В отечественной юридической литературе сложносоставной характер марксистской теории происхождения государства, как правило, игнорируется. Поэтому историко-материалистическая теория происхождения государства сводится к одному лишь узкоклассовому направлению марксистской мысли и используется в научном обиходе под названием «классовой» теории происхождения государства. Сам по себе, классовый, точнее классово-формационный, подход был и остается свойственным не только марксистам, но и их идейным противникам. Об этом прямо говорится в книге американского политолога Рональда Х. Чилкота: «Эрнест Мандель … соглашался с Ральфом Милибендом в том, что в Великобритании восхождение на высшие государственные посты определяется не столько профессиональной компетенцией, сколько подчинением нормам буржуазного поведения. Домхофф, разумеется, полагал, что такая модель существует и в Соединенных Штатах»1. На таком фоне риторическим выглядит вопрос, поставленный им перед американскими политологами: «Не привязаны ли интеллектуалы к ценностям своего экономического строя, иными словами, не формирует ли капитализм их политическое мировоззрение?»2. В той же книге приводится любопытный призыв представителей «Нового движения за политические науки»: «Марксисты, социалисты, феминистки и приверженцы критических альтернатив заслуживают такого же уважения и свободы от произвола власти, как либералы, консерваторы и другие представители основного течения»3. Вероятно, многим отечественным ученым подобный призыв показался бы немыслимой ересью. Но даже самое негативное восприятие марксизма не избавляет их от более вдумчивого отношения к марксистско-ленинской теории происхождения государства.
В основу классовой теории происхождения государства были положены хорошо известные конфликтно-классовые постулаты раннего марксизма. Еще в «Манифесте коммунистической партии» обнаруживается отождествление борьбы сословий и «низших слоев среднего сословия» с борьбой классов. Здесь мы находим знаменитую фразу: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов». Раскрывая это положение, классики марксизма поясняли, какие именно «классы» боролись между собой в добуржуазную эпоху: «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье…». Абзацем ниже выясняется, что перечисленные здесь «классы» представляют собой «различные сословия»4. С отождествлением классов и сословий мы сталкиваемся и тогда, когда они ведут речь о «низших слоях среднего сословия», ставших социальными источниками пролетариата5. Ныне общепризнанно: классы – это большие группы людей, которые различаются между собой по отношению средствам производства. Иными словами, классы – это социально-экономические группы. Сословия же – социально-правовые. Они различались между собой правами и обязанностями. Хотя основоположники марксизма знали о том, что классы и сословия далеко не всегда совпадают друг с другом, но они пошли по иному пути. Они стали отождествлять классы с сословиями. Тем самым Маркс и Энгельс уже в 1848 г. создали условия для расширительного понимания понятия «общественный класс». Выходит, что широкое классопонимание было изначально присуще марксизму. В работах отечественных исследователей советской эпохи оно получило дальнейшее развитие. Начиная с конца 60-х годов, подобный подход постепенно формируется в особое научное направление.
По мере того, как археологические, этнографические и исторические исследования классо- и государствогенеза достигали известной зрелости и «отливались» в устойчивые теоретические формы, от них отделялся особый вид классово-формационных воззрений – теория раннеклассовых обществ и, соответственно, раннеклассовых государств.
В ходе трех дискуссий об азиатском способе производства, прошедших в нашей стране в прошлом веке, произошло углубленное изучение творческого наследия, оставленного классиками марксизма. На этой основе сформировались два альтернативных направления: теория доклассового происхождения государства и теория «раннеклассового общества» («новая классовая теория»). Одновременно многие советские обществоведы прилагали большие усилия для того, чтобы укрепить пошатнувшийся авторитет «старой классовой теории», которая еще при В.И. Ленине получила официальное признание и десятилетиями сохраняла статус одного из «краеугольных камней» партийно-государственной идеологии СССР. Несмотря на довольно ощутимые различия, все три направления возникли и развивались в пределах одной научной традиции, идущей от Маркса и Энгельса. Все они своими корнями восходят к той или иной стороне марксистского наследия.
В отечественной литературе самое широкое распространение получила идея билинейного развития. Она проявила себя в дихотомии восточного и западного государствогенеза. В связи с этим ученые нашей страны стали противопоставлять идейно-теоретическое содержание «Анти-Дюринга»6 тем идеям, которые воплотились в «Происхождении семьи, частной собственности и государства»7. При этом считается, что в первой работе наиболее ярко отражена теория доклассового происхождения государства, а во второй – теория классового происхождения государства. На самом деле, в «Происхождении…» проявились, правда, в разной степени, все три направления марксистского подхода к процессу государствообразования. Так, например, идея сословной (дорабовладельческой) основы государственности, возникшей, как казалось Энгельсу в результате борьбы плебеев с патрициями, довольно явственно обнаруживает себя в его интерпретации раннегосударственной истории Древнего Рима. Различия между борьбой патрициев и плебеев, с одной стороны, и борьбой рабов с рабовладельцами, с другой стороны, были настолько велики, что игнорировать их мог только предвзятый исследователь.
Конкретную форму государствообразования и в Древних Афинах Энгельс стремился освещать с позиций классового подхода. Общеизвестно, что демократия в Афинах утвердилась во многом потому, что здесь в V – IV до н. э. самое широкое развитие получила эксплуатация рабов. Хотя тесная взаимосвязь между развитием демократии и рабовладельческой эксплуатации, в Афинах сложилась довольно поздно, это не помешало Энгельсу ее «состарить», и перенести в период, непосредственно примыкающий ко времени солоновых реформ. В результате одной из них в 509 г. до н.э. в Афинах отменяется долговое рабство. Более того, некогда порабощенным и проданным за границу крестьянам возвращается не только свобода, но и захваченная аристократами-ростовщиками земля. Отныне только военный плен и покупка невольников позволяли афинянам пополнять состав немногочисленного в течение всего VI в. до н.э. слоя рабов.
По причине своей малочисленности рабы ни в досолоновых, ни тем более в солоновых Афинах, не могли составлять общественного класса. Поэтому главным антагонистом афинских аристократов были вовсе не рабы, а представители свободного населения, входившие в соответствующее сословие – демос. Видимо, по этой причине некоторые марксисты-традиционалисты не решаются употреблять термин класс по отношению к афинскому демосу.
Итак, единственным путем, при помощи которого можно было спасти идею раннего (по существу дорабовладельческого) происхождения античных государств, оставалась возможность расширительной трактовки понятия «общественный класс». И Энгельс не преминул воспользоваться данной возможностью, принеся в жертву фактическую сторону дела. Отождествив сословные структуры Афин и Рима с общественными классами, он встал на позиции широкого классопонимания.
На фоне древних Афин и Рима определенным исключением предстает «германская форма» государствообразования. Изучив процесс возникновения государства у древних германцев, Энгельс пришел к следующему выводу: «…у германских победителей Римской империи государство возникает как непосредственный результат завоевания обширных чужих территорий…»8. С этим выводом полностью согласуется и другой: «Мы знаем, что господство над покоренными несовместимо с родовым строем. Здесь мы видим это в крупном масштабе. Германские народы, ставшие господами римских провинций, должны были организовать управление этой завоеванной ими территорией»9. Налицо коренное различие между «германской» и другими формами государствообразования. В юридической литературе различиям между конкретными формами возникновения государства уделялось явно недостаточное внимание. Поэтому ученым-юристам в течение долгого времени не удавалось расширить круг причин происхождения государства, включив в их число такую общественную потребность, как потребность в организации управления. Подобная задача была успешно решена учеными-историками. По верному наблюдению одного из них – В.П. Илюшечкина в приведенных цитатах Энгельса речь идет об иной, нежели классовые противоположности, причине возникновения государства. В.П.Илюшечкин обоснованно полагает, что германские «…государства возникли не из классовых антагонизмов, которых еще и быть не могло, а из потребности управления покоренным населением».
Таким образом, фрагменты теории доклассового происхождения государства обнаруживаются даже в «Происхождении семьи, частной собственности и государства».
Хотя позиции «старой классовой теории» и прежние стереотипы еще весьма сильны, но каково же влияние трудов А.Б. Венгерова? Вот что писал об одной из его статей А.И. Ковлер: «К сожалению, эта статья была сдержанно встречена юристами и политологами». Поэтому она «не послужила началом дискуссии о внедрении новых данных других наук в правоведение и политологию»11. Прошли десятилетия, стали достоянием истории и эти строки, но время для той дискуссии, на скорейшем проведении которой А.И. Ковлер настаивал еще в 1990 г., так и не наступило. Более того, до сих пор отсутствует сколько-нибудь обстоятельный анализ концепции А.Б. Венгерова. Восполняя этот пробел, вникнем в суть его концепции. Возвращаясь к Марксу и Энгельсу, А.Б. Венгеров уже не мог целиком принять ту трактовку первоначала государства, которая содержалась в трудах классиков марксизма. Вместе с Марксом и Энгельсом он исходил из определяющей роли экономики позднепервобытного общества. Это проявилось в таких понятиях, как «присваивающая экономика», «производящая экономика» и некоторых других. Но между Марксом и Энгельсом, с одной стороны, и А.Б. Венгеровым, с другой стороны, стоял Г. Чайлд с его идеями «неолитической революции» и «городской революции». Прослеживая стремление А.Б. Венгерова внедрить теорию раннеклассового происхождения государства в юридическую науку, необходимо отметить, что оно осуществлялось им во многом на основе тех концепций, которые были разработаны в теоретической археологии (Г. Чайлдом, В.М. Массоном и др.).
Хотя решение данной задачи происходило в русле советско-марксистских идей, это была несколько иная аксиоматика: вслед за В.И. Лениным абсолютное большинство советских исследователей исторически первым типом классовых конфликтов, порождающих первоначальные государства, считали конфликты между рабами и рабовладельцами. А в «новой классовой теории» исходным объектом оказываются несколько иные социальные феномены – «ранние классовые структуры» (знать, зажиточные горожане, свободные общинники-земледельцы, зависимые лица), которые лишь с большой натяжкой можно отнести к общественным классам.
Главная трудность, которая стояла и стоит перед всяким сторонником идеи раннеклассового происхождения государства, связана с неопределенностью понятия «ранние классовые структуры». Простой перечень социальных слоев, которые якобы образуют ту или иную «классовую структуру», не снимает проблемы: целое всегда больше части, а их сумма не образует целостности. Аксиоматический способ изложения, избранный основателями классового подхода здесь явно не подходил. В новых исторических условиях классовый подход приобретает дуальный вид: наряду с собственно классами, которые соответствовали всем признакам ленинского определения понятия «общественный класс», пришлось выделять классы в «широком смысле слова», основанные не только на частной собственности, но и на иных классообразующих факторах. Учитывая их незрелое состояние, наиболее ранние из «классовых структур» приобрели наименование «раннеклассовых». Налицо не только расширение классообразующей основы, но и отказ от идеи жесткой взаимосвязи между классо- и государствообразованием. На смену ей пришли более гибкие формулировки: идея «параллельного» возникновения классов и государства (А.И. Першиц)14, идея взаимной «независимости» государствообразования и классогенеза (А.Б. Венгеров)15. Такой подход позволял сохранить общую социально-экономическую направленность теоретической интерпретации процесса возникновения государства, внеся частичные дополнения и коррективы в «старую классовую теорию происхождения государства».
Сама по себе теория раннеклассового происхождения государства строилась как историко-материалистическая, как раздел истмата, тесно связанный с теорией общественно-экономической формации. Истолкование же ее А.Б. Венгеровым шло по линии приспособления результатов, полученных археологами, этнографами и историками-древниками к потребностям юридической науки. Однако А.Б. Венгеровым на этом пути были сделаны лишь самые первые шаги. По сути дела он ограничился переносом новых данных теоретической археологии, общей этнографии и всеобщей истории в юридическую науку. По причине неразвитости общей теории государства концептуальный синтез не состоялся. Вместо него мы видим симбиоз общеисторического (в широком смысле) характера, в котором преобладают не юридические, а археологические теоретические конструкты.
Начиная с 1983 г. под влиянием достижений вышеуказанных неюридических дисциплин, А.Б. Венгеров отходит от жесткой формулировки исторического соотношения классов и государства. В процессе разработки этой проблемы им была внесена чужеродная для классового подхода идея – идея «независимости» государствогенеза от классообразования. Кроме того, им были объединены две концептуальные структуры, хотя и близкие друг другу, но их взаимная совместимость вызывала и вызывает определенные сомнения. Это были, с одной стороны, постулаты Ф. Энгельса, полученные путем обобщения и переосмысления содержания известной работы Л.Г. Моргана «Древнее общество». С другой стороны, им были использованы теоретические положения, разработанные английским археологом-эволюционистом Г. Чайлдом («неолитическая революция», «городская революция» – идея урбанизации всех без исключения первичных государств).
У М. Фрида им было заимствовано деление древних государств на «первичные» и «вторичные». Оно послужило своеобразным «мостиком», позволяющим отказаться от однолинейной схемы Г. Чайлда и перейти к идее билинейного развития восточных и западных государств, получившей наиболее яркое воплощение в трудах Л.С. Васильева и Ю.В. Павленко.
Несмотря на широко известные имена отцов-основателей и некоторые успехи в разрешении многочисленных проблем, связанных с изучением позднепервобытных обществ и ранних цивилизаций, «новая классовая теория» до сих представляет собой конгломерат археологических конструктов, историко-материалистических принципов и категорий, но никак не логически последовательную теорию происхождения государства. В соответствии с данной теорией каждая отдельная этагенетическая задача должна была решаться на основе принципов и категорий истмата и проходить через «сито» марксистского учения о причинах и социально-экономических предпосылках возникновения государства. И только после выполнения данных условий, допускались попытки «перевода» эмпирических данных «на язык» археологии, этнографии и истории (в том числе и юридической).
Приходится констатировать, что «новой классовой теории» присущи те же недостатки, что и старой: ей явно недостает концептуальной автономии и логической последовательности. Критический анализ позволяет сформулировать вывод: как первая, так и вторая являются частными трактовками одной и той же историко-материалистической теории происхождения государства (по-другому марксистско-ленинской теории происхождения государства). И та и другая имеют своих искренних сторонников, которые убеждены в том, что структура теоретического знания не подлежит радикальному пересмотру. Правда, из этого общего правила наблюдаются определенные исключения. Одно из них, представлено учебником С.А. Комаровым и А.В. Малько. Здесь, в частности, отмечается: «Первые государства, возникшие на Древнем Востоке, были доклассовыми»17. Отсутствие «отчетливо выраженной классовой дифференциации» в государствах, возникших по «восточному пути», наблюдает и В.Д. Перевалов. С его точки зрения, «этот путь предопределен «азиатским способом производства»18. О перерастании «раннеклассового государства» в «государство так называемого азиатского способа производства» писал и сам А.Б. Венгеров19. При таком подходе «новая классовая» теория сближается с теорией доклассового происхождения государства.
После ознакомления с трудами отечественных синологов (Л.С. Васильева и В.П. Илюшечкина) возникает убеждение в неразрешимости проблемы восточного государствогенеза в рамках классовой парадигмы. Данная парадигма обнаруживает свою несостоятельность не только на эмпирическом уровне, её уязвимость для критики может быть уяснена исходя из общетеоретических положений. В.П. Илюшечкин, – известный отечественный специалист в области синологии и теории общественно-экономических формаций, выдвинул идею сословного происхождения практически всех исторически первых государств. Исключением у него служит только «афинский образец», в рамках которого «создание государства» совершалось «при наличии частной собственности, частнособственнической эксплуатации и антагонистических классов». Еще дальше пошел Л.С. Васильев, усилиями которого разработана стройная концепция доклассового происхождения государства.
Всякая новая теория возникает при решении задач, встающих перед некоторой старой теорией (теориями). Теория доклассового происхождения государства не составляет здесь какого-либо исключения. Первоначально она формировалась при существенной опоре на старые марксистские теоретические воззрения: среди основных теоретических источников хорошо известной концепции Л.С. Васильева фигурируют: Марксов «Капитал» и работа Ф. Энгельса «Анти-Дюринг»21. Этим объясняется стремление автора решать проблемы генезиса государства в рамках марксистской концепции «азиатского способа производства». Раскрывая теоретико-методологические основы своего исследования, он особое внимание уделяет понятию власти, которое выступает ключевым понятием в его концепции. «Но как определить понятие “власть”», – вопрошает Л.С. Васильев? И сам же отвечает: «Классическим в социологии считается определение М. Вебера». Поэтому из множества определений данного феномена он избирает то, которое принадлежит великому буржуазному антиподу Маркса. По Л.С. Васильеву, «оно сводится к возможности для субъекта власти (чаще всего единоличного лидера) осуществлять свою волю даже вопреки сопротивлению других – вне зависимости от того, на чем эта возможность основана».
Общеизвестно, что Вебер не скрывал своего крайне негативного отношения к марксизму. Вот что писал об этом американский профессор Э. Сервис: «Простое упоминание о “развитии бюрократии” в контексте “классовой борьбы” немедленно вынуждает социолога вспомнить о длительной оппозиции Макса Вебера марксистской теории, которую он считал наивной, ненаучной», представляющей собой «не что иное, как продукт специфической политической обстановки». Страницей ниже обнаруживается следующее признание: «Мы – все сегодня, так или иначе, наследники дихотомии Маркс-Вебер».
Казалось бы, позиция Л.С. Васильева предельно ясна – автор последовательно проводит идею доклассовой природы восточных обществ, и соответственно, государств. Но обнаруживает себя примечательная оговорка: «Подобный подход, однако, отнюдь не адекватен признанию бесклассовости азиатской структуры в полном смысле слова»25. Похоже, крайне жесткая критика, не раз звучавшая из уст востоковедов и советских ученых других специальностей, возымела свое действие. Поэтому Л.С. Васильеву пришлось написать строки, свидетельствующие о явных уступках классовому подходу. Продолжая эту мысль, он отмечает: «Пусть классов нет, так как они не сложились и не могли сложиться при отсутствии частной собственности. Но есть социальное и имущественное неравенство, есть социальный антагонизм, причем, весьма и весьма суровые, подчас по своим проявлениям вопиющие, даже кое в чем несравнимые с европейскими классовыми».
При всех уступках Л.С. Васильева классовой теории природы государства, остается неясным целый ряд вопросов. Каково соотношение «реципрокции», «редистрибуции» и прочих идейно-теоретических конструктов заимствованных им у зарубежных антропологов с классическим марксизмом? Не является ли экономический базис ранних государств и вождеств, сконструированный из одних только распределительных отношений, слишком узким по марксистским меркам? Как соотносятся «власть-собственность» и «государственный способ производства» с базисно-надстроечным детерминизмом, без которого немыслим классический марксизм? Представляется, что риторический характер всех этих вопросов очевиден. Действительно, чтобы убедиться в чужеродности для марксизма многих антропологических заимствований, нет необходимости в специальном анализе – достаточно хорошо знать основы марксистского учения. Кстати, нелишне напомнить и о том, что ни кто иной, как Маркс, при составлении конспекта книги Л.Г. Моргана изменил её структуру, переставив между собой две главы: «Идею управления» и «Идею собственности». Тем самым он подчеркнул первичность собственности и вторичность управления. Л.С. Васильев же пошел по прямо противоположному пути.
Подводя итог, мы вправе усомниться в историко-материалистическом характере концепции Л.С. Васильева. Надо признать, что Л.С. Васильев сохраняет приверженность некоторым положениям исторического материализма. Но они в симбиотической форме соединены им с достижениями экономической, социальной и политической антропологии. Чего же в этой концепции больше: творческого марксизма или же теоретической антропологии и социологии, пришедших к нам, как сказали бы сторонники ортодоксального марксизма, с буржуазного Запада? Мы склоняемся ко второму варианту ответа на этот вопрос.
Несмотря на определенное влияние концепции Л.С. Васильева, критика теории доклассового происхождения государства сторонниками и «старой» и «новой» классовой теории не слабеет. Решая по сути дела, одни и те же проблемы, правда, с разным акцентом: Л.С. Васильев на «власть-собственность» и государствообразование, его противники – на «ранние классовые структуры» и «неолитическую революцию», они стимулировали поиск новых идей, многие из которых, к тому времени, уже были выдвинуты и активно разрабатывались зарубежными учеными – специалистами в области политической и социальной антропологии.
Вместе с тем, когда в рамках той или иной дисциплины одновременно существуют несколько направлений, которые порой исключают друг друга, то налицо неудовлетворенность отечественными исследователями положением, сложившимся, в той или иной гуманитарной науке. Выяснилось, что сами конфликтующие направления исследования происхождения государства, взаимодействуя друг с другом, порой обнаруживают схождения между собой, но, как правило, остаются в рамках общей дисциплинарной и метадисциплинарной парадигмы. Ситуация усугубляется еще и тем, что новые данные политической, социальной и экономической антропологии трудно объяснимы в пределах истмата. Это создает в дисциплинах, изучающих проблему происхождения государства, типичную атмосферу кризиса, и требует критического анализа исходных постулатов и традиционных концепций, который в перспективе способен существенно изменить как критерии оценки, так и концептуальный арсенал общей теории происхождения государства.
Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 1 (56) 2013
