Несмотря на то, что ЕврАзЭС является международной экономической организацией, к его задачам, согласно уставным документам, относятся, во-первых, согласование социальной политики с целью формирования сообщества социальных государств, предусматривающего общий рынок труда, единое образовательное пространство, согласованные подходы в решении вопросов здравоохранения, трудовой миграции и другие, во-вторых, сближение и гармонизация национальных законодательств; обеспечение взаимодействия правовых систем государств ЕврАзЭС с целью создания общего правового пространства в рамках Сообщества.
Все государства-члены ЕврАзЭС связывает общая история становления современных правовых подходов в сфере регулирования государственно-конфессиональных отношений. Начиная с конца 80-х гг. хх века, в Советском Союзе стала складываться система взаимоотношений между государством и религиозными объединениями на основе сотрудничества (партнёрства). Началось возрождение церквей, монастырей, появились первые законодательные разработки по регулированию государственно-церковных отношений, церковь получила права юридического лица, свобода совести стала рассматриваться не только как право на атеизм. Однако в дальнейшем этот процесс получил своё развитие уже в независимых государствах постсоветского пространства. Причём во многих из них проблема свободы совести и её правового регулирования стала составной частью национальной самоидентификации, возрождения национальной культуры.
Во всех республиках бывшего Советского Союза свобода совести наряду с правом на жизнь, запретом пыток, рабства и принудительного труда, свободой и неприкосновенности личности, правом на уважение частной жизни, свободой выражения мнений, свободой объединений, заключения брака и других относится к группе так называемых защитных прав. Как отмечает Л.И. Глухарева, «защитные права являются непосредственно действующими, т.е. обладают механизмом прямого действия и не требуют для своей реализации принятия дополнительных законов. Обладая ими, индивид получает минимальные гарантии против всевластия государства, поскольку в этом случае государство устанавливает само для себя границы применения власти».
Актуальность правового закрепления свободы совести детерминирована несколькими причинами.
Во-первых, на пороге третьего тысячелетия начался процесс становления нового типа верующего . Современный человек имеет достаточно высокий уровень образования, информированности в различных сферах. Однако поиск нравственных идеалов, возможно, сейчас является даже более сложным процессом, чем в предшествующие эпохи. Это объясняется и мозаичностью современных представлений о должном, и необыкновенным усложнением повседневной жизни каждого человека, постоянно играющего различные социальные роли, и разнообразием источников наших знаний и ощущений. Как справедливо отмечает И.В. Понкин, «столкновение мировых процессов секуляризации и десекуляризации, а также их сложное взаимодействие с мировым процессом глобализации приводит к усложнению картины распределения национально-культурной и мировоззренческой идентичности, как в отдельных странах, так и во всем мире, усложняя мировоззренческую «мозаику» современного мира» . Современные государственно-конфессиональные отношения и их правовое регулирование должны соответствовать этому процессу и отвечать на новые вопросы, возникающие у личности в связи с её отношением к Богу.
Во-вторых, сегодня в государствах постсоветского пространства наблюдаются серьёзные трудности в выработке единых подходов. Ярчайшим примером этому является то, что проект модельного закона «О свободе совести, вероисповедания и религиозных организациях (объединениях)», утвержденный постановлением Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ от 18 ноября 2005 г. № 26-25, до сих пор находится в стадии доработки в Постоянной Комиссии Межпарламентской Ассамблее СНГ по культуре, информации, туризму и спорту.
В-третьих, практически во всех странах - участницах ЕврАзЭС не прекращаются дискуссии вокруг действующего законодательства о свободе совести. Например, в 2012 г. предпринималось две попытки внести поправки в Закон «О свободе вероисповедания и религиозных организациях в Кыргызской Республике» 2008 г. , что вызвало бурю протеста. В частности, Общественный фонд «Открытая позиция» представил четыре экспертных заключения против предлагаемых поправок.
Рассмотрение конституционного закрепления вопросов, связанных с религиозной свободой и атеистическим мировоззрением показывает, что в Конституциях Российской Федерации, Таджикистана, Кыргызстана и Казахстана в первых же статьях используется термин «светское государство», однако ни в одной из Конституций не даётся определения, а только указываются некоторые признаки. так, в статье 8 Конституции Республики Таджикистан 1994 г. закреплено, что «религиозные организации отделены от государства и не могут вмешиваться в государственные дела» , в статье 4 Конституции Кыргызской Республики 2010 г. запрещено создание политических партий на религиозной основе, а также деятельность политических партий, общественных и религиозных объединений, их представительств и филиалов, преследующих политические цели, действия которых направлены на насильственное изменение конституционного строя, подрыв национальной безопасности, разжигание социальной, расовой, межнациональной, межэтнической и религиозной вражды , похожее положение содержится в статье 5 Конституции Казахстана 1995 г. . Согласно статье 14 Конституции Российской Федерации 1993 г. к признакам светского государства относится то, что «никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» и что «религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом».
Отсутствие определения светского государства оказывает достаточно негативное воздействие как на правовое регулирование, так и на правоприменительную практику данных стран. Международное право не даёт понятия «светского государства», поэтому, на наш взгляд, в различных странах под этим термином понимаются разные явления.
Достаточно нейтральное определение светского государства дала в своей диссертационной работе А.Ф. Мещерякова, которая считает, что «это такой способ организации публичной (политической) власти, при котором государство и церковь отделены и в то же время взаимодействуют друг с другом, отсутствует государственная или официальная религия, обеспечивается равенство религиозных объединений, свобода совести и равенство граждан независимо от отношения к религии в целях достижения баланса интересов личности, государства и религиозных образований в различных сферах жизни общества» . Д.А. Пашенцев так же считает главным критерием светского государства отделение церкви от государства, а школы от церкви (Франция, Россия, Турция).
Е.А. Степанова делит светские государства, во-первых, на кооперационную модель (Австрия, Бельгия, Германия, Португалия, Испания, Италия, Швеция); во-вторых, на отделительную модель (Франция, Нидерланды, Ирландия)14. Похожей типологии придерживается В.В. Кравчук. Она рассматривает среди светских государств модель кооперации (Испания, Италия, ФРГ), где, несмотря на формальное отделение, церковь оказывает значительное влияние на политику, общественное устройство страны, с одной стороны, а с другой - государство тесно взаимодействует с традиционными религиями, поддерживая их в политическом и финансовом отношении, и модель отделения (Франция, Нидерланды).
Автор одного из фундаментальных исследований в данной области И.В. Понкин взял за основу два критерия: 1) наличие партнерства государства и религиозных объединений, 2) влияние норм религиозного права на правовую систему государства.
В результате получилось четыре типа светских государств:
- эквипотенциальный тип - светское государство, характеризующееся стремлением к достижению максимально возможной внерелигиозности и изоляции религиозных объединений от государственной и общественной жизни (Япония, КНР, Южная Корея, отчасти США),
- преференциальный тип - государство, характеризующееся одним из наиболее «мягких режимов» отделения религиозных объединений от государства, выделением государством одной или нескольких религий, для которых создается льготный режим существования и деятельности (большинство стран Европы),
- контаминационный тип - государство, характеризующееся максимальной размытостью границ между религиозным и светским и значительной степенью влияния норм религиозного права на правовую систему государства (государства исламского мира, Израиль),
- идентификационный тип - государство, характеризующееся расширенным сотрудничеством государства с несколькими религиозными объединениями на основе партнерства государства и граждан в гарантиях, защите и реализации их прав на национально-культурную и религиозную идентичность (Франция, Россия, страны Балтии, Украина).
При этом ни один из предложенных типов государств не является идеальным и содержит в себе некоторые проблемы. Это вызвано двумя причинами.
О первой писал ещё Г.-В. Ф. Гегель: «Уже в самом отношении религии в её непосредственности к остальным формам человеческого сознания заключены ростки раздвоения, поскольку обе эти стороны находятся в состоянии взаимного обособления... Так человек в своей действительной мирской деятельности проводит ряд будничных дней, посвящая их своим особенным интересам и вообще мирским целям и удовлетворению своих потребностей, но за ними следует воскресенье, когда он откладывает всё это в сторону, углубляется в самого себя и., живёт самим собой и тем высшим, что в нём заложено, своей истинной сущностью» . Т.е. физическая и духовная сущность человека изначально закладывает двойственность, к которой светскому государству достаточно сложно приспособиться.
О второй причине пишет автор первого комментария к Федеральному Закону Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях» 1997 г. А.Е. Себенцов. Он считает, что противоречия кроются в самой природе религии и светского государства. «Светское государство, - пишет один из авторитетнейших российских специалистов, - исходит из либеральной системы ценностей, в центр законодательства оно ставит человека с его правами и свободами, и в этой системе право религиозных общностей - лишь производное от прав человека иметь религиозные убеждения и свободы действовать в соответствии с ними. Каждая религия имеет собственную догматическую систему ценностей, в центре которой, как правило, находится высшая иррациональная сила, а человек занимает достаточно скромное место».
Исходя из вышесказанного, на наш взгляд, типология взаимоотношений между государствами и религиозными объединениями должна исходить из следующих принципов.
Базовым понятием должно быть не наличие государственной религии или принцип светскости государства, а свобода совести как базовая категория. При этом необходимо отметить, что существующие международно-правовые стандарты вносят некоторую терминологическую путаницу, введя как однопорядковые понятия «свободу мысли, совести, религии». С одной стороны, это кажется оправданным, т.к. нормы международного права должны быть применимы ко всем народам, религиям. Однако, с другой стороны, размытость понятий приводит то к превосходству религиозного мировоззрения над атеистическим, то наоборот.
Свобода совести может рассматриваться как одно из личных (гражданских) прав (право первого поколения, если придерживаться теории поколений прав человека Карла Васака ), относящихся к индивидуальной свободе. Но одновременно это и коллективное право (права третьего поколения), т.к. реализовать религиозные права можно, как правило, только в рамках религиозной организации. Как отмечает Н.В. Варламова, «в категорию прав третьего поколения попадают весьма разнообразные права: права естественно сложившихся социальных общностей (наций, народов, национальных меньшинств, местных территориальных сообществ); права так называемых условных социальных групп (женщин, детей, молодёжи, престарелых, инвалидов, безработных, беженцев, потребителей, жертв политических репрессий и т.п.); права ассоциаций (общественных, в том числе религиозных объединений, и иных юридических лиц); права, которые могут быть реализованы только несколькими лицами совместно, хотя и их индивидуальными действиями (свобода собраний объединений, право на забастовку) даже права "всего человечества в целом"».
На необходимость сочетания в «свободе совести» индивидуального и коллективного начала указывают и философы. Так, Е.И. Аринин отмечает: «В международно-правовых документах . различают понятия надличностного и личностного уровней, где первые выражаются через термины «язык», «нация», «религия», а вторые - через понятие «вера» и «убеждения». Надличностное (социальное) и личное (индивидуальное) связываются не только формальной «законностью», отчуждённо устанавливающей рамки личного поведения, но отношением «совести», чувства ответственности и долга перед другими, согласия как с возможностью других иметь свои уникальные убеждения, свои идентификационные символы, так и с возможностью духовного общения и обобщения, связывания в общности. В идеале личность выступает как гармония индивидуального и социального».
Таким образом, в типологии государственно-конфессиональных отношений нужно выделять, обеспечивает ли правовая система государства реализацию свободы совести и как индивидуального, и как коллективного права.
Данные принципы позволяют предложить следующую типологию.
Первая группа - государства, где реализуются международно-правовые стандарты по свободе совести, рассматриваемой как сумма свободы вероисповеданий и свободы атеистического мировоззрения, как для коллективных, так и для индивидуальных субъектов.
Вторая группа - государства, где декларируется свобода совести каждого человека, однако существуют ограничения в её реализации религиозными объединениями.
Третья группа - государства, где главное внимание уделяется закреплению и реализации прав религиозных организаций, а индивидуальная свобода совести рассматривается как вторичная категория.
Четвёртая группа - государства, которые отказываются от существующих международно-правовых стандартов в сфере свободы совести, и вводят законодательные ограничения в области реализации коллективной и индивидуальной свободы совести.
Применение данной классификации к странам - участницам ЕврАзЭС делает необходимым обращение к другим базовым понятиям конституционного права, определяющим реализацию религиозной свободы и свободы атеистического мировоззрения:
- в статье 32 Конституции Кыргызстана и статье 28 Конституции Российской Федерации каждому гарантируется свобода совести и вероисповедания;
- в статье 22 Конституции Казахстана закреплено право каждого на свободу совести;
- в двух государствах - Беларуси и Таджикистане - в Конституциях подобных терминов нет. Согласно статье 31 Конституции Республики Беларусь 1994 г. «каждый имеет право самостоятельно определять своё отношение к религии, единолично или совместно с другими исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, выражать или распространять убеждения, связанные с отношением к религии, участвовать в отправлении религиозных культов, ритуалов, обрядов, не запрещённых законом». Очень похожа статья 26 Конституции Республики Таджикистан: «Каждый имеет право самостоятельно определять своё отношение к религии, отдельно или совместно с другими исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, участвовать в отправлении религиозных культов, ритуалов и обрядов».
Ни одна из данных форм закрепления не является идеальной, но это соответствует существующим международно-правовым документам. Терминологическая «пестрота» началась с Всеобщей декларации прав человека 1948 г. В статье 18 было закреплено, что каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это включает в себя свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и культовых порядков. Не исправили данной ситуации и последующие документы. Так, например, в статье 6 Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений от 25 ноября 1981 г. понятия свобода мысли, совести, религии или убеждений были уточнены как сумма следующих прав:
a) отправлять культы или собираться в связи с религией или убеждениями и создавать и содержать места для этих целей;
b) создавать и содержать соответствующие благотворительные или гуманитарные учреждения;
c) производить, приобретать и использовать необходимые предметы и материалы, связанные с религиозными обрядами или обычаями или убеждениями;
d) писать, выпускать и распространять соответствующие публикации в этих областях;
e) вести преподавание по вопросам религии или убеждений в местах, подходящих для этой цели;
f) испрашивать и получать от отдельных лиц и организаций добровольные финансовые и иные пожертвования;
g) готовить, назначать, избирать или назначать по праву наследования соответствующих руководителей согласно потребностям и нормам той или иной религии или убеждений;
h) соблюдать дни отдыха и отмечать праздники и отправлять обряды в соответствии с предписаниями религии или убеждений;
i) устанавливать и поддерживать связи с отдельными лицами и общинами в области религии и убеждений на национальном и международном уровнях.
Анализ специальных законов, регулирующих государственно-конфессиональные отношения, а также права верующих и неверующих, позволяет сделать несколько важных выводов.
Первый вывод - действующие законы принимались в несколько разных политических условиях.
Самым ранним является Федеральный Закон Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 г. , в котором, безусловно, чувствуется, что он принимался в условиях, когда требовалось оставить неконтролируемый поток сектантов на территорию России, когда ещё не был преодолён экономический кризис, а главное - Российская Федерация стремилась стать полноправным участником Совета Европы и т.д. Вместе с тем, детальный анализ последующих нормативно-правовых документов показывает, что государство последовательно пытается реализовать принципы и нормы данного Закона. Примером может служить правовое регулирование имущественных прав религиозных организаций в России. 30 ноября 2010 г. Президентом Российской Федерации был подписан, а 14 декабря 2010 г. вступил в силу Федеральный Закон Российской Федерации № 327-ФЗ «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности» , который завершил данный этап многолетнего процесса формирования нормативно-правовой базы, обеспечивающей передачу имущества конфессиям, которые 72 года не имели прав юридического лица.
Закон Республики Беларусь «О свободе совести и религиозных организациях» был принят в 31 октября 2002 г. Он также во многом был спроецирован на Совет Европы, т.к. после апрельской сессии 2002 года появились сообщения о том, что Парламентская Ассамблея Совета Европы готова рассмотреть вопрос о возвращении Беларуси статуса «специально приглашенного», который был ей предоставлен с сентябре 1992 г. до января 1997 г. , но этим перспективам не суждено было осуществиться.
Ныне действующие Законы о свободе совести Кыргызстана, Таджикистана и Казахстана были приняты в последние четыре года.
Так, Закон «О свободе вероисповедания и религиозных организациях в Кыргызской Республике»№ 282 от 31 декабря 2008 г. был принят вместо Закона «О свободе вероисповедания и религиозных организациях» 1991 г., причём, фактически сохранив прежнее название. В Таджикистане Закон «О свободе совести и религиозных объединениях» № 489 от 26 марта 2009 г. сменил Закон «О религии и религиозных организациях» от 1 декабря 1994 г. За историю Республики Казахстан также было принято два закона о религиозной свободе: первый - 15 января 1992 г. «О свободе вероисповедания и религиозных объединениях», а ныне действующий - 11 октября 2011 г. «О религиозной деятельности и религиозных объединениях» .
Общее, что объединяет условия принятия законов о свободе совести, и в 1990-е и в 2000-е гг. - это попытки США вмешаться в данный процесс. Так, в 1997 г., когда шло обсуждение Федерального Закона Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях», вмешательство извне было достаточно серьёзным. По оценке А.Е. Себенцова, «новый закон явился плодом длительных дискуссий и непростого компромисса как в Парламенте, так и между Президентом, руководством крупнейших религиозных организаций в России и Парламентом. В игру были вовлечены не только внутри- российские силы, но и Президент США Б. Клинтон и Конгресс США, папа Римский Иоанн Павел II, международные правозащитные организации» . Не сильно изменилась ситуация и в XXI веке. Например, в 2009 г., когда принимался новый закон в Таджикистане, в 7-миллионной республике с преобладающим мусульманским населением действовало 249 соборных мечетей, 18 религиозных учебных заведений. Также свободно функционировали православная, католическая общины, широкая сеть протестантских молельных домов. Вместе с тем, в Таджикистане была официально запрещена деятельность фундаменталистского течения в исламе - салафизма. Однако США были крайне обеспокоены принятием таджикским парламентом нового закона о религии и просили Президента Таджикистана Э. Рахмона не подписывать документ. Об этом говорилось в распространенном официальном заявлении правительственной комиссии США по международной религиозной свободе, по мнению которой этот закон «ужесточает и жестко ограничивает религиозные свободы» в центральноазиатской республике. Как подчеркивалось в заявлении, в случае подписания Президентом закон вступит в силу и тем самым «легализует жесткие меры, уже взятые на вооружение таджикским правительством против своего, в основном, мусульманского населения, включая закрытие сотен мечетей и ограничение религиозного образования детей». «Президент Рахмон должен принять во внимание международные обязательства», — выступала глава американской комиссии Фелис Гаэр. «Столь сильный удар по гражданским правам таджикистанцев не останется незамеченным» со стороны правительства США, отметила она.
Однако сравнительно-правовой анализ показывает, что, в целом, в XXI веке государства предпринимают попытки разработки и реализации норм более соответствующих принципу партнёрства государства и различных конфессий, чем это было в конце XX века. Например, в Законе Казахстана «О свободе вероисповедания и религиозных объединениях» 1992 г. взаимодействию государства и религиозных объединений была посвящена статья 4, в которой государство определяло свои требования к религиозным организациям. Структура Закона Республики Казахстан № 483-IV от 11 октября 2011 г. показывает изменения: в статье 3 сначала регламентируются действия государства по реализации принципа отделения религии и религиозных объединений, а затем деятельность самих религиозных объединений в соответствии с данным принципом.
Второй вывод - есть некоторые отличия в нормах о создании религиозных организаций. Если согласно законодательству Российской Федерации и Республики Таджикистан для создания религиозной организации достаточно 10 граждан, в Беларуси - 20 граждан, в Казахстане - 50 граждан, то в Кыргызстане - 200 граждан.
Конечно, сами по себе данные цифры не являются определяющими, но показывают некоторую разницу в подходах: государства по-разному борются с проблемой распространения сектантства.
Практически во всех Конституциях и законах стран - участниц ЕврАзЭС свобода совести трактуется односторонне, так как речь идет только лишь о сторонниках религиозного мировоззрения. Регламентируется лишь деятельность религиозных организаций, и фактически отсутствуют нормы, регламентирующие деятельность представителей атеистического мировоззрения. Это может иметь «плюсы» и «минусы». Например, если применить формулу «Что не запрещено, то разрешено», то атеистические организации могут иметь существенные преимущества перед религиозными институтами, так как условия их деятельности законодательно не оговариваются.
Третий вывод - в законодательстве большинства стран ЕврАзЭС не до конца выдержано равное отношение к религиозным организациям.
В законах трёх государств - Российской Федерации, Беларуси и Казахстана - в преамбулах подчёркнута особая роль какой-то конфессии или конфессий. Так, в преамбуле Закона Российской Федерации 1997 г. говорится об «особой роли православия» и уважении к другим вероисповеданиям. В законе Республики Беларусь 2002 г. упоминаются православие, католицизм, евангелическо-лютеранская церковь, иудаизм, ислам. В новом законе Казахстана 2011 г. признаётся «историческая роль ислама ханафитского направления и православного христианства в развитии культуры и духовной жизни народа», а также подчёркивается уважение к другим религиям.
В Законе Таджикистана содержится другой приём. Ста¬тья 11 «Мечеть» посвящена регулированию функционирования мечетей как добровольного объединения мусульман, образованного в целях совершения молитвы и удовлетворения других религиозных потребностей.
Самым нейтральным в данном отношении является Закон «О свободе вероисповедания и религиозных организациях в Кыргызской Республике»№ 282 от 31 декабря 2008 г., который не содержит формулировок, которые могут быть расценены как предпочтение по отношению к какой-либо религиозной организации.
Таким образом, в правовом регулировании свободы совести в странах - членах ЕврАзЭС наблюдается очень много схожих процессов и явлений, что, прежде всего, связано с общими условиями жизни, связывающими данные народы на протяжении 50-70 лет. Ни одно государство в конце XX века не вернулось к идее государственной религии. Однако преобладает идентификационный тип светского государства, т.е. религиозный фактор используется государством для самоидентификации. В Конституциях всех постсоветских государств закреплена свобода совести, однако её юридическое наполнение определяется по-разному. С точки зрения типологии государственно-конфессиональных отношений, в основе которой лежит принцип обеспечения правовой системой государства реализации свободы совести и как индивидуального, и как коллективного права, можно констатировать, что пока государства - члены ЕврАзЭС, скорее, следует отнести ко второй группе - государства, где декларируется свобода совести каждого человека, однако существуют ограничения в её реализации религиозными объединениями.
Вместе с тем за двадцать лет наметились достаточно боль¬шие различия, связанные с разным уровнем степени сотрудничества государства и религиозных объединений.
Основными способами гармонизации законодательства о свободе совести в странах - участницах ЕврАзЭС являются, во-первых, выработка единых позиций в отношении юридического наполнения таких базовых конституционно-правовых понятий, как «светское государство», «свобода совести», во-вторых, признание в качестве субъектов государственно-конфессиональных отношений не только государственных органов и религиозных организаций, но и верующих, что будет способствовать дальнейшему диалогу и установлению межконфессионального мира.
Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 12 (55) 2012
