберта Пиля об организации полиции подчеркивался тот факт, что «ночная стража и ночная поли­ция неспособны предупреждать и раскрывать преступления нередко по причине непригодности привлекаемых для этого лиц, их недостаточного количества, их ограниченных полно­мочий и недостаточности связи и сотрудничества между ними».

Штаб новой организации находился на улице Большой Скотленд-Ярд, в районе Уайтхолла. Констеблям и сержантам выдавались дубинки, в экстренных случаях им выдавались саб­ли. Инспектора носили карманный пистолет. У полицейских был особый сигнал, издаваемый с помощью трещотки, впо­следствии замененный на свисток. Особую гордость у «боб­би» представлял масляный фонарь «бычий глаз» с линзой, с помощью которой можно было попеременно устанавливать ближний или дальний свет, а также затемнять его с помощью особой шторки.

Система организации поиска преступников была весь­ма усложненной в Великобритании XIX в. Непосредственно полицейские были серьезным образом связаны в своих дей­ствиях возможным противодействием со стороны судьи (на территории своего участка), а также шерифом и коронером. Последние имели право в поисках преступника на основании улик арестовать его в пределах графства.

Констебль же мог самостоятельно (без приказа) подвер­гнуть аресту подозреваемое лицо только в следующих слу­чаях: «а) при нарушении мира в его присутствии - во время совершения преступления или сейчас же после него; б) по основательному обвинению со стороны частного лица в со­вершении тяжкого преступления; в) если тяжкое преступле­ние было совершено и имеется основательное подозрение, что данное лицо совершило его; г) в ночное время на улице, если имеется основательное подозрение, что данное лицо соверши­ло тяжкое преступление. Наконец, каждый гражданин имеет право арестовать лицо, совершающее или только что совер­шившее преступление».

В России полицейские были более самостоятельны в своих действиях по сравнению со своими английскими кол­легами. Соответствующие изменения в законодательстве 1862-1864 гг. четко определили юрисдикцию и реальные воз­можности работы полиции. Чины полиции отныне получали возможность производить дознание, предполагаемое как рас­следование уголовного преступления по «горячим следам» в розыскном порядке. Вся подобная деятельность была направ- ленадля поиска подозреваемого лица и сводилась к поиску доказательств его виновности. Задачи полиции заключались в четком выяснении следующих обстоятельств: 1) действитель­но ли, какое, когда и при каких обстоятельствах совершилось преступление; 2) кто и на каком основании подозревается в его совершении; 3) не допустить, чтобы подозреваемый скрылся, а следы преступления изгладились.

При этом дознание должно было, как правило, произ­водиться чинами полиции негласно, посредством розысков, словесных опросов и наружного наблюдения, за исключением случаев, предусмотренных ст.258 Устава уголовного судопро­изводства.

О любом событии, заключавшем в себе признаки пре­ступления, полиция должна была в кратчайшие сроки (не позднее суток по получении сведений об этом), сообщить су­дебному следователю и прокурору (его товарищу). Подобный порядок был определен Статьей 250 Устава уголовного судо­производства.

Это документ четко устанавливал строгий принцип, ког­да по прибытии судебного следователя полиция уступала представителю юстиции «пальму первенства», передавая ему все производство и прекращая свои действия до получения особых указаний.

Однако, как и в далекой от Российской Империи Велико­британии, закон определял целый ряд обстоятельств, когда со­трудники полиции вынуждены был предпринимать неотлож­ные действия. Статья 258 Устава уголовного судопроизводства определяла следующий порядок действий: «когда полицией застигнуто совершающееся или только что совершившееся преступное деяние, а также когда до прибытия на место про­исшествия судебного следователя следы могли бы изгладить­ся, полиция заменяет судебного следователя во всех следствен­ных действиях, не терпящих отлагательства, как: в осмотрах, в освидетельствованиях, в обысках и выемках; но формальных допросов ни обвиняемым, ни свидетелям полиция не делает, разве что кто-либо из них оказался тяжело больным, и пред­ставилось бы опасение, что он умрет до прибытия следовате­ля».

Законодательство устанавливало, что только в таких слу­чаях, когда чины полиции могли заменить следователя, про­токолы, составленные полицейскими, могли быть зачитаны в ходе судебного заседания.

Полиция должна была принимать меры с целью, что­бы не допустить возможности, когда подозреваемый мог скрыться от следствия в определенных законодательством обстоятельствах:а) когда он был застигнут при совершении преступного деяния или сразу после его совершения; б) когда потерпевшие от преступления или очевидцы укажут прямо на подозреваемое лицо; в) когда на подозреваемом или в его жилище были найдены явные следы преступления; г) когда вещи, служащие доказательством преступления, принадле­жат подозреваемому или оказались при нем; д) когда он сде­лал покушение на побег или пойман во время или после по­бега; е) когда подозреваемый не имел постоянного жительства или оседлости.

С целью не допустить, чтобы подозреваемый уклонился от следственных действий, полиция применяла следующие меры пресечения: 1) отобрание вида на жительство или обяза­ние подпиской о явке к следствию и неотлучке с места житель­ства; 2) особый надзор полиции; 3) отдача на поруки благо­надежному лицу с денежной ответственностью поручителя; 4) взятие залога; 5) домашний арест; 6) взятие под стражу.

В ходе непосредственной деятельности полицейских по раскрытию преступных проявлений, за ними постоянно осу­ществлялся прокурорский надзор. Представители прокурату­ры обладали правом давать полицейским поручения, которые носили обязательный характер. В случае выявления неправо­мерных действий со стороны сотрудников полиции прокурор или его товарищ могли обратиться с соответствующим запро­сом к суду с целью определения степени их виновности.

Однако успех в работе полицейских приходил в результа­те умелого применения оперативно-разыскных мероприятий, когда благодаря решительным действиям удавалось найти пре­ступников по «горячим следам». Примеры подобной успешной работы можно найти в опубликованных мемуарах двух Мэтров уголовного розыска дореволюционной России - Ивана Дми­триевича Путилина и Анатолия Францевича Кошко.

Из воспоминаний И. Д. Путилина просматриваются осно­вы непосредственной работы сотрудников сыскной полиции по оперативному поиску преступников. При этом для руко­водителя столичного сыска особое значение приобретало чет­кое инструктирование агентов. Так, после одного из громких преступлений, взволновавших Петербург в 1870 г., он вызвал одного из своих сотрудников: «Вы переоденьтесь в соответству­ющий костюм, то есть как можно более рваный, и отправьтесь в самые темные и грязные притоны, где ютятся столичная рвань и мазурики. Особенно не забывайте домов терпимости и ночлежек. И в тех и других местах мазурики любят «распо­ясываться» и под влиянием алкоголя и разврата хвалятся сво­ими подвигами, выбалтывая свои похождения. Внимательно всматривайтесь, а главное, вслушивайтесь. Я твердо верю, что только этим путем мы найдем ключ к разгадке таинственного преступления...

Такие же инструкции я дал и другим агентам сыскной по­лиции. Всюду, где собирались подонки столичного пролетари­ата, находились представители сыскной полиции». Результаты не замедлили сказаться. Завершая свои рассуждения о подоб­ных, «приличных местах», Иван Дмитриевич Путилин писал: «Добрая половина преступников, убийц и воров, из крестьян и мещан, конечно, по - преимуществу была разыскана и арестована сыскной полицией именно в этих отвратительных притонах» При этом руководитель столичных сыщиков писал о многочис­ленности в столице Российской Империи тайных притонов.

Исследуя природу взаимоотношений между хозяевами злачных мест и уголовными элементами, И. Д. Путилин при­шел к негативным выводам. Он, в частности, отмечает: «целый ряд уголовно-криминальных происшествий последних лет показал нам, что очень часто содержатели грязных притонов- трактиров умышленно укрывали своих преступников-клиен- тов, за счет награбленного имущества которых они жирели и богатели. Между ними была своеобразная сделка. Вор или убийца сбывать содержателю притона если не все, то часть краденного по ценам, разумеется, грошовым».

На другой стороне подобной взаимовыручки было по­собничество хозяев притонов преступникам. «За это «поиль­цы, кормильцы и увеселители», - отмечал в своих мемуарах И. Д. Путилин, - со своей стороны, обязывались охранять их всячески от бдительного ока сыскной полиции. Они, чуя по­лицейское выслеживание в своем «заведении» кого-либо из своих тайных посетителей, предупреждали тех особым «теле­графом» о грозящей им опасности попасться им в руки аген­тов. Частенько благодаря этому преступник ускользал на горе и вящую досаду служителей правосудия. Уличить таких со­держателей трактиров и притонов в прямом соучастии с зло­деями и мазуриками было не так легко, благодаря чему пой­манные преступники на допросах почти никогда не выдавали этих негодяев.».

Анатолий Францевич Кошко писал о своих коллегах: «При московской сыскной полиции имелся так называемый летучий отряд из 40 примерно человек. В него входили специ­алисты по разным отраслям розыска. В нем имелись: лошад­ники, коровники, собачники и кошатники, магазинщики и теа­тралы, - названия, происходящие от сферы их деятельности».

Подобные разнообразные формы и методы работы по­зволяли полиции оперативно раскрывать преступления по «горячим следам». Таким образом, полицейские подразделе­ния в дореволюционной России могли более оперативно и ре­зультативно по сравнению со своими английскими коллегами бороться с преступностью.