В настоящее время Россия в процессе проведения ре­форм в политико-правовой сфере, столкнулась с некой дилеммой: сохранить ли традиционную парадигму госу­дарственного и правового строительства, которая связан­на с апробированными веками морально-нравственными, социальными, религиозными устоями, соответствующим им образом жизни, либо радикально перестраивать и мо­дернизировать все сферы человеческого бытия, а в связи с этим двигаться по новым «маршрутам» для страны и за­имствовать концепции, доктрины и идеи у других госу­дарств.

Не секрет, что многообразие современных взглядов по­казывает, что полемика ведется вокруг привычного еще с начала XVIII в. (а по ряду проблем и ранее) вопроса об от­ношении России к Западу и Востоку, осмыслении специфи­ки отечественной государственно-правовой традиции, ва­риантах сохранения отечественной политико-юридической идентичности в условиях глобализации и американизации.

В рамках правовой нау­ки в этом плане не случайно особое значение отводит­ся реформам 60-х гг. XIX в., образец которых все же в той или иной мере внуша­ет уверенность в возможность самобытного политического и юридического развития отечественной государственности в рамках, проявленного в эти годы властными элитами стрем­ления к утверждению в российской жизни идеалов и структур европейской цивилизации.

Безусловно, современный этап российской политиче­ской и правовой истории уже сегодня может быть расце­нен как один из самых драматических периодов развития отечественной государственности, сравнимых с наиболее крутыми переходными эпохами. Начиная с середины 80-х годов ХХ в. в России наряду с радикальными изменениями в идеологии, общественном сознании, политической и го­сударственной организации происходят глубинные измене­ния и в иных институтах и отношениях (собственности, со­циальной структуре и др.). Правда, стоит согласиться с А. Пушковым, считающим, что глубоко неверно полагать что «революция 91-го года была демократической. Это была антикоммунистическая революция. Что не одно и то же. Можно бороться против коммунистов, но, свергнув их, уста­новить какой угодно режим: авторитарный, диктаторский, псевдодемократический - есть масса вариантов». В этом плане, изменение идеологии действительно произошло, но остается открытым вопрос о векторе и характере такого рода «модернизации».

В целом, концепция модернизации предполагает разли­чение несколько типов этого процесса. Так, ряд исследователей выделяют «защитную модернизацию» (например, предпри­нималась правящими режимами Германии, Японии, России во второй половине XIX - начале XX в. и включала умеренные либеральные реформы «сверху»); «догоняющую» модерниза­цию (или неомодернизацию) стран Третьего мира во второй половине XX в., посткоммунистическую модернизацию, кото­рая, к сожалению, задала тон и современному политико-пра­вовому процессу в России; неомодернизацию на этнооснове, предполагающая соединение постмодернизационных (чаще всего, консервативных начал) и неомодернизационных стра­тегий, евразийство, представляющее собой альтернативную (по отношению к описанным выше) стратегию националь­ного государственно-правового строительства, и являющееся российским «модернизационным» «продуктом», созданным в условиях отечественного цивилизационного кризиса начала ХХ в., по сути, на рубеже имперского и начала реализации со­ветского проектов формирования наше политико-правовой и духовной жизни.

На этом фоне, особое место, конечно, занимает постмо­дернизация как развитие институтов и структур национальной государственности на основе социально-экономической и по­литико-правовой традиции, демонстрирующая на практике, кроме всего прочего «неединственность» и «неисключитель­ность» западного модернизационного пути, а также социали­стической модели государственно-правовых преобразований, возможность и необходимость наличия собственных полити­ко-правовых и социально-экономических практик как способа сохранения национальной идентичности в условиях глобали­зации.

Собственно, в таком концептуально-модернизационном контексте и следует рассматривать специфику организации и функционирования местного самоуправления в прошлом и настоящем российской государственности.

Вообще, создание эффективной системы местного само­управления, как показывает исторический (и зарубежный, и отечественный) опыт - это задача длительная, комплексная, требующая многих экономических, политических, правовых и других преобразований, комплексной модернизации. Ясно, что принятие соответствующих законов еще не обеспечивает положительного результата в этой сфере публичной власти, они никогда не возникнут, если отсутствуют объективные предпосылки, не учитывается национальный опыт местного социально-правового строительства. Кроме этого, чтобы зако­ны начали работать, они должны обладать должным уровнем социальной легитимации, т.е. восприниматься, по крайней мере, большинством членов общества в качестве неотъемле­мой части социального бытия.

Разные модернизационные (постмодернизационные) стратегии обусловливают методологию формирования мест­ного самоуправления, содержание и ход этого процесса, а в конечном итоге, его модели:

1)     самоуправление создается «сверху», т.е. государствен­ной властью по общему плану, иногда после упорной поли­тической борьбы, часто путем реформ либо контрреформ, реакционных либо прогрессивных исторических периодов (Япония, Германия, Россия);

2)     самоуправление строилось «снизу» «вверх», подобно тому, как «естественное право» врастало в политический быт и традиции населения (Соединенные Штаты Америки, а также государства, сохранившие традиционные начала самоуправ­ления, однако в последнее время вносившие последовательно либеральные или либерально-демократические социально­правовые элементы (Англия, Испания, некоторые страны Ла­тинской Америки)).

Ясно, что и первый, и второй варианты имели свою теоре­тико-концептуальную основу, являющуюся их доктринальным источником.

Так, теоретическое обоснование проблем становления местного самоуправления как политического института было осуществлено в рамках классической либеральной (социаль- но-модернизационной) идеологии. Само понятие «местное самоуправление», скорее всего, впервые было введено в оборот И. Бентамом, а теоретическое обоснование институтов местно­го самоуправления получило в трудах Б. Констана, Дж. Миля, А. де Токвиля.

Например, Б. Констан, определял муниципальную власть, как особую форму публичной власти, не подчинённую (непосредственно) исполнительной государственной власти. Развивая это положение и анализируя американский опыт организации местного самоуправления, А. де Токвиль и Дж. Миль указывали, что, с одной стороны, граждане являются первоисточником власти, а с другой - обосновывали необхо­димость самоуправления и самостоятельного решения вопро­сов местного значения городскими и сельскими общинами как добровольными ассоциациями индивидов - носителей «неотчуждаемых прав» и свобод.

В целом же, опыт самоуправления, по А. де Токвилю, яв­ляется ключевым условием политической свободы и демокра­тии в модернизирующемся обществе, выступает своего рода механизмом политической социализации, формирования гражданского сознания. «Общественные институты играют для установления независимости ту же роль, что начальные школы для науки; они открывают народу путь к свободе и учат его пользоваться этой свободой».

«Индивидуализм», как социально-духовная основа ново­го (демократического) типа общества в значительной мере по­влияла на городские муниципии, в которых самоуправление постепенно, но все же перешло из сферы политических свобод в область профессионального обеспечения жизнедеятельно­сти местного населения. Такого рода идеи и принципы и пре­жде всего противопоставление местной общины (как особого социально-правового института) государству, государствен­ной власти стали основой таких известных теорий, как теория «свободной общины» или «естественных прав общины».

Правда, следует заметить, что господство «общинной» теории самоуправления в западном интеллектуальном юри­дическом мире не было длительным. Хотя она и оказала определенное влияние на развитие законодательства первой половины XIX в. в Западной Европе, задала своего рода модер- низационный вектор муниципального строительства. Многие положения этой концептуальной модели расходились с прак­тикой функционирования института местного самоуправле­ния. Некоторые специалисты в этом вопросе не соглашались с тезисом «о невозможности полного невмешательства» суве­ренной государственной власти во внутриобщинные дела и подвергали критике «тождество местного самоуправления и общинного управления».

Тем не менее, возникнув несколько позже, «хозяйственная теория» продолжала развивать ключевые положения теории «свободной общины». Ряд ее авторов, в частности, О. Ресслер, по-прежнему разграничивали и противопоставляли местное самоуправление и государственное управление. Однако при этом сущность местного самоуправления сводилась ими ско­рее не к естественным правам общины, а определялась через призму ее главной сферы деятельности - вопросы местного хозяйства. Другие авторы «хозяйственной теории» (Гирке, Ниффнер, Моль) полагали, что сущность самоуправления за­ключается «исключительно» в заведывании хозяйственными делами самоуправляющейся единицы.

В целом же, хозяйственная теория позволяет органически соединить традиционные и инновационные основы местного самоуправления, поэтому в плане модернизационных стра­тегий, этот подход может быть отнесен к постмодернизаци- онному варианту политико-правовых доктрин (в частности, применительно к России и ряду иных государств Восточной Европы и Азии)

В России эти идеи отчасти нашли развитие в теории славя­нофилов и почвенников, утверждающих социально-правовую и духовную самобытность русской общины и ее неотъемлемые права самостоятельно заниматься местными хозяйственными и общественными делами.

«Общественная» же (особый вариант «общинной») те­ория в русском концептуальном варианте наиболее полно изложена в работе А. И. Васильчикова «О самоуправлении». Самоуправление определялось им как особый «порядок управления», при котором «местные дела и должности на­ведываются и замещаются местными жителями - местными обывателями». Общественному самоуправлению противо­поставлялся порядок бюрократический, при «котором те же дела и должности поручаются сторонним людям». Однако А. И. Васильчиков ищет своего рода компромисс между государ­ственным «политическим» и местным (общинным) началами отечественного государственного (государственно-земско­го) мироустройства. На наш взгляд, в этом плане, подобные взгляды могут выступать основой для современного муници­пального строительства в контексте постмодернизационной стратегии.

ЗУЕВА Юлия Александровна
кандидат юридических наук, доцент кафедры отраслевых юридических дисциплин Таганрогского института (филиала) Ростовского государственного экономического университета

КУРИЛКИНА Ольга Александровна
кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой отраслевых юридических дисциплин Таганрогского института (филиала) Ростовского государственного экономического университета

САМОЙЛОВА Ирина Николаевна
кандидат философских наук, доцент, заведующая кафедрой теории и философии права Таганрогского института (филиала) Ростовского государственного экономического университета