Дуалистическая теория происхождения государства: от детерминизма экономического к технологическому и экологическому?

ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА Тимонин А. Н. Статья посвящена критическому анализу наиболее популярной в отечественной юридической литературе трактовке происхождения государства, которая была разработана А. Б. Венгеровым. Изучив научную и учебную литературу, выявив основные концептуальные положения данной трактовки, автор по-новому атрибутирует эту теорию как дуалистическую (техно-экологическую) теорию происхождения государства.

В Советском Союзе многие были убеждены в том, что тру­ды классиков марксизма обладают непререкаемым авторите­том, что именно в них содержится единственно верное учение о государстве, праве, обществе в целом и их генезисе. Какие- либо отклонения от генеральной линии не допускались и рас­сматривались в качестве еретических со всеми вытекающими отсюда последствиями. В результате наиболее важные труды Маркса, Энгельса и Ленина стали для советских ученых неким подобием священных библейских текстов. В соответствии с тогдашними представлениями классиками марксизма было открыто множество «истин», которые не могли быть пересмо­трены чисто логическим путем. Их нельзя было опровергнуть, даже основываясь на новых фактах. Конечно же, из этого пра­вила могли быть исключения. Но и тогда, когда целым рядом наук, так или иначе связанных с историей, были открыты целые цивилизации, неизвестные ни Марксу, ни Энгельсу, ни Ленину, когда сведения о них расходились с взглядами классиков, надо было исходить не из новых фактов, а руко­водствоваться во всем марксистскими идейно-теоретическими конструктами.

Вслед за Марксом и Энгельсом тогда многие были готовы повторять: «Мы знаем одну единственную науку — историю»! Но историзм как таковой в юридических трудах был большой редкостью. Юристы-теоретики советской эпохи за неболь­шим исключением не были заинтересованы в использовании исторического метода. Они даже не пытались сравнить со­держание «Происхождения семьи, частной собственности и государства» — всемирно известной работы Энгельса с тру­дами американских и других зарубежных ученых-эволюци- онистов «новой волны». Единственным авторитетным идей­но-теоретическим источником для них оставалось все тоже «Происхождение...». Парадоксально, но факт — при всем почтении советских ученых-юристов к этой давно устаревшей работе весь ее текст не был изучен самым тщательным обра­зом вплоть до мельчайших деталей. Задача внятно объяснить сам факт наличия взаимных противоречий, которые содержатся в «Происхождении.», тем более их комментирования, никем из отечественных теоретиков не ставилась и не реша­лась. То же самое можно сказать и о представителях «Истории политических и правовых учений». Хотя отдельные советские ученые досконально знали точное месторасположение каж­дой конкретной цитаты. Однако ни до, ни после крушения СССР концептуальное содержание данной работы Энгельса не было предметом специального и глубокого текстуального анализа. Сегодня стало ясно, что эта работа представляет собой собрание отдельных разбросанных по разным главам, порою неясных концептуальных положений, которые совет­ские ученые пытались выдать за стройную и хорошо аргумен­тированную теорию происхождения государства. Несмотря на прокламируемое единство взглядов, многие из советских ученых, совершенно искренне считавших себя подлинными марксистами, не стремились к достижению терминологиче­ского единства при изложении основ марксистской теории происхождения государства.

Нельзя сказать, что советские исследователи формули­ровали совершенно различные точки зрения и развивали абсолютно разные подходы к этагенетическим проблемам. Все они, так или иначе, апеллировали к хорошо известным трудам классиков марксизма-ленинизма, все подчеркивали историко-материалистическую направленность собственных трудов. Правда, из этого общего правила порой встречались отдельные исключения. Примером может служить творчество синолога Л. С. Васильева. Одна из его статей в свое время получила самую резкую отповедь со стороны коллег по на­учному цеху. Конечно же, советские ученые-юристы стре­мились избегать столь резких обвинений и отрицательных последствий, с ними связанных, испытанных некогда Л. С. Ва­сильевым. Но все же среди в чем-то различающихся междусобой взглядов и мнений обнаруживают себя два основных направления в юриспруденции советской эпохи.

Представители первого направления считали, что всякий юрист-теоретик, берущийся освещать проблему возникнове­ния государства, обязан строго и неукоснительно следовать духу и букве «Происхождения...». Прежде всего, это требова­ние касалось классической формы возникновения государства. На теоретическом фоне, а именно теоретический материал доминирует в этой работе Энгельса, заметно выделяются раз­делы, посвященные трем конкретным формам возникновения государства: афинской, римской и германской. Хотя среди трех конкретных форм возникновения государства только одна — афинская рассматривалась им в качестве образцовой формы, осветить их было невозможно без изучения эмпири­ческих фактов.

Нельзя сказать, что советские ученые совершенно игнори­ровали сложные и запутанные вопросы, связанные с проис­хождением государства. Подобно В. И. Ленину они пытались выделять из множества второстепенных вопросов самые важ­ные и опровергать аргументы идейных противников на основе логических ошибок и противоречий в доводах своих оппо­нентов. Было бы несправедливо обвинять их в том, что они не получали никаких эмпирических сведений о конкретных формах возникновения государства. Но в течение довольно долгого времени число подобных исследований было срав­нительно невелико. Растущие научные потребности в новом научном знании не могли быть удовлетворены надлежащим образом и за счет массированного привлечения достижений зарубежной науки. Как уже упоминалось, ученые советской марксисткой школы были в основном ограничены рамками, очерченными классиками марксизма. В обстановке монополь­ного господства марксистско-ленинской идеологии сколько- нибудь активные методологические контакты с зарубежной научной мыслью всячески пресекались. В результате пода­вляющее большинство советских ученых было вынуждено довольствоваться теми концептуальными положениями, кото­рые давно утратили свою актуальность в глазах объективных ученых, исследующих те или иные формы возникновения государства даже на европейском материале. Зато привер­женность марксизму-ленинизму позволяла им сохранять вы­сокие позиции в научной иерархии, в советской системе об­разования вообще и в сфере подготовки юридических кадров в частности.

Тотальное господство марксизма-ленинизма во всех обще­ственных науках нашей страны проявляло себя по-разному в различных науках. Оно опиралось в первую очередь на со­чинения классиков марксизма, содержащие целый ряд идей­но-теоретических конструктов. Ссылки на них, прежде все­го, на «Происхождение.» Энгельса, тогда считались самым сильным аргументом в научном споре с любым идейным противником. Советские ученые были вынуждены неустан­но говорить о научных заслугах Маркса, Энгельса и Ленина, каждый раз преподносить их труды как образцы подлинно научной деятельности. Однако порой стремление уточнить и скорректировать положения марксистско-ленинского уче­ния о происхождении государства на основе достижений наук исторического профиля приводило к появлению об­новленных историко-материалистических концепций. Так, например, А. Б. Венгерову удалось сформировать такую кон­цепцию, которая до сих пор пользуется большим автори­тетом у авторов многих учебников по теории государства и права. Но удалось ли А. Б. Венгерову и его сторонникам творчески переработать и объяснить марксистско-ленинское учение о происхождении государства с учетом новых данных указанных наук? Ответы на этот вопрос разнятся. Одни, как, например, В. Г. Афанасьев, склоняются к положительному ответу на этот вопрос и даже усматривают некий сдвиг (ска­чок) в развитии отечественной теории государства и права. Но о каком же сдвиге может идти речь, если последователи А. Б. Венгерова в своих учебниках по-прежнему воспроизво­дят многие идеи Энгельса? На самом деле новые знания про­должают играть в юридической литературе на протяжении десятилетий довольно скромную роль в процессе теоретиче­ского познания происхождения государства.

Важнейшим теоретическим новшеством А. Б. Венгерова стала новая трактовка исторического соотношения классов и государства. С ней связана и наша прежняя атрибуция этой концепции — «новая» классовая теория происхождения госу­дарства. Впрочем, и в данном случае мы сталкиваемся с от­носительной новизной. Внимательный исследователь творче­ского наследия К. Маркса должен заметить, что к началу 80-х годов прошлого столетия широкое классопонимание, столь свойственное этому классику, было основательно подзабыто. Напомним, что Маркс дал миру образчик отождествления со­словных и внутрисословных отношений с борьбой обществен­ных классов. Встав на эту позицию, А. Б. Венгеров получил возможность включить любую социальную группу (точнее, социальный слой) в состав «ранних классовых структур». Ка­залось бы, в этом пункте он не слишком сильно расходится с Марксом, который, правда, вовсе не сводил все классовые различия к проявлениям общественного разделения труда. Более того, главным классообразующим фактором в марксиз­ме считается не место в системе общественного производства, а именно отношение к средствам производства. Общеизвест­но, что Маркс и Энгельс отрицали сам факт существования частной собственности в государствах Востока. Поэтому все рассуждения о классовых структурах, пусть даже ранних классовых структурах, лишаются всякого смысла с точки зре­ния классического марксизма. Кроме того, у А. Б. Венгерова появляется чужеродная для классового подхода идея о не­зависимом от классобразования государствогенезе. Кстати, это положение по-прежнему остается в силе и в наши дни, будучи включенным во многие новейшие учебники по теории государства и права.

Еще одно нововведение А. Б. Венгерова связано с внедрени­ем в теорию государства и права археологической периодиза­ции и ее важнейшего рубежа — «неолитической революции». Данный конструкт в глазах не только А. Б. Венгерова обладает настолько важным значением, что он наряду с археологиче­ской периодизацией до сих пор рассматривается в качестве действенного средства познания. Эвристические возможности этой периодизации остаются спорными и сегодня. Бесспорно другое — те или иные заимствования становятся избыточ­ными тогда, когда их не удается ассимилировать в составе общей теории государства и права. Речь идет о заимство­ваниях биологического и даже геологического характера. Примером может служить гибель мамонтов и шерстистых носорогов, которая произошла в результате древнейшей эко­логической катастрофы — резкого потепления климата. Тео­ретическая археология немыслима не только без артефактов, но и экофактов. Соответственно, археологические эпохи давно и успешно коррелируются и даже совмещаются с геологиче­скими эпохами. Все это вполне естественно для теоретической археологии. Но для теории государства и права экофакты — заимствования фактологического характера из палеозоологии или же палеоботаники представляют определенную угрозу, так как размывают ее предметную зону и в перспективе могут привести к утрате ее дисциплинарной специфики.

Чем же объяснить заимствование такого рода? Быть мо­жет, оно осуществлено без всякой потребности в нем? Отвечая на этот вопрос, следует напомнить, что и в ранних работах А. Б. Венгерова каузальная схема не сводилась к «неолити­ческой революции». Уделяя этому феномену столь много внимания, А. Б. Венгеров не представлял его себе в качестве безначального начала. Напротив, он со всей определенностью отмечал «определяющую роль» географического, а в более широком смысле экологического фактора на этапе «неоли­тической революции». Однако экологическая причинная ос­нова не только самой «неолитической революции», но и про­цесса возникновения первичного государства его читателями и последователями первоначально была оставлена без всякого внимания. Свою роль в подобном восприятии концепции А. Б. Венгерова сыграла его собственная оговорка. В ней он настаивал на том, что «... для перехода к производящей эко­номике необходимо было наличие соответствующих расте­ний и животных, а также климатических условий». Поэтому в работах постсоветского периода он стремился исключить ошибочное восприятие своей концепции путем включения в каузальную схему дополнительного элемента — древней­шего экологического кризиса. С появлением явно отличного от общественного разделения труда настолько специфиче­ского члена причинной схемы она не только усложнилась, но и приобрела ярко выраженный дуалистический характер. Тем самым произошло окончательное «раздвоение» ранее казавшейся монолитной всей концепции А. Б. Венгерова. Погрузившись вглубь первобытной истории, он вместо «не­олитической революции», как и в своей первой статье, вновь на роль первоначала выдвигает экологический фактор, но те­перь уже в его кризисной форме. В результате этого кризиса человечеству пришлось преодолевать негативные послед­ствия нового природного феномена — засухи. В засушливых регионах Земли охота на крупных животных — мамонтов и шерстистых носорогов стала невозможной. Поэтому в эпоху неолита первобытные охотники были вынуждены сменить род занятий и перейти к земледелию. Так «неолитическая революция» разделила роль первоначала с новым каузаль­ным элементом — кризисом. Соответственно, в последних прижизненных изданиях учебника А. Б. Венгерова появляется новое словосочетание — «кризисная» теория возникновения государства. Эта новелла не осталась без внимания наших современников — новейшие учебники по теории государства и права запестрили перечнями концепций генезиса госу­дарства, непременным атрибутом которых стала «кризисная теория возникновения государства».

Всякому непредвзятому исследователю вполне очевидно, что между гибелью мамонтов и возникновением первич­ных государств нет прямой связи. Очевидно и то, что когда явление или процесс с необходимостью не порождает госу­дарственности, то оно может претендовать только на роль предшествующего условия. Ошибки с определением роли и места кризиса в казуальной схеме А. Б. Венгерова приво­дят к упрощенной интерпретации его концепции в целом. Не случайно сам А. Б. Венгеров порой заключал указанное словосочетание в кавычки и сохранил прежний вывод — первичное государство возникает на финальных этапах «неолитической революции». Именно этот вывод говорит в пользу «неолитической революции» как главной причи­ны возникновения государства. Каузальная же роль кризи­са, на наш взгляд, состоит в том, чтобы запустить процесс общественного разделения труда. С легкой руки В. Г. Чайл­да этот процесс получил иное название — «неолитическая революция». Конечно же, и в слегка обновленном виде концепции А. Б. Венгерова нельзя отказать в логичности. Правда, с появлением «кризисной новеллы» внимание мно­гих исследователей «переключается» на «кризис» как самый первый различенный член каузальной схемы, и они одно­сторонне определяют эту концепцию в качестве «кризисной теории возникновения государства».

С не меньшим основанием она могла бы называться и тех­нологической теорией происхождения государства. Действи­тельно, А. Б. Венгеров гораздо больше внимания уделял вовсе не классам и классовым антагонизмам, и даже не способу производства, а специфическим формам первобытного хо­зяйства. Подобно археологам, которые предпочитают способу производства иное понятие — понятие хозяйственно-культур­ного комплекса, А. Б. Венгеров стал противопоставлять друг другу два вида первобытного хозяйства: «присваивающую экономику» и «производящую экономику». Любой марк­сист мог бы с удовлетворением констатировать примат эко­номического начала над всеми остальными сферами жизни позднепервобытного общества. Но никакой четкой инфор­мации о специфике исторического типа производительных сил и производственных отношений данного общества он бы не получил. Легко заметить, что в этой «многолинейной» схе­ме общественным классам и классовым конфликтам просто нет места. Марксист-традиционалист был бы разочарован, не увидев в ней какого-нибудь даже самого поверхностного анализа эволюции отношений собственности и эксплуатации. Впрочем, одного лишь упоминания форм собственности явно недостаточно и для марксиста-новатора. Вместо классовых бурь у А. Б. Венгерова всецело господствует сугубо эволю­ционное развитие, которое плавно, но неизбежно приводит позднепервобытные общества к цивилизации и государству. В такой схеме нет места и «политическим революциям», на­подобие тех, которые Энгельс приписывал Солону и Сервию Туллию. «Неолитическая революция» заметно отличается от подобных скоротечных «политических революций», в осо­бенности годичной «революции» Солона, хотя бы тем, что она носила исторически длительный — многовековой характер.

Более того, аналоги «неолитической революции» надо искать не в политической, а в технологической сфере. Такого рода «революции» не приводят к радикальной смене способа производства и появлению принципиально нового экономического базиса. Об этих категориях А. Б. Венгеров вспоминает только тогда, когда на смену первичным госу­дарствам приходят государства вторичные, типологически определенные им в качестве государств азиатского, рабовла­дельческого и феодального способов производства. При таком подходе на первый план выходят нововведения технологиче­ского характера. С учетом данного обстоятельства первобыт­ная «революция» выглядит неким подобием «промышленной революции», которая также была растянута во времени. Она так же, как «неолитическая революция», повлекла за собой определенные изменения в сфере политики и права. Налицо пресловутый технологический детерминизм, марксистский характер которого подвергался сомнениям в литературе уже советского периода. Как бы то ни было, именно саморазвитие, самодвижение позднепервобытных обществ, использующих новые «неолитические» технологии, приводит, по мысли происходит в рамках все той же «неолитической революции». Ее технологические черты слишком заметны, чтобы не об­наружить их невооруженным глазом. Поэтому появляются основания именовать концепцию А. Б. Венгерова технологи­ческой теорией происхождения государства.

Впрочем, и эта атрибуция страдает неточностью — она не учитывает «кризисной», точнее экологической детерми­нанты А. Б. Венгерова. Поскольку технологический детерми­низм и в постсоветское время дополнялся им экологическим детерминизмом, то напрашивается иное определение этой теории — техно-экологическая теория происхождения госу­дарства. С такой атрибуцией вряд ли согласился сам А. Б. Вен­геров, который настаивал на материалистическом характере своей концепции. Правда, его материализм тяготел к тра­диционному эволюционизму, который сводил те или иные стадии догосударственного и раннегосударственного развития человечества к тем или иным этапам хозяйственно-культур­ной эволюции. Внимательный читатель легко обнаружит отсутствие привычных для любого марксиста политэконо- мических понятий и категорий в стадийных построениях B. Г. Чайлда. Она обнаруживает себя в трудах Л. Мадьяра, Ж. Шено, Ф. Текеи, Л. А. Седова, М. А. Чешкова и других сто­ронников концепции азиатского способа производства. На­лицо сложносоставной характер концепции возникновения первичных государств, разработанной А. Б. Венгеровым. В ней экологический (географический) и технологический детерми­низм почти вытеснили детерминизм экономический. В позд­нейшей ее версии экологическая (географическая) доминанта была усилена «кризисной» новеллой. Так, сам А. Б. Венгеров решился лишний раз подчеркнуть определяющую роль эко­логического начала, рассматривая его в качестве первопричи­ны возникновения самых ранних государств планеты. В своем отношении к экологическому детерминизму он превзошел даже американского антрополога и археолога Роберта Кар- нейро. Автор «ограничительной» теории происхождения государства отводил экологии роль только «первичного ус­ловия», но никак не причины возникновения государства.

Заказы на ремонт квартир