Юридическая консультация по вопросам миграции

  • Увеличить размер шрифта
  • Размер шрифта по умолчанию
  • Уменьшить размер шрифта
Юридические статьи Теория права и государства Критерии эффективности права с позиций постклассической юриспруденции

Критерии эффективности права с позиций постклассической юриспруденции

Проблема эффективности права сегодня — одна из акту­альнейших в юриспруденции. Она обусловлена несколькими факторами. Во-первых, утратой легитимности правовых си­стем и государственного управления во всех развитых странах мира. Недовольство законодательством и правоприменитель­ной практикой отмечается во всех социологических исследо­ваниях общественного мнения начиная с конца 90-х гг. и вы­нуждает правительства реформировать политико-правовую систему. Общий вектор таких реформ идет по пути «антропологизации» правовой и политической систем, т. е. включения человека в процессы правообразования, реализации права, го­сударственного управления с помощью, например, механиз­мов электронного правительства и электронной демократии.


Во-вторых, проблема эффективности права сегодня явля­ется чрезвычайно сложной потому, что отсутствует единство подходов к правопониманию, к определению механизма дей­ствия (реализации) права и его результата. Прежде чем гово­рить об эффективности права, необходимо определиться, о чем идет речь: что понимается под правом, как оно действует, какой результат от него можно ожидать. Главным недостатком господствующей по сей день позитивистской догматической юриспруденции, по которой судят о юридической науке в це­лом, является ее оторванность от нужд и запросов социальной практики, так как для нормативистов право замкнуто само на себя, обитает в мире должного и никак не связано с миром су­щего — реальными проблемами жизни общества. Если дей­ствие права — это вступление в силу нормативного правового акта, независимо от того, реализуется ли он на практике, то эффективность права не может быть измерена в принципе.

С другой стороны, в классической теории права (не только в позитивистской) со времен И. Канта в целях противостояния ригоризму и (сегодня) релятивизму постулируется автономия или, как минимум, «операциональная закрытость» права. При этом обоснование автономии права опять-таки производится аксиоматически или априорно — право (якобы) обосновыва­ется само собой. Так, по мнению Д. Раза, правила могут быть обоснованы содержательно независимыми суждениями, ко­торые обусловлены способом своего происхождения и неза­висимы от действительности правил, устанавливающих такой способ происхождения. Обоснование правила не является обоснованием для совершения действия, которое требуется этим правилом. Таким образом, обоснование правила не свя­зано с желательностью любого требуемого данным правилом действия, а вытекает, в конечном счете, из веры людей в обя­зательность соответствующего правила, которая зиждется на легитимности государственного органа, уполномоченного эти правила формулировать. Тем самым ставится под сомнение функциональность и эффективность норм права. Близкую мысль высказывал в свое время Ф. Хайек, утверждая, что нор­мы права не выдумываются, но создаются спонтанно, в ходе селекции проб и ошибок, а большинство людей не сознают, что соблюдают, исполняют или используют нормы права. По­этому нет единственной причины именно такой формулиров­ки нормы права, а оправдать можно только норму, а не ее при­менение. Суть закона, по его мнению, — не эффективность, а уважение. Поэтому деструктивным является утверждение, что норма права приемлема, если она полезна. Но в таком случае «сущностно оспоримыми» понятиями «благо», «справедли­вость», «равенство», «прогресс» и другими невозможно обо­сновать право, так как этот процесс, как утверждал П. Бурдье, обоснована и оспорена. Более того, установить эм­пирическим путем адекватность этих принципиально разных по­зиций невозможно. Поэтому спор между ними в принципе нераз­решим». — Gallie W.B. Essentially Contested Concept // Proceedings of the Aristotelian Society. — 1955. — Vol. 56. Р. Дворкин в этой связи заявляет, что у принципов права и судебных решений нет прямой связи, а неопределенность стандартов, лежащих в основе Консти­туции, неизбежно вызывает разногласия при их использовании «разумными людьми доброй воли». — Дворкин Р. О правах все­рьез. — М., 2004. — С. 71, 188. Поэтому «слово "права" в разных контекстах имеет разную силу». — Там же. — С. 257. Известный антрополог Р. Д'Андрад утверждает, что между конститутивными нормами (культурными институциями, которые можно считать принципами права) и регулятивными нормами нет связи, под­чиняющейся законам логики: многие конститутивные правила могут быть связаны с совершенно разными нормами.


В-третьих, актуальность и одновременно проблематиза- ция эффективности права связана с отсутствием надежных критериев оценки действия права, его результативности. Это, в свою очередь, вытекает из утраты наукой привилегирован­ного эпистемологического статуса, развенчания претензий человеческого разума на аподиктичное описание, объяснение и предсказание мира и конструирование идеального порядка на земле (или хотя бы в отдельно взятом государстве). Поспо- зитивизм, а затем постмодернизм подорвали веру во всемо­гущество «законодательного разума». По мнению З. Баумана, в эпоху просвещения сформировалось представление о науке как «законодательном» разуме, претендующем не только на монопольную истину при описании и объяснении действи­тельности с помощью научных методов, но и, опираясь на на­учный прогноз, — на предписание должного (истинного) по­ведения. такая установка, понятно, ориентирована на критику здравого смысла и непрофессионального знания, которому нельзя «доверять представлять истину». Во второй половине XX в. складывается и завоевывает все больший авторитет иная эпистемология, ориентированная на «интерпретативный» разум. Если законодательный разум представлен монологом, и, как следствие, — отношением господства — подчинения, то интерпретативный — диалогом, процессом взаимного ин­формирования (коммуникации) и отношениями партнерства. «Смыслом существования законодательного "проекта", — пи­шет З. Бауман, — была возможность метода, то есть процеду­ры, гарантирующей общезначимость результата просто тем, что ей шаг за шагом скрупулезно следовали; и опора на прин­цип, что результаты, полученные в конце методической про­цедуры, обладают высшей познавательной общезначимостью, на которую не могут претендовать никакие неметодические усилия». Интерпретативный же разум «исходит из момен­та примирения с сущностно плюралистической природой мира...».

Квантовая физика, открытия диссипативных структур в химии и другие открытия в естествознании XX в. привели к пересмотру ньютоново-картезианской картины мира. Линг­вистический, прагматический и антропологический «пово­роты» в гуманитарной науке, утверждающие зависимость социальной реальности от ее интерпретации действующим субъектом, о ее сконструированности и воспроизводимости практиками людей, перманентной изменчивости и непредска­зуемости, заложили основы пост(не)классической социальной эпистемологии. Одним из проявлений «постклассики» явля­ется релятивизм социальных (и правовых) явлений и, как след­ствие, отсутствие универсальных критериев оценки. При этом релятивность права — это его социальная обусловленность, а отнюдь не произвол. Право, в таком случае, — это социальное явление, обусловленное взаимодействиями с другими соци­альными феноменами, вне и без которых право не существует, и с обществом как социальным целым (последнее — не более чем социальное представление по терминологии С. Моско- вичи, объединяющее людей на определенной территории). Релятивность права (точнее — законодательства) не дает воз­можность сформулировать универсальные содержательные критерии, например, уголовно-правовых запретов. Я.И. Ги- линский в этой связи справедливо замечает: «В реальной действительности нет объекта, который был бы «преступностью» (или «преступлением») по своим внутренним, имманентным свойствам, sui generis, per se. Преступление и преступность — понятия релятивные (относительные), конвенциональные («договорные»: как «договорятся» законодатели), они суть со­циальные конструкты, лишь отчасти отражающие отдельные социальные реалии: некоторые люди убивают других, некото­рые завладевают вещами других, некоторые обманывают дру­гих и т. п. Но ведь те же самые по содержанию действия могут не признаваться преступлениями: убийство врага на войне, убийство по приговору (смертная казнь), завладение вещами другого по решению суда, обман государством своих граждан и т. п.».


Проблематизация оценки результативности права (как отношение цели и результата) определяется следующими об­стоятельствами.

  1. Конечный результат правового (проявляющегося чаще всего как законодательное) воздействия, как и всякое социаль­ное явление, является амбивалентным. Считать его положи­тельным или отрицательным невозможно, так как одно всегда содержит другое и наоборот. Все дело в точке зрения, в систе­ме координат, в которой оценивается этот результат: если пра­вовая инновация, например, в области гражданского права, приводит к росту экономической активности, то она же, как правило, приводит к возрастанию экономической преступ­ности; изменение социальной политики (которое невозможно без реформ законодательства социального обеспечения) мо­жет привести к увеличению деторождаемости, то есть поло­жительному изменению демографической ситуации в стране, однако это же будет способствовать увеличению преступно­сти, динамика которой четко коррелирует с ростом населения. Эта проблема дополняется непредвиденными и нежелатель­ными последствиями (экстерналиями), которые сопровожда­ют любое благое (считающееся таковым) начинание.
  1. Определить влияние на тот или иной результат (напри­мер, снижение преступности) отдельного нормативно-право­вого акта практически невозможно. Право действует системно, когда одни нормы дополняют другие. В то же время (об этом речь пойдет ниже) действует не закон как таковой, а люди в соответствии с законом или вопреки ему. Поэтому, например, эффективность нормативно-правового акта невозможно «ото­рвать» от эффективности деятельности системы правосудия, правоохранительных органов и т. д. (для охранительного за­конодательства). Так, например, при скоротечном протекании криминогенной ситуации можно пренебречь воздействием на конечный результат (состояние преступности, в данном случае) всех иных факторов, как это, допустим, произошло 13 июля 1977 г., когда ударом молнии в провода высокого напряжения было прервано электроснабжение Нью-Йорка на 25 часов. «В результате, — как пишет газета "Таймс", — десятки тысяч аф­роамериканцев и испаноговорящих подвергли шестнадцать привилегированных районов города разграблению». Ущерб, причиненный городу (он официально не публиковался, по неофициальным данным оставил более 1 млрд долларов) — и есть показатель (отрицательный, определяемый методом от противного, в данном случае) эффективности уголовного кодекса штата Нью-Йорк вместе с эффективностью деятель­ности полиции, судов и пенитенциарной системы. Отделить одно от другого (как и эффективность норм уголовного права от уголовно-процессуального права) невозможно. С другой стороны, как справедливо отмечает Я.И. Гилинский, «различ­ные виды девиантности имеют общий генезис, взаимосвязаны между собой»1, взаимовлияют друг на друга, что проявляется в синергетическом эффекте — результате, вычленить из ко­торого одну-единственную составляющую не представляется возможным. Это же касается и права, являющегося «момен­том», стороной общества.




   

Временная регистрация на территории Москвы необходима иностранцам и гражданам Российской Федерации, которые прибыли в столицу из других регионов РФ. В соответствии с действующим законодательством (а именно — статьей 5 закона N 5242-1 "О праве граждан РФ на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах РФ"), временная или постоянная регистрация граждан России проводится в срок до 90 дней с момента прибытия. Для граждан других стран максимальный срок проживания без предварительной регистрации составляет 7 дней с момента прибытия.

Для чего нужна временная регистрация?

Поиск работы и трудоустройство

Получение медицинского обслуживания

Зачисление в детский сад, школу, вуз

Постановка на учет в военкомате

Оформление визы

Получение банковских услуг, кредитов

Отсутствие временной регистрации в Москве, в случае нарушения сроков пребывания облагается штрафом в размере от 3 до 5 тысяч рублей для граждан РФ, и от 5 до 7 тысяч рублей для иностранцев. Кроме того, при выявлении правонарушения органами правопорядка, для иностранцев будет инициирована процедура административного выдворения за пределы Российской Федерации.

Таким образом, услуга оформления временной регистрации в Москве защитит вас от проблем с законом, а также позволит уверенно чувствовать себя в любой ситуации!

Как мы можем помочь?

Компания Eurasialegal предоставляет юридическую помощь в получении временной регистрации на территории Москвы. Мы ведем активное сотрудничество с собственниками жилья, что позволяет зарегистрировать наших клиентов в любом районе столицы на срок от нескольких месяцев до 5 лет.

  • Официальная организация работы с клиентом

  • Минимальные сроки оформления документов

  • Доступная стоимость всего комплекса услуг

Воспользуйтесь услугами юристов Eurasialegal!

Наши юристы предоставляют услуги консультационного сопровождения как гражданам субъектов Российской Федерации, так и жителям СНГ и сопредельных стран. Располагая многолетним опытом работы в данной отрасли, мы гарантируем, что процесс получения временной регистрации пройдет в кратчайшие сроки, а результат будет полностью соответствовать вашим ожиданиям.



О портале:

Компания предоставляет помощь в подборе и прохождении наиболее выгодной программы иммиграции для получения образования, ведения бизнеса, трудоустройства за рубежом.

Телефоны:

Адрес:

Москва, ул. Косыгина, 40

office@eurasialegal.info