Территориальная юрисдикция ЕСЧП или критерий приемлемости жалоб ratione loci

ЕВРОПЕЙСКОЕ ПРАВО Пантелеева К.А. В настоящей статье уделено внимание основным тенденциям практики Европейского суда по правам человека по вопросам территориального действия Конвенции о защите прав человека и основных свобод в контексте применения Европейским судом по правам человека критерия приемлемости жалоб ratione loci.

Согласно Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) Европейский суд по правам чело­века (далее - Европейский суд, Суд, ЕСПЧ) может принимать жалобы от любого лица, которое утверждает, что его права на­рушены одним из государств, подписавших Конвенцию.

Вместе с тем Конвенцией предусмотрены условия прием­лемости индивидуальных жалоб, регулирующие право на их подачу. В числе таких условий выделяют критерий приемле­мости «ratione loci», согласно которому заявленное в жалобе нарушение должно произойти на территории, на которую го­сударства-участники Конвенции распространяют свою юрис­дикцию.

Данный критерий проистекает из статьи 1 Конвенции, согласно которой государства обеспечивают каждому находя­щемуся в пределах их юрисдикции соблюдение прав и обязан­ностей, предусмотренных Конвенцией.

Интересно, что изначальная формулировка данного по­ложения, подготовленная Комитетом Консультативной Ас­самблеи по правовым и административным вопросам Совета Европы, гласила следующее: «государства-участники прини­мают на себя обязательство по обеспечению каждому, про­живающему на их территории, права...» (выделение мое - К.П.). Межправительственный комитет экспертов, который рассматривал проект Консультативной Ассамблеи, пришел к выводу, что термин «проживающий» может быть истолкован слишком ограничительно. С целью расширения применения Конвенции к иным лицам, которые постоянно не проживают на территории какого-либо договаривающегося государства, но, тем не менее, находятся на его территории, было принято решение о замене формулировки «каждому, проживающе­му на их территории» на «каждому, находящемуся под их юрисдикцией». Текст в таком виде был принят Консультатив­ной Ассамблеей 25 августа 1950 г. без внесения дальнейших по­правок.

Из данной нормы следует, что Договаривающиеся госу­дарства несут ответственность за любые нарушения прав и сво­бод каждого лица, находящегося под их юрисдикцией.

Следовательно, индивидуальная жалоба будет признана неприемлемой, если ЕСПЧ сочтет, что лицо не «находилось под юрисдикцией» государства-участника Конвенции.

Такая расплывчатая формулировка требовала дальней­шего уточнения. Суду мало помогали подготовительные ма­териалы (Travaux preparatoires) к Европейской конвенции, поскольку под «юрисдикцией» составители Конвенции, в пер­вую очередь, понимали государственный суверенитет. Так, в Travaux preparatoires указано, что «юрисдикция, как правило, определена и ограничена суверенными территориальными правами независимых государств, и в ее основе лежат прин­ципы суверенного равенства и невмешательства во внутренние дела».

Однако Суд в своей практике не использует понятие «су­веренитет», ЕСПЧ исходит из того, что осуществление юрис­дикции является обязательным условием для возможности несения ответственности государством за действия или без­действия, которые могут быть ему вменены, при возникнове­нии спора о нарушении прав и свобод, гарантированных Конвенцией.

В целях обозначения территории, на которую догова­ривающееся государство распространяет свою юрисдикцию, ЕСПЧ использует понятие «правовое пространство» («espace juridique») государства-участника Конвенции. Совокупность «правовых пространств» государств-участников составляет пространство территориального действия Конвенции.

Вопрос установления границ данного пространства явля­ется крайне важным, поскольку от ответа на него зависит при­емлемость жалоб. Правила определения границ правового пространства государств-членов, а следовательно и правового пространства Конвенции, вырабатывались более чем пятиде­сятилетней практикой Суда.

1. Территориальный принцип юрисдикции

ЕСПЧ традиционно придерживается концепции терри­ториального распространения юрисдикции, иными словами, согласно позиции Суда, «правовое пространство» страны- участницы Конвенции ограничено ее территориальными гра­ницами.

Суд неоднократно подчеркивал, что по общему правилу государства-участники Конвенции ответственны за ее соблю­дение в границах собственной территории.

Так, в деле «Серинг против Соединенного Королевства» Суд постановил: «Статья 1 Конвенции устанавливает огра­ничение, а именно территориальное, в пределах Конвенции. В частности, обязательство, взятое Договаривающимся госу­дарством, ограничено "обеспечением" перечисленных в Кон­венции прав и свобод лицу, находящемуся под его "юрис­дикцией". Конвенция не регулирует действия государств, не являющихся ее стороной, а также не подразумевает, что она требует от Договаривающихся государств предъявлять стан­дарты Конвенции другим государствам».

В своем решении о приемлемости жалобы «Банкович и другие против Бельгии и 16 других стран» Большая Палата Европейского суда единогласно постановила, что юрисдик­ционная компетенция государства является в первую очередь территориальной и, таким образом, государства по общему правилу не могут быть признаны ответственными за действия, совершенные за пределами их территории.

2. Эктратерриториальная юрисдикция государств- участников Конвенции

Тем не менее разнообразие ситуаций, в которых оказы­вались заявители, заставило ЕСПЧ признать, что в виде ис­ключения из принципа территориальности юрисдикция государства в соответствии со статьей 1 Конвенции может распространяться за пределы его территории (т.е. экстратер­риториально). При этом вопрос о наличии исключительных обстоятельств, обосновывающих осуществление государством экстратерриториальной юрисдикции, определятся Судом с учетом конкретных фактов каждого дела.

В своих решениях Суд выделяет две модели экстратериториальной юрисдикции - персональную и пространственную.

2.1.   Пространственная модель экстратерриториальной юрисдикции или осуществление эффективного контроля над территорией другого государства

В качестве первого исключения из принципа территори­альности выделяют «эффективный контроль», осуществляе­мый государством-участником Конвенции над территорией (частью территории) другого государства. Согласно позиции Суда «эффективный контроль» возникает, «когда в результате военных действий, законных или незаконных, государство получает возможность осуществлять контроль над террито­рией, находящейся за пределами его собственных националь­ных границ».

Данная категория дел представляет особую сложность. Во-первых, такие дела зачастую поднимают вопросы межгосу­дарственных отношений. Во-вторых, касаются действий воен­ного характера. В-третьих, рассматривая дела об осуществле­нии государствами-участниками Конвенции «эффективного контроля» за пределами собственной территории, Суд стал­кивается со сложностями применения норм международного гуманитарного права и норм о международно-правовой ответ­ственности государств через призму Европейской конвенции. Возможно, что по этим причинам, практика ЕСПЧ по данной категории дел является пока достаточно противоречивой.

Одним из первых знаковых дел, в котором Суд рассмо­трел вопросы осуществления эффективного контроля, явилось дело «Лоизиду против Турции». Заявительница по данному делу (жительница южной части острова Кипр) жаловалась на нарушение турецкими властями ее права пользования своей недвижимостью в северной части острова по причине высад­ки турецких вооруженных сил в 1974 г. на данную территорию и создания там государства Турецкая Республика Северный Кипр (ТРСК).

Несмотря на возражения Турции о невозможности вме­нения ответственности за действия иного самостоятельного государства — ТРСК, Суд удовлетворил жалобу заявительни­цы, установив, что Турция осуществляла «эффективный кон­троль» над данной территорией. Ключевое значение для Суда имела численность военного присутствия в данной местности, а также степень военной, экономической и политической под­держки местной администрации.

Отметив, что ТРСК является непризнанным государством с точки зрения международного права, а многочисленный состав турецких войск полностью контролировал северную часть острова, ЕСПЧ пришел к выводу о существовании адми­нистрации ТРСК лишь в силу турецкой поддержки. Учитывая международно-правовой характер Конвенции, Суд констати­ровал, что действия и решения администрации ТРСК, а также лица, проживающие на данной территории, находятся под «юрисдикцией» Турции по смыслу статьи 1 Конвенции.

В последовавшем затем постановлении «Кипр против Турции» Европейский суд добавил, что «эффективный кон­троль» может осуществляться как напрямую, через вооружен­ные силы контролирующего государства, так и посредством подчиненной местной администрации. При этом, согласно мнению ЕСПЧ, всеобщего контроля над политикой и действи­ями подчиненной администрации государством может и не осуществляться, достаточно того факта, что местная админи­страция продолжает существовать в результате военной или иной поддержки властей иностранного государства.

Поскольку Турция осуществляла такой «эффективный контроль», ее ответственность не может быть ограничена действиями только ее собственных органов, находящихся на территории ТРСК. Согласно позиции Суда, установление юрисдикции Турции на данной территории предполагает от­ветственность и за действия «подчиненной ей местной адми­нистрации». Таким образом, было установлено, что юрисдик­ция Турции согласно статье 1 Конвенции распространялась в отношении обеспечения полного круга конвенционных прав на Северном Кипре, дабы не создавать «прискорбного вакуума в защите прав человека».

Выработанные в названных делах принципы стали хре­стоматийными и применяются Судом практически в каждом деле, поднимающем вопросы экстратерриториальной юрис­дикции государств. Вместе с тем нельзя не отметить, что на­званные постановления не были приняты единогласно, разнообразие особых мнений судей свидетельствует о различных подходах к вопросам осуществления юрисдикции в рассма­триваемых обстоятельствах. Безусловно, использование на­званных постановлений в качестве прецедентных к иным спо­рам и обстоятельствам вызывает еще больше дискуссий.

2.2.   Персональная модель экстратерриториальной юрисдикции или осуществление представителем государства функций власти и контроля

Суд в своей устоявшейся практике признал, что, в виде исключения из принципа территориальности, юрисдикция государства в соответствии со статьей 1 Конвенции может рас­пространяться за пределы его территории, если органы (пред­ставители) данного государства осуществляют полномочия власти и контроля за границами государства. Данное исклю­чение представляет собой персональную модель экстратерри- ториальной юрисдикции, которая реализуется в трех ситуа­циях.

Во-первых, опираясь на положения публичного между­народного права, ЕСПЧ признает, что юрисдикция госу- дарств-участников Конвенции распространяется на действия его дипломатических или консульских служб на иностранной территории, а также на морские или воздушные суда, заре­гистрированные под флагом такого государства (принцип флага).

Второй ситуацией, выделенной Судом в качестве осно­вания признания экстратерриториальной юрисдикции госу­дарства-участника, является согласие, приглашение или до­пущение властей иностранного государства. ЕСПЧ отметил, что если в соответствии с обычаями, на основании междуна­родного договора или другого соглашения органы государ­ства-участника Конвенции осуществляют некоторые или все публичные функции на территории другого государства, то государство-участник может нести ответственность за наруше­ния Конвенции, возникающие вследствие реализации таких функций, если действия могут быть ему вменены.

Так, в деле «Дрозд и Янусек против Франции и Испании» Европейский суд отклонил как неприемлемые ratione loci и ratione personae жалобы заявителей на нарушение судами Ан­дорры (не являющейся на тот момент стороной Конвенции), состоявшими из французских и испанских судей, статьи 6 Конвенции (право на справедливое судебное разбиратель­ство). Проанализировав особый международно-правовой ста­тус Андорры, Суд указал, что осуществление французски­ президент Франции и Испанский епископ Урхельский. Каждый

ми и испанскими судьями судебных функций в Андорре не влекло за собой юрисдикцию Франции и Испании, поскольку суды действовали самостоятельно и независимо от властей со­ответствующих государств. У властей Франции и Испании не было полномочий по какому-либо влиянию на ход судебного процесса или его результат, а также по пересмотру принятых судами Андорры решений. Таким образом, Суд посчитал, что не обладает юрисдикцией для рассмотрения данного спора.

Третьим основанием для персональной модели является применение силы лицом, действия которого могут быть при­своены государству, за пределами своей территории. Таким образом, лица, в отношении которых была применена сила, оказываются под контролем государственного представителя, и - следовательно - под юрисдикцией данного государства.

Так, в деле «Оджалан против Турции» заявитель - граж­данин Турции был задержан турецкими правоохранительны­ми органами в транзитной зоне аэропорта города Найроби, Кении. Суд постановил, что «непосредственно после того, как заявитель был передан турецким должностным лицам, он пребывал в пределах «юрисдикции» Турции для целей статьи 1 Конвенции, хотя в данном случае Турция осуществляла свою власть за пределами собственной территории».

В деле Аль-Саадун и Муфдхи против Соединенного Ко­ролевства суд постановил, что два иракских гражданина, задержанные властями Великобритании и содержащиеся в подконтрольных Великобритании военных тюрьмах в Ираке, подпадают под юрисдикцию Соединенного Королевства, по­скольку оно осуществляло исключительный контроль над зда­ниями тюрем и лицами, содержащихся в них.

В постановлении по делу «Медведев и другие против Франции» Суд пришел к выводу, что заявители - члены эки­пажа Камбоджийского торгового судна, задержанного фран­цузскими военными в открытом море, находились под юрис­дикцией Франции. Суд подчеркнул, что французские военные имели полный и непрерывный контроль над судном и его эки­пажем «как минимум с момента его задержания и до осужде­ния заявителей во Франции».

Интерес также представляют дела, касающиеся Сома­лийских пиратов. Заявители по этим делам в 2008 году захва­тили по очереди два круизных судна, ходивших под флагом Франции, и взяли членов экипажей этих судов в заложники. Заявители были задержаны и содержались под охраной воен­нослужащих французских вооруженных сил, а затем доставле­ны на военном самолете во Францию, где были заключены под стражу решением следственного судьи и в последующем при­влечены к уголовной ответственности в связи с совершенными ими преступлениями.

В данных делах власти Франции, ссылаясь на постанов­ление «Медведев против Франции», признали свою юрис­дикцию, поскольку заявители находились под контролем французских военнослужащих. Однако власти оспаривали, что права пиратов на свободу и личную неприкосновенность были нарушены. Вместе с тем ЕСПЧ пришел к противоположенному выводу и обязал власти Французской Республики компенсировать заявителям моральный вред, причиненный незаконным лишением их свободы в период с момента их за­держания до момента вынесения судебного решения о заклю­чении пиратов под стражу.

Как указал ЕСПЧ, юрисдикция в такой категории дел не возникает исключительно из-за контроля зданий, кораблей или самолетов, решающее значение имеет именно физиче­ское осуществление полномочий над заявителями.

3. Осуществление юрисдикции за пределами «право­вого пространства» Конвенции Приведенные выше дела, да и вообще основная масса дел, поднимающих вопросы юрисдикции, возникала в основном в территориальных в границах или в «правовом пространстве» Совета Европы.

Между тем, сама Конвенция предоставляет государствам- участникам возможность расширения своей юрисдикции за пределы Европы. Так, в соответствии со ст. 56 Конвенции государства при ратификации Конвенции или впоследствии вправе заявить, что Конвенция распространяется на террито­рии, за международные отношения которых государства несут ответственность. Эту статью не без основания называли «ко­лониальной оговоркой».

Как отмечает В. А. Туманов, колониальная оговорка была принята более 50 лет назад в совершенно других географи­ческих и политических условиях. Данная норма является от­ражением колониальной системы и является исключением из правила, позже сформулированного в Венской конвенции 1969 г., согласно которому действие международного догово­ра распространяется на всю территорию участвующего в нем государства.

Составители Европейской конвенции не были готовы к расширению концепции прав человека за пределы европей­ской территории государств-участников. Как отметил сам Ев­ропейский суд: «Система, предусмотренная статьей 63 (ныне ст. 56), изначально создавалась в ответ на то обстоятельство, что в момент разработки Конвенции еще имелись колониальные территории, чей уровень цивилизации не позволял, как тогда представлялось, в полной мере применять данный договор».

На основании данной нормы государства-участники по собственной воле расширяют пределы своей юрисдикции и, соответственно, территориальную юрисдикцию Суда. Одна­ко возможна и иная ситуация, когда вне всякой связи с упо­мянутой статьей юрисдикция государства не ограничивается его национальной территорией и даже территориями иных государств-членов Совета Европы. В компетенции Суда ока­зывается оценка действий или бездействия властей, повлек­ших определенные последствия за границами «правового пространства» Конвенции, другими словами, на территории государства, не являющего стороной Конвенции.

По мнению многих правоведов, практика Суда по дан­ному вопросу является непоследовательной, выводы Суда в одном постановлении противоречат выводам в другом. Наи­больший резонанс получили два дела - «Банкович и другие против Бельгии и 16 других стран» и «Аль-Скейни и другие против Соединенного Королевства».

Дело «Банкович и другие» касалось жалобы родственни­ков журналистов, убитых в результате бомбардировки телерадиостанции Белграда военно-воздушными силами НАТО³⁴ в ходе военного конфликта в Косово. Заявители утверждали, что жалоба соответствует ratione loci положениям Конвенции, поскольку в результате воздушной операции государства-от­ветчики установили «эффективный контроль» над Сербией (не являющейся на тот момент участницей Конвенции) и, сле­довательно, заявители находились под их юрисдикцией. Тем не менее, доводы заявителей были единогласно отклонены Судом.

ЕСПЧ пришел к выводу, что осуществление только бом­бардировки государствами-ответчиками территории иной страны еще не достаточно для установления их юрисдикции. Государства, по мнению ЕСПЧ, должны осуществлять ряд пу­бличных полномочий на соответствующей территории.

В этой связи Европейский суд отметил, что формули­ровка статьи 1 Конвенции не подразумевает обеспечение конвенционных прав способом, пропорциональным уровню осуществляемого контроля, предусмотренные Конвенцией права и свободы не могут быть «разделены и адаптированы» к конкретным обстоятельствам, они либо обеспечиваются, либо нет.

ЕСПЧ пришел к выводу, что заявители предложили слишком широкое толкование концепции «эффективного контроля». Как счел Европейский суд, довод заявителей рав­носилен утверждению, что каждый, в отношении которого были произведены неблагоприятные действия со стороны До­говаривающегося государства, где бы в мире они ни происхо­дили или ни имели последствий, подпадает, таким образом, под юрисдикцию этого государства. С точки зрения Суда, Конвенция не предназначена для применения во всем мире, даже в связи с действиями Договаривающихся государств, и создатели Конвенции также не намеривались придавать ей столь широкий смысл.

Между тем М. Миланович справедливо отмечает, что рассуждая таким образом, ЕСПЧ игнорирует, вероятно со­знательно, возможность применения к обстоятельствам рас­сматриваемого дела персональной модели, согласно которой любые действия государственного представителя, способные нарушить права человека, могут быть признаны равными осуществлению власти и контроля над данным лицом, и со­ответственно породить юрисдикцию соответствующего госу- дарства.

Не удивительно, что решение по делу «Банкович и дру­гие» не получило широкой поддержки в доктрине и достаточ­но скоро в практике Суда начался процесс аккуратного пере­смотра изложенных в данном деле выводов.

Особого внимания в этой связи заслуживает, как было от­мечено выше, постановление по делу «Аль-Скейни и другие против Соединенного Королевства». Предметом рассмотре­ния в данном деле явились действия британских военных в г. Басра (Южный Ирак), в результате которых погибли граж­данские лица - родственники заявителей⁴⁰.

Решая вопрос о распространении на территорию Южно­го Ирака юрисдикции Соединенного Королевства, Суд приме­нил смешанную, персонально-пространственную, модель.

В первую очередь, Суд указал на то, что Великобритания (совместно с США) являлась оккупирующим государством и осуществляла в отношении граждан Ирака ряд публичных функций, которые обычно осуществляет суверенное прави­тельство. В частности, в рассматриваемый период на британ­ских вооруженных силах лежала ответственность за поддер­жание безопасности и общественного порядка на территории Юго-Восточного Ирака.

Затем Суд обратил внимание, что родственники всех, кроме одного из заявителей, погибли в связи с проведением вооруженными силами Великобритании операций по обеспе­чению безопасности в различных частях города Басра. Вместе с тем жена третьего заявителя погибла в ходе перестрелки между британскими военными и неизвестными вооружен­ными людьми, при этом достоверно не установлено, выстрел какой из сторон оказался смертельным. Однако, учитывая, что перестрелка осуществлялась в ходе патрульной операции британских военных вблизи с домом заявителя, Суд установил наличие юрисдикционной связи и в этом случае.

Суд постановил, что при таких исключительных обсто­ятельствах, Великобритания посредством своих солдат, при­влеченных к обеспечению общественного порядка на рассма­триваемой территории, осуществляла власть и контроль над заявителями, убитыми в ходе патрульных операций.

Таким образом, Суд применил персональную модель, но только потому, что Великобританией осуществлялись пу­бличные функции на данной территории.

Применяя такой подход, ЕСПЧ оставляет неизменной свою позицию по делу «Банкович и другие», где, по мнению

заявителями являлись родственники граждан Ирана, проживав­ших вблизи Турецкой границы, и убитых с Турецкого вертолета, в ходе незаконного (как утверждали власти Турции) пересечения ими границы. Власти государства-ответчика настаивали на при­знании жалобы неприемлемой, поскольку заявители находились на территории Ирана и не подпадали, таким образом, под юрис­дикцию Турции. Вместе с тем, ЕСПЧ, применяя персональную модель, постановил, что турецкие военнослужащие осуществляли над родственниками заявителей функции власти и контроля, не­зависимо от того, на какой стороне границы произошел инцидент (§§ 52-54). Учитывая, что в данном деле, как и в деле «Банкович и другие» предметом рассмотрения ЕСПЧ явилось причинение смерти в результате авиа обстрела, разница в подходе Суда к раз­решению данных дел поразительна.

Жалоба «Исаак и другие против Турции» (№ 44587/98 Issak and others v. Turkey), касающаяся избиения полицейскими ТРСК родственников заявителей до смерти в границах так называемой «зеленой полосы» (буферной зоны ООН, разделяющей северный и южный Кипр), также была признана Судом приемлемой. При­мечательно то, что данная зона не находится под «эффективным контролем» турецких властей согласно выводам ЕСПЧ по делам «Лоизиду против Турции» и «Кипр против Турции». Вместе с тем, Суд посчитал, что оставление родственников заявителей без конвенционной защиты было бы не справедливым. ЕСПЧ указав, Турция осуществляла «эффективный контроль» над Северным Кипром (пространственная модель), должностные лица которого обладали властью и контролем над родственниками заявителей (персональная модель), признал юрисдикцию Турции в отноше­нии заявителей (решение о приемлемости от 28/09/2006).

Суда, государства-ответчики не исполняли никаких публич­ных функций, нанося авиаудары по территории Сербии. М. Миланович в этой связи сформулировал следующую про­блему: «В то время как возможность причинения смерти рас­сматривается в качестве проявления власти и контроля над человеком в случае осуществления публичных функций, при­чинение смерти не является проявлением власти и контроля в случае, если государство осуществляет авиабомбардировку. Отсюда следует, что государство может избежать ответствен­ности, если оно не вовлечено в осуществление публичных функций в отношении гражданских лиц».

Между тем в деле «Аль-Скейни и другие» Суд поменял свой подход к вопросу о неделимости конвенционных прав. Ранее Суд утверждал, что государство-ответчик на подвласт­ной (оккупированной) ему территории должно обеспечи­вать соблюдение всех прав, закрепленных Конвенцией, если государство не в состоянии это сделать, то, соответственно, юрисдикцией оно не обладает. Теперь, в постановлении по делу Аль-Скейни, Суд придерживается вполне реалистичного подхода, согласно которому в случае военной интервенции за пределами европейского правового пространства, действуют лишь некоторые гарантии Конвенции (обеспечение которых реально).

Развивая данную мысль, ЕСПЧ, несмотря на то, что Ирак не является стороной Конвенции и проживающие на его территории лица в принципе не могут страдать от «вакуума правовой защиты», не исключил, что соответствующий «ва­куум» может возникнуть и за пределами европейского право­вого пространства. Суд специально обратил внимание, что он ни разу не применял ограничительное толкование статьи 1 Конвенции и не утверждал, что юрисдикция согласно дан­ному положению Конвенции никогда не может существовать за пределами территории государств-членов Совета Европы.

Данное утверждение Суда можно растолковать двояко. С одной стороны, соответствующий подход означает, что Кон­венция приобретает универсальный характер и может приме­няться в любой точке земного шара. Такое широкое толкова­ние, между тем, противоречит выводам Суда в деле «Банкович и другие», суть которых заключается в том, что действия или решения государств-участников Конвенции за границами пространства Совета Европы не влекут автоматического при­знания их юрисдикции и применения Конвенции на данной территории.

М. Миланович в этой связи отмечает, что подход Суда, примененный в деле Аль-Скейни, превращает понятие «пра­вового пространства» (espace juridique) государств-членов Со­вета Европы в простое французское словосочетание, за кото­рым не скрывается правового смысла.

С другой стороны, ограничительное толкование понятия «правового пространства стран-участниц» или «европейско­го правового пространства» не может соответствовать идеям верховенства и универсальности прав человека. Как отметил судья Бонелло: «Когда государство ратифицирует Конвенцию, обязуются ли оно обеспечивать соблюдение прав человека где бы то ни было, или же оно обязуются содействовать осущест­влению прав человека внутри своих собственных границ и на­рушать в любом другом месте?»⁴⁸ Судья метко замечает, что соблюдая конвенционные положения исключительно внутри правового пространства Совета Европы, государства-участни­ки придерживаются логики «джентльмены дома, бандиты за его пределами».

В этой связи Бонелло предлагает функциональный (а не территориальный) критерий осуществления юрисдикции. В соответствии с его предложением, Суд должен концентриро­ваться на ответе на два вопроса: зависело ли от представителя государства совершение или предотвращение предполагаемо­го нарушения? Было ли в силах государства наказать виновных и выплатить компенсации жертвам? При положительном от­вете на данные вопросы, согласно Бонелло, ЕСПЧ должен уста­навливать юрисдикцию государства-участника Конвенции, и признавать его ответственным в нарушении прав и свобод че­ловека независимо от географического положения.

Заключение

Очевидно, что практика Суда по вопросу территориаль­ного применения Конвенции достаточно непоследовательна. Приоритет одной концепции меняется приоритетом другой. Принципы, которые содержатся в одном постановлении, мо­гут казаться более или менее оправданными сами по себе, но становятся нелепыми, когда сопоставляются с принципами, установленными в другом постановлении.

Вместе с тем достаточно явно в практике Суда прослежи­вается тенденция к недопущению «правового вакуума в защи­те прав человека». Суд стремится любой ценой «закрыть» так называемые «серые зоны», существующие на территории не­которых стран-участниц Конвенции (возникшие, например, в результате сепаратистских движений), где конвенционные положения по различным причинам не обеспечиваются. До­бивается ЕСПЧ своей цели тем, что признает эти зоны под­властными (иногда даже оккупированными) другими государ­ствами-членами Совета Европы, на которые Суд и накладывает ответственность за обеспечение конвенционных прав.

Как представляется, данная тенденция порождает другую - недостаточно скрупулезную оценку Судом представленных доказательств. Если проанализировать постановления по де­лам «Илашку и другие против Молдовы и России», «Катан и другие против Молдовы и России», а также недавно выне­сенные постановления по делам «Чирагов и другие против Армении»⁵¹ и «Саргсян против Азербайджана»⁵² (в которых ЕСПЧ признал юрисдикцию Армении над Нагорным Караба­хом), очевидно, что Суд оперировал общими, расплывчатыми суждениями и ссылался на недатированные высказывания по­литиков, а также основывался на докладах неправительствен­ных организаций (например Human Rights Watch, Embassy International), не требуя предоставления подтверждения со­держащейся в них информации.

Такой подход Суда к оценке доказательств уже был в свое время раскритикован бывшим судьей от России А. И. Ковлером. Недавно Судья ЕСПЧ Инета Зиемеле вновь отметила, что «в отличие от скрупулезного установления фактов, кото­рое обычно проводит Международный Суд ООН в спорах, ка­сающихся территорий, юрисдикции и международно-право­вой ответственности, ЕСПЧ, как кажется, стремится размыть установленные стандарты доказывания в весьма спорных ситуациях».

Думается, что та легкость, с которой Суд не допускает «правового вакуума» и оперирует непроверенными доказа­тельствами, скажется на рассмотрении им будущих дел, под­нимающих подобные вопросы (например, осуществляет ли Россия эффективный контроль над территорией Абхазии и Южной Осетии или Донбасса). Уже сейчас решение ЕСПЧ возможно спрогнозировать, если учесть его аргумент в поль­зу осуществления Арменией юрисдикции над Нагорным Ка­рабахом: «В высшей степени сомнительно, что небольшое и немногочисленное образование было способно давать отпор намного большему государству, опираясь только на свой во­енный потенциал и не прибегая к посторонней поддержке».

И наконец, наиболее масштабной тенденцией представ­ляется не только стремление к «заштопыванию дыр» внутри Совета Европы, но и Расширения территориального примене­ния Конвенции за его пределы. Дело Аль-Скейни подтвержда­ет, что критерий ratione loci больше не является лишь проце­дурным средством по отсеиванию жалоб на нарушения прав и свобод человека, имевших место далеко за пределами при­вычной географий Конвенции. Несмотря на то, что аргумен­тация Суда остается запутанной и противоречивой, представ­ляется, что конечной целью является обеспечение исполнения обязательств государств-участников Конвенции в любой точке мира.

Возможно, в целях защиты прав человека названные тен­денции носят вполне позитивный характер, но представляет­ся, что они могут привести к новому кризису конвенционной системы. Расширяя границы применения Конвенции, Суд рискует увеличить число потенциальных заявителей и жалоб. Более того, выбранные ЕСПЧ подходы делают вынесенные по­становления фактически неисполнимыми на практике, что вызывает все большие дискуссии и недовольство государств- участников.

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 8 (87) 2015

Европейское право