Пролегомены к национальной идеологии

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ Городецкий М. В. В статье рассматриваются теоретические основы национализма. Автор констатирует исходный трансцендентальный характер нации, обусловленный действием языка и идеологическим конструированием. Постулируется общая структура национальной идеи, состоящая из онтологического, аксиологического и эмпирического уровней. Проводится структурный анализ исторически основных видов национальной идеи – либерального и консервативного. Стремясь вернуть концепции национализма ее изначально позитивное значение, автор пытается сконструировать исходные положения альтернативной национальной идеи.

1. Понятия нации и национальной идеи

Нация - это надэтническое общество, которое, с одной стороны, имеет определенные черты и не распределяется на все человечество, т.к. имеет внутреннюю основу, образующую интенцию к собственной цельности и отличию от «чужого», а с другой стороны - обладает масштабом, необходимым для исторической устойчивости и прогресса. Т.е. это среднее меж­ду родом и человечеством: это большое, но не всеобщее.

Ценность нации в том, что она велика (нация есть мегантропос) и сосредотачивает в себе максимальную степень возможностей экономического развития, и в то же время об­ладает культурно-исторической референтностью. Референтность действует в участнике нации тогда, когда он осознает принадлежность к нации не как абстракцию, а как конкретное существование. Конкретность - это не индивидуальность, но пропорция индивидуального и общественного, образующая системный самоотчет в действиях и отношениях. Нация - это общество, в котором такая пропорция реализована в макси­мально возможном объеме и одновременно комплексно: объ­единяя как можно больше людей и действуя во множестве логических и жизненных уровней - в общем и частном, цен­ностном и эмпирическом - связывая их в живую, настоящую конкретность.

Идея нации понятийно закрепляется в просветительстве. Однако предпосылкой этой идеи можно считать древнегре­ческие политические учения, в особенности учение Аристо­теля, в котором утверждается идеал большого, но замкнутого государства - политии («наилучшим пределом для государ­ства является следующий: возможно большее количество на­селения в целях самодовлеющего его существования, притом легко обозримое»). В основе масштаба и организационного принципа политии лежит идея пропорции. Полития - это пропорция города и угодий, граждан и рабов, богатства и бедности. Нация тоже подчиняется принципу пропорции - она заключает в себе, в присущем ей масштабе, пропорцию между немногим и многим, индивидуально частным и исто­рически целым, должным и излишним. В этом смысле нация - это не люди, это принцип жизни. Конечно, полития Аристо­теля и современная экономически развитая нация масштабно несопоставимы. Современная нация - это десятки или сотни миллионов человек (таково демографическое условие, позво­ляющее нации иметь высшие экономические возможности), полития Аристотеля - несколько тысяч. Но принцип пропор­ции у нации и политии общий.

Нация - основной просветительский проект, продуктом которого является современный мир. В каждом из реализо­ванных направлений этого проекта результатом является не­устойчивое состояние и распад. Но потенциал этого проекта исторически не исчерпан - этот проект искусственно прерван и не реализован в историческом поле России, и поэтому он до­пускает возможность реабилитации. Исследование теоретиче­ских основ этой возможности - задача статьи.

Существуют два основных и в той или иной мере истори­чески реализованных направления проекта нации. У К. Хюбне- ра об этих направлениях идет речь как о просветительском и романтическом. Мы будем называть эти направления либера- листским и консервативным, обозначая сложившиеся в итоге идеологические контенты, определяющие в этих направлениях их суть, независимо от истоков и разновидностей в каждом из них. Термин «консерватизм» неоднозначен, изначально он обо­значает скорее альтернативу национализму, а не его разновид­ность. Консервативными называются реставрационные учения, утверждающие не национальный, но донациональный сослов­но-династический иерархический принцип и возникающие как реакция на становление европейских наций. Однако в развитии консервативных идей, в пересечении их с философским идеа­лизмом (романтизмом) то, что называется консерватизмом, расширяется и углубляется в своем значении. Консерватизм обретает значение не реакционно-антипрогрессистского тече­ния, но самого принципа иерархии, который может иметь не сословный, но иной, идеалистический смысл. Этот иной смысл и обозначается нами в именовании соответствующего направ­ления национализма термином «консерватизм».

В либералистском направлении нация - это культурно­этнический конгломерат (объединение), образованный обще­ственным договором. Общественный договор объединяет эт­нические, а также иные группы на основе приоритета права, и поэтому он изначально не предполагает атрибутов, которые образовывали бы нацию на внеправовой основе, т.е. на основе чего-то независимого от права. По сути, нация общественного договора, гражданская нация - это правовой и поэтому чисто политический союз, в котором культурно-историческая кон­кретность имеет косвенное значение. Отсюда в гражданской нации возникает концепт «общечеловеческой культуры» как исторического контекста, дополняющего сугубо политиче­скую идентификацию нации. Из этого следует исторически неполноценный характер гражданской нации.

Нация в консерватизме это агломерат (присоединение). Это строй, при котором этнические и иные группы присо­единяются к доминирующей группе (этнической, партийной, религиозной). Это порядок, который основан на ролевом раз­личии и необходимом вследствие этого противопоставле­нии доминирующей нациообразующей группы и остальных групп. Такой порядок предполагает подавление остальных и, стало быть, конфликт с ними. Такой конфликт является не конечным, но перманентным - он необходимо становится частью организационной структуры и политического устрой­ства. Вследствие этого консервативная нация милитаризуется и становится обреченной на комплексную недостаточность, образуемую ограниченностью свободы действий и слабостью в областях, посторонних организационной и военной.

Гражданская и консервативная нации - неустойчивы. Гражданская нация представляет собой правовую общность, базовая однородность прав в которой поначалу действует как основание цельности. Но затем и неизбежно множества неза­висимых правовых атомов (граждан), использующих право­вые институты для частных целей, группируются для большей эффективности в достижении этих целей в сепаратные общ­ности - в общности компаний, классов, клубов, конкурирую­щие друг с другом. Таким образом, гражданская атомарность трансформирует нацию в исторически безжизненный юриди­ческий синдикат сепаратных общностей.

Неустойчива и консервативная нация. Консервативно-на­циональное общество разделяется на противопоставляемые друг другу стороны - передовую нациообразующую группу (этническую или классовую) и остальные группы, подчинен­ные ей, что создает (даже теоретически, т.е. в идеальном слу­чае) напряженное и нестабильное состояние. В крайней форме консервативная нация порождает фашизм, критика которого должна основываться, прежде всего, на постулатах устойчиво­сти национальной структуры, а не на моральных положениях.

Нация - не федеративное объединение, не сумма этносов и иных групп. Нация обладает принципом, который не выво­дится количественно. Поэтому нация - это не пространствен­ное объединение и не некое внешнее межэтническое равнове­сие, но нечто внепространственное и вневременное - это идея, внутренне вскрывающая и альтернативно замещающая прин­цип сугубо пространственного, естественного существования и воспроизводства. Собственно, право (договор), а также сила (борьба, преодоление, господство) - суть варианты такой идеи соответственно в гражданской и консервативной нациях.

Принцип идеальности - это концепция романтическая и одновременно конструктивистская, что означает следующее: трансцендентализм и искусственность. Трансцендентализм - это сам концепт национальной идеи, который развивает­ся в обосновании нации в романтическом направлении. На­чалом или предпосылкой этого концепта является термин «национальный дух», возникающий в немецком романтиз­ме, в лингвистической философии В. фон Гумбольдта. Наци­ональный дух или дух народа, по Гумбольдту, это сущность национального языка («язык народа есть его дух, и дух на­рода есть его язык, трудно представить себе что-либо более тождественное»), т.е. это субстанция, внешним и функцио­нально дифференцированным воплощением которой являет­ся национальный язык. В контексте классического немецкого идеализма это означает идею - в трансцендентальном, идеа­листском смысле. Трансцендентальный статус идеи означает, что она существует как нечто высшее по отношению к сугубо естественным обстоятельствам, и именно этот статус отличает нацию, как общность, обусловленную идеей, от этноса, под­данства и иных общностей.

В конструктивизме нация понимается как идеальное в своей основе, но при этом искусственное явление, спровоци­рованное цивилизационными (и в этом смысле не естествен­ными) причинами. По Б. Андерсону, нация - «воображаемое сообщество». Мысль Андерсона в том, что нация это люди, «воображающие» что-то одно, посредством чего это воображае­мое, будучи угадываемым ими друг в друге, объединяет их в ре­альных действиях. Искусственность нации, у Андерсона имеет изначально не идеологический, но технический характер: вооб­ражаемое, образующее нацию, это идеи не самодостаточные, но являющиеся результатом действия цивилизационных артефактов (например, массовой печати), возникающих исто­рически спонтанно как технические и культурные новшества. Нации не являются естественными ни в генетическом смысле, ни в языковом, однако их искусственность и идеальность не оз­начают, по Андерсону, какую-то обосновывающую разумную субстанцию. Подобным образом, как результат технически- экономической модернизации, а не языковой или этнической эволюции, понимаются нации и у Э. Геллнера. В иных версиях конструктивизма о нациях идет речь как идеологически ини­циированных и даже политически проектируемых явлениях. Например, В. А. Тишков высказывается о нации и национа­лизме как о мистификации, говорит об инженерии советско­го этнического национализма. В целом конструктивизм за­крепляет такое понимание национализма, в рамках которого утверждается внеестественный, вопреки романтизму, раци­оналистически структурный и идеологический -основанный на комбинациях идей (однако не исключающий трансценден­тальной основы) - характер нации.

Романтизм и конструктивизм в целом не противоречат друг другу, и в развитии теории нации приводят к одному вы­воду: нация есть идеальность, образующая ее идея. Обуслов­ленность нации языком, укорененным в нем «национальным духом», означает не естественность нации (в случае чего наци­ями заведомо становились бы все общности, имеющие каж­дая собственный язык), но трансцендентальный характер, ото­рванность от «природы».

Нация есть, в каком-то смысле, не от мира сего. Нация не «вырастает» естественным путем из пространства (почвы, ландшафта) или языка, но, питаясь ими, возникает в мысли, откуда она проецируется назад, в свои естественные усло­вия, и преобразует их, выстраивая в них сложный смысло­вой и предметный многогранник - отражающий идею, суб­станциальную для нации идеальную форму. Это отражение является многоуровневым и во множестве уровней - двусто­ронним. Идея преобразует естественные условия, в первую очередь языковые, заставляя людей определенным образом говорить и мыслить, принимать решения и действовать. Но обретая не предугадываемые языковые формы (слишком живые и конкретные, чтобы быть изначально данными), идея отражает их в себе и достраивается ими. Это двусто­роннее отражающее преобразование и есть конструирова­ние: прорисовывание идеи в языковой и пространственной материях, отражающее ее в них, и обратное отражение ма­териальных форм в идее, уточняющее ее. Нация конструи­руется (можно согласиться) кем-то или чем-то - но чем-то трансцендентальным, а не произвольным, и одновременно конструирует себя сама, и в обоих случаях она есть предмет воображения и строительства, высокого искусства и в то же время прагматической политической техники. Так, следует понимать идеальность как исходный национальный прин­цип, только лишь в рамках которого возможен националь­ный проект.

Так что же нужно вообразить, чтобы создать нацию? И что такое национальная идея?

Национальная идея - это не единичный тезис или им­ператив, но теоретически-эмпирический комплекс (умозри­тельные утверждения и образы, воспроизводимые в практи­ке), который образуется тематически разнородными идеями и представлениями. Проблема национальной идеи в ее ком­плексности и внутренней разнородности - в основе своей она возникает, подобно языку, субстанциально, не имея автора (все-таки связь национальной идеи с языком - исторически важнейшая мысль). Собственно, только в этом случае нацио­нальная идея и есть идея в подлинном, трансцендентальном смысле. Поэтому в принципе национальную идею нельзя те­оретически создать. Авторская задача, однако, может заклю­чаться в своевременном угадывании и разработке логической структуры, понятийного аппарата для общественного встраи­вания национальной идеи.

1. 2. Общая структура национальной идеи

Мы предлагаем членить национальную идею по трем уровням: онтологическому, аксиологическому и эмпириче­скому (или экзистенциальному). Имеется ввиду, что всякая на­циональная идея содержит эти три уровня и, следовательно, может быть распознана по ним.

Экспликация онтологического характера национального существования является заслугой виталистской философии культуры, относящейся к консервативному направлению и ориентированной на углубление понимания нации, по срав­нению с либералистской трактовкой. Углубление и означает онтологизацию, сведение к фундаментальным сущностям. Н. Бердяев провозглашает: «Нация имеет онтологическое ядро».

Онтологический характер нации - это свойство обра­зующей ее идеи. В таковом качестве это, прежде всего, онто­логический постулат - идея сущего, а также идея языка, ото­бражающего сущее, т.е. содержащего истины в возможных в нем выражениях. Иными словами, это утверждение того, что безусловно существует, а также идея того, что существующее может быть отражено в языке как истина.

Идея сущего - это понимание и принятие того, что мир определенным образом устроен, и что в своем устройстве он есть нечто существующее, а не лишь кажимое. Принадлеж­ность к нации определяется на уровне этой идеи в исходном, рамочном отношении к миру, в представлении того, что в мире является сущим, а не мнимым и частным. Невозможна нация солипсистов - нация обязывает относиться к миру как к существующему, а не как к совокупности субъективных ил­люзий. Нация говорит: «Мир существует, он таков, он имеет порядок, в соответствии с чем мы, нация, намереваемся и на­деемся сделать в нем то-то и то-то». Онтологический тезис - это необходимое начало в том, что может сделать общество нацией - сверхчеловеческим и сверхэтническим телом, вопло­щающим мировое устройство и являющимся его образцом.

Конечно, в нации можно быть солипсистом. Нация мо­жет включать людей, исповедующих разные философские или религиозные учения. Онтологический постулат - это во­все не тоталитарно устанавливаемая философская теория, не допускающая инакомыслия (а в случае смешения его с такой теорией имеет место глубокая ошибка), но такой комплекс утверждений, который существует независимо и свободно от личного вероисповедания и мнения. Дело в том, что этот постулат укоренен не в частно-философском или ином, про­извольно выбираемом и усваиваемом трансцендентальном учении, но в общественно-языковой практике, непроизвольно действующей как всеобщая для участников общества структу­ра значений.

Язык содержит категории, например: сущность - свой­ство (вещь), субъект - объект (действие), причина - следствие (последовательность), больше - меньше (отношение), часть - целое (количество). Использование категорий является син­таксически и семантически необходимым - только в их рамках возможно какое-либо высказывание, т.е. приписывание пред­мету речи какого-либо свойства. Семантический аппарат ка­тегорий определяет минимальную и базовую онтологическую пару, используемую даже в наименее сознательных действиях

-     это пространство (отношение) и время (последовательность). Т.е. категории - это не теоретически лишь применяемые иде­альности, но конструкции, которые изнутри языка определя­ют действия.

Специфика категорий в том, что, с одной стороны, они имеют технический характер (они образуют базовую лекси­ческую технику изнутри языка), а с другой стороны, содер­жательно предопределяют понимание мира. Например, мир

-     это целое, вещь - это комплекс свойств, объединенных сущно­стью, событие - это действие, жизнь и история - это последова­тельности, причем включающие отношение целого и части - категории взаимодействуют перекрестно, образуя замкнутую систему, которая именно благодаря замкнутости полностью и самодостаточно конституирует мир в сознаниях носителей языка. Т.е. язык так устроен, что технически необходимый в нем категориальный аппарат имплицирует структуру пони­мания мира. Когда язык становится, благодаря развитию худо­жественной и научной литературы, достаточно синтаксически и семантически сложным, его категориальная структура на­чинает обретать все большее значение в носителях языка. Она усваивается, обогащается, наполняясь образами вещей и явле­ний, и становится понятийной системой, которая действует в языке участников общества и используется ими в обществен­но значимых делах, образуя в них настоящий онтологический уровень. С этого уровня начинается какая-либо нация, образу­ющая ее идея.

Онтологический постулат устанавливает в сознаниях участников языковой практики сугубо категориальные и апри­орные представления, по которым, как по опорным точкам, картина мира прописывается и содержательно наполняется далее изнутри практики. Это наполнение происходит через проецирование в категориальный уровень представлений о наиболее естественных явлениях в общественной жизни - спо­собах идентификации, преемственности, отношения к земле. Эти представления проецируются в категориальный уровень, сшиваются им. Спроецированные, категориально установлен­ные и «сшитые» представления образуют аксиологический уровень - уровень общественных идей, имеющих аксиомати­ческое значение и сознательно защищаемых. Т.е. представле­ния, изначально данные естественно и эмпирически, становят­ся идеями.

Что относится к этим идеям? Идея преемственности по­колений, наследования. Идея общего родного языка, содер­жащего в своих текстах неповторимый и ценный сюжет, ме­танарратив. Идея истории как естественной и необратимой, последовательно событийной связи между языком и территори­ей, его представителями занятой - эта идея образует изнутри национальной идеологии метафизическую основу метанарра­тивного сюжета.

Смысл аксиологического уровня - это сама идея исто­рии, и этот смысл можно выразить так: преемственность, об­уславливающая владение землей. Земля и связь с предками - это пространство и время, встроенные в естественно пере­живаемые феномены и систематизирующие их. На уровнях ниже эта идея моделируется в семейных и социально-груп­повых отношениях. «Родина», «предки», «семья», «долг» - ярлыки идей аксиологического уровня. Семья - это модель последовательности и должного взаимодействия поколений и полов, долг - в кастовом, сословном или профессионально­цеховом смысле - это система действий, поддерживающих и, в конце концов, обеспечивающих на уровне конкретной человеческой деятельности владение землей, ее должное для этого обустройство.

Эмпирический уровень - это идея единичного: личного существования и вещи. Это уровень перцептивно конкретного опыта. На этом уровне национальная идея диверсируется во множестве явлений, встраиваясь в массу жизненных обстоя­тельств, и переживается конечно, экзистенциально, как образы единичного конечного существования, в котором само суще­ствование становится неповторимым и онтологически закан­чивается - соотносится с несуществованием, а его конкретность достигает предела и становится жизнью, существованием лич­ным.

Личное существование и вещи - то связанные стороны, образующие конструкцию эмпирического уровня. Личное - это образы, именуемые и переживаемые посредством вещей и событий, вещи - это объекты, обретающие в событийной свя­зи с личным неповторимый характер. В личном и вещах еди­ничность актуализируется с противоположных сторон: вещи - это расширение, экстенсивно-множественная единичность, а личное - это сужение, интенсивно-множественная единич­ность. Эти противоположные стороны связаны пропорцией, в рамках которой конституируется конкретная и заведомо ко­нечная граница между сознанием и миром. Чем глубже идея, онтологизирующая и ценностно ориентирующая человека, участвующего в нации, тем сложнее эта граница. Поэтому национальная идея на эмпирическом уровне - это сложная, динамическая пропорция между множеством вещей и един­ством личного. Эта пропорция представляет собой баланс сил единичного: конкретный способ соотношения личного и вещественного, баланс, эмпирически слишком сложный и по­этому всегда уникальный, не подверженный произвольному калиброванию.

Эмпирический уровень проявляется как характерный для участника нации способ отношения к вещам - в работе, в быту. Но следует отличать его от естественных и сугубо эстетических явлений. С одной стороны, это не инстинктивная черта, но то, что вырабатывается языковой практикой, смысловым воспи­танием. С другой стороны, это не картинки (в смысле образ­цов), не манеры, не «немецкая опрятность» и «французская изысканность», и не какие-либо иные этнокультурно опреде­ляемые характеристики, действующие лишь в определенных внешних условиях и легко утрачиваемые в других. Это нечто иное - внутренне, умственно и ассоциативно действующая схема, задающая экзистенциально, а не эстетически значимый уровень, некий наклон к миру, делающий вещи определенной пропорцией и образом, включенными в личное, вот в это кон­кретное мое. Этот наклон есть идея, производная от сущего и его ценностного наполнения, образующая способность видеть сущее и ценностное в единичном.

1. 3. Структурный анализ гражданской и консерватив­ной национальных идей

Гражданская нация онтологически зиждется на постула­те атомарного существования, исторически возникающего как альтернатива платонистской онтологии. Это постулат суще­ствования элементов, которые первичнее целого и каких-ли­бо частей в нем. Эта онтология предлагает, в соответствии со своей сутью, множественный, а не единый тезис. Сущего как такового, как совокупности существующего, имеющей единую основу, нет. Существует изначальное множество, множество множеств: множество пространственно-физическое (части­цы), множество правовое (граждане, «правовые атомы»), мно­жество внутриличностное (инстинкты, интересы), множество экономическое (товары, деньги). Связь этих множеств, эво­люционная или диалектическая, не имеет принципиального значения, потому что сами эти множества образуют вполне самодостаточную и открытую положительную реальность - реальность возможного действия, реальность практики, дела, прибыли.

Аксиологическое и экзистенциальное измерения раз­ворачиваются заодно друг с другом внутри одного из этих множеств, а именно правового: мы, нация (т.е. сознательно­телесные существа, личности), принимаем конституцию, т.е.

право, и образуем правовое государство, т.е. систему власти права. Этот аксиологический прежде всего, а не только лишь политический, постулат заключает две связи: связь личности с правом и отсюда с производной от права властью; тожде­ственное отношение между множеством личностей и нацией (нация тождественна этому множеству). Право - суть созна­тельно-телесного существования гражданина (сама жизнь есть право, предмет одного из прав); нация - множество граждан.

Множественная гражданская онтология выстраивает со­ответствующее категориальное приложение. Сама множе­ственность, как принцип, обретает категориальное значение - таков смысл терминов «система», «структура», «материя» в их распространившихся языковых ролях. Важны обыденно­языковые и ассоциативные, а не строгие и научные значения: люди называют, например, системой принцип выделения частей и функций, означающий преобладание частей над це­лым, «система» ассоциируется со множеством частей. Каче­ство - свойство или группа свойств, преобладающих над сущ­ностью и определяющих в совокупности с категорией системы (ассоциативно пересекаясь с нею через материю) все то, что существует: это то, что система, и у чего есть качество. Само право становится категорией, которая дублирует причинно­следственную связь: это система тезисов, устанавливаемых системой институтов, которые логически обосновывают собы­тия, действия или явления; это принцип - все что существует, должно иметь правовое основание.

Особое значение в идее гражданской нации имеет эмпи­рический уровень. Этот уровень образуется структурой выбо­ра (потребления), имеющей принципиальное идеологическое значение. Потребление не связано с естественными или насто­ящими культурными потребностями, это самозамкнутая про­грессия виртуальных свойств и соответствующих им инициа­тив, которая, как тотальная задача, подчиняет экзистенцию. Человек, захваченный выбором и потреблением, готов на от­каз от ценностей, исторически предшествующих структуре выбора, поэтому гражданская идея столь сокрушительно сме­няет монархическое устройство. Именно позицией тотального выбора (а не общественным договором), идеологически име­нуемого свободой, обеспечивается ценностное и политическое единство участников гражданской нации, граждан.

Пропорция личности и вещи в эмпирическом уровне гражданской нации - тотальное взаимовключение и взаимо­поглощение личного и вещественного. Эта пропорция пред­ставляет собой неизменное тождество, единство личности в вещах, образуемое единством личности и вещей, она задает специфический способ конкретности - собственность. Это значит, что вещь, равно как и личность, воспринимается кон­кретно, как вот эта данная, существующая единичность, лишь тогда, когда вещь принадлежит личности, а личность име­ет вещи. Если вещь не является собственностью - она как бы лишена онтологической конкретности, не вполне существу­ет. Если личность не имеет вещей или денег, обозначающих владение ими, она не вполне существует. Глубочайший смысл денег заключается в том, что они не есть собственно экономи­ческая функция - они обозначают существование. Пределом развития, энтелехией гражданской нации является состояние, при котором всякая вещь, каждый атом во вселенной, каждый вздох - имеет цену, т.е. является количественно выраженной собственностью кого-то, а каждая личность имеет счет и суще­ствует только тем, что ею оплачено.

Консервативная национальная идея начинается с посту­лата воли (жизни, духа), преобладающей над предметной дей­ствительностью и диалектически преобразующей ее. Это диа­лектическая онтология сосредоточения, преодоления, борьбы, являющаяся укорененной во многих культурно значимых яв­лениях независимо от консервативного национализма.

Аксиологический принцип консервативной нации - ие­рархия, в порядке которой осуществляется приоритет силы (воли, жизни) и представляющей ее группы. Иерархия - это порядок ценностей, в сочетаниях которых обеспечивается дей­ствие силы на разных уровнях. Важны не сами ценности - они имеют символическое значение и вариативны - но иерархи­ческий принцип распределения силы. Иерархия рассредотачивает силу и переводит ее действие из изначальной области завоевания и конфликта, «выковывающей» нацию, в область взаимодействия человека с социальной и предметной дей­ствительностью - для ее преодолевающего преобразования, нацию консолидирующего. Борьба - начальная и исходная ценность. Труд - итоговая, ключевая ценность.

Борьба и труд - универсальная аксиологическая конструк­ция, заключающая в себе бинарную схему, устанавливающую и движущую иерархию в неограниченной перспективе уров­ней. Это диалектическая схема национального консерватизма. В рамках этой схемы человеческая деятельность оценивается как последовательно разбивающаяся на этапы восходящая прогрессия, а бинарность борьбы и труда задает в этой про­грессии субстанциальное отношение, базовый переход.

Главная структурная проблема - нахождение и поддер­жание стабильной пропорции, переводящей силу внешнего и разрушительного конфликта, силу борьбы, во внутреннюю согласованную созидательную работу, в силу консолидирую­щего труда. Как нам видится, эта проблема принципиально неразрешима, в чем заключается изначальный трагизм кон­сервативной нации.

Причиной проблемы является, как нам кажется, изна­чальная динамичность самой диалектической субстанции, образующей онтологическую основу консервативной нации. Эта субстанция принципиально прерывна, она может дей­ствовать только пунктирно, от этапа к этапу. Каждый этап должен содержать собственную пропорцию борьбы и труда, которая должна заново выстраиваться или, по крайней мере, существенно корректироваться по отношению к предыдущей. Если эта корректирующая работа (организационно-идеологи­ческая) своевременно не производится, то в аксиологическом уровне возникают естественные сдвиги, смещающие пропор­цию или в сторону борьбы - и тогда возникают конфликты, или в сторону труда без борьбы, чистой исполнительности - возникает стагнация. Эти волны конфликтов и стагнаций были бы возможны в каком-то общерезультирующем равновесии, не приводя к разрушению нации, но только в идеальных, не­реальных исторических условиях. Поэтому консервативная нация это нация одного-трех поколений, нация величествен­ного взлета и сокрушительного падения.

Экзистенциальный уровень консервативного национа­лизма образуется идеей причастности - отношением к под­линному, к силе, к истине, к судьбе, к жизни. Причастность - это идея жизни, частью которой является личность (в граж­данской идеологии наоборот - жизнь это принадлежность личности, ее право). Причастность задает глубокий жизнен­ный мотив, имеющий экзистенциальное значение - он позво­ляет соразмерить саму личную жизнь в предельном сопостав­лении с небытием («а за что я готов отдать свою жизнь?») и трансформировать размерность и энергию этого сопоставле­ния в потенциал для борьбы и труда. Труд - это не просто лич­но выполняемая обязанность (работа с вещами и социальное взаимодействие), но функциональное звено цепи, противосто­ящей злу и преобразующей землю в соответствии с призна­ваемой иерархией (что конституирует принадлежность зем­ли нации) - таковым является экзистенциально наполненное переживание труда. Каждое звено цепи есть самостоятельный носитель борьбы и труда, в котором идея причастности обра­зует возможный в консервативной нации уровень прочности.

Категориальный уровень наполняется не столько за счет содержательно-идеологически значимых понятий, встраива­емых в категориальный порядок, сколько за счет чисто грам­матических элементов. Ими являются союзы, грамматические соединения вообще, выражающие некое бинарное единство или противопоставление. Эти соединения содержатся в лозун­гах, специфически значимых в консервативном национализ­ме, смысл которых заключается не только в провозглашаемых символических и ценностных предметах, иногда абстрактных и фиктивных, но и в категориальном встраивании диалекти­ческой схемы, задающей онтологическую основу иерархии: «кровь и почва», «свобода или смерть», «за фюрера и отече­ство», «один народ, один рейх, один вождь», «миру - мир», «народ и партия - едины».

Консервативный национализм сложен: диалектика слож­нее атомистики, иерархия труднее системы. Консерватизм труден - его исполнение требует от человека напряженного усилия, что вследствие неоднородности человеческой при­роды остается для многих участников нации непонятным и воспринимается чуждым. Именно поэтому консерватизм не­возможен без доминирования и подавления: консервативная нация всегда политически тоталитарна. В принципе и чисто политически управление консервативной нацией сложнее, чем гражданской, и это усугубляет ее структурную нестабиль­ность.

1. 4. Некоторые тезисы и задачи альтернативной наци­ональной структуры

Итак, национальная идея, альтернативная гражданской и консервативной, может быть рационально выведена или хотя бы намечена как, прежде всего, альтернативная онтологиче­ская, аксиологическая и эмпирическая структура.

Аксиологически и эмпирически эту структуру можно верифицировать по непосредственно просматриваемым чер­там - через соотнесение с некоторыми защищаемыми идея­ми (ценностями) и эмпирическими феноменами, такими как труд и отдых, брак и семья, личность и вещи, образованными естественными установками и образующими естественно не­обходимый порядок социального и экзистенциального опыта.

Кризис современной либералистской цивилизации, ци­вилизации гражданской нации, а также несостоятельность или проблематичность возникших в новейшей истории кон­сервативных проектов (русского, немецкого, исламского) дела­ют эти черты угадываемыми, не столько по отдельным пози­циям, но в принципе.

Прежде всего, должна быть найдена принципиально но­вая пропорция между вещью и личностью, перцепцией и со­знанием (языком). Невозможен национальный проект в той же системе вещей, в которой пребывает современная мотива­ционно и идеологически исчерпавшаяся гражданская нация. Эта система вещей должна быть, прежде всего, упразднена теоретически.

Бессмысленно рассуждать о том, как в возможной нации будущего должны быть распределены полномочия власти, сколько должно быть «свободы слова», сколько должно быть автомобилей и дорог, каким должен быть «новый технологи­ческий рывок» и энергетическая система, а какой банковская система, какими должны быть товары и услуги - все эти ка­жущиеся безусловными, а на самом деле лишь производные и собственно не значимые вопросы и вещи должны быть реду­цированы в их общей основе, чтобы быть вновь выведенными в других качествах, в другой пропорции или вообще в другом наборе из основы новой.

Пропорция между личностью и вещью не должна быть взаимовключением, отождествляющим личность и систему вещей, и не должна быть противопоставлением, исключаю­щим личность, помещающим ее в непосильную для нее пози­цию борющейся или преобразующей героической силы. По­жалуй, это можно назвать дистанцией: личность отодвинута от вещей, вещи дистанцированы от личности - но не для на­целивания, разбега и преодолевающего усилия, а для чего-то другого, заключающегося не в вещах, но в самой дистанции - в ее чистом пространстве.

Эта дистанция, конечно, невозможна как постоянное со­стояние. Это, скорее, нечто, возникающее волнообразно и на­поминающее регулярную гигиеническую процедуру - про­цедуру экзистенции. В таком качестве это дистанцирующее экзистирующее состояние, поддерживающее и восстанавли­вающее базовое отношение между я и миром, может соци­ально моделироваться - т.е. могут быть заведомо внедрены в систему вещей такие сценарии, которые дистанцируют эту систему, сами вещи от личности, и, тем самым, инициируют дистанцию. Чем это может быть именно? Это вопрос фактур­ный - на него невозможен абстрактный, теоретический ответ.

Аксиологические вопросы открывают не столько темы и возможности для утвердительных суждений, сколько задачи. Выделим основные, на наш взгляд, три группы.

Как должен быть организован и внутренне устроен труд? Может ли он, не будучи ни системой частных инициатив, мо­тивированных выгодой - один вариант, ни мобилизационным, организованным доминирующей (государственной) силой - другой вариант, стать дифференцированной идеей? Как за­ставить идею работать - как ее для этого разделить по направ­лениям и организовать?

Как должна быть устроена преемственность, т.е. каким должен быть семейно-наследственный порядок и связанное с этим отношение к земле?

Как должны быть устроены отношения полов - в семье, в общественных отношениях? Действительным ли (соответству­ющим действительности) - а не ложным - является равенство между мужским и женским, этот в своей основе сугубо граж­данский, правовой концепт?

Эти вопросы взаимосвязаны, т.к. комплексно затрагива­ют естественные установки, программирующие их идеи - на мощнейшем семантическом ресурсе которых выстраивается аксиологический уровень национальной идеи.

Кажущаяся фантастичность или неэтичность этих вопро­сов-задач свидетельствует о фундаментальности общей задачи национального проекта. Эта задача требует отказа от привыч­ных установок, в том числе тех, которые кажутся разумеющи­мися и естественными. А если не отказываться?

В таком случае, во-первых, следует понимать, что воз­врата к консервативному проекту не быть может (для тех, кто помнит СССР - к сожалению). Если же он состоится, то может быть очень жестким, а самое главное - по специфике своей структуры он будет недолгим.

Во-вторых, следует понимать перспективы дальнейшего существования в рамках существующей цивилизации граж­данских наций. Трансгендерные и трансгуманитарные проек­ты этой цивилизации означают, что в отчаянном уже поиске смысловых ресурсов ради дальнейшего развития прав и инте­ресов личностей эта цивилизация готова преодолеть и изме­нить общую человеческую природу в ее основе, диверсировать ее во множестве прав - она обладает для этого технологиче­скими, информационными и политическими возможностя­ми. Результатом может стать не только искоренение каких- либо ценностных установок в естественной сфере вообще (по поводу семьи, преемственности и полов), но инстинктивной человеческой сущности. Т.е. возможно искоренение в чело­веческом существовании самого принципа связи поколений, наследования и половой природы - в его до-культурной, до­сознательной основе.

Такая возможность представляется допустимой не вслед­ствие какой-то фантастической и враждебной человечеству воли, но вследствие самой сути гражданской либеральной идеи. Дело в том, что эта идея не может остановиться в своей прогрессии, т.к. динамичность ее структуры не допускает оста­новки - она или движется вперед, или назад. Если граждан­ская цивилизация структурно не экспансирует, не дифферен­цирует права и свободы личности далее и далее, во все более глубокие уровни и сферы сущего - она разрушается, такова ее внутренняя логика. И после глобального освоения граждан­ской цивилизацией материальной природы, возможно, что человеческая сознательно-психическая сущность, природа са­мого человечества остается единственным ее ресурсом.

Ресурсы гражданской идеи и построенной на ее основе цивилизации исчерпаны, но для возникновения и развития альтернативной идеи существуют не раскрытые, не используе­мые силы. Кажется, что исчерпан сам мир, что фундаменталь­но опустошено и лишено смысла само сущее, но стоит сменить парадигму - мир откроется в своей смысловой и исторической перспективе.

Дело в том, что и технологически, и экономически мир на протяжении половины века находится в стагнации. Он не прогрессирует. Ресурсы мира - не физические, но настоящие, смысловые ресурсы, ресурсы человеческой энергии, готовно­сти осознанно трудиться и делать открытия - заморожены. Миллиарды людей, участников десятков «гражданских на­ций», заняты изнурительным трудом, однако технически и со­циально значимые условия труда, быта и безопасности прин­ципиально не меняются на протяжении более половины века, что резко контрастирует с прогрессом, происходившим с XIX по середину XX вв.

Это значит, что у человечества, в той его части, которая способна к национальному существованию, сосредоточены нераскрытые ресурсы развития. Эти ресурсы велики и, может быть, являются даже большими, чем мы это можем предста­вить.

На главном, онтологическом уровне альтернативная на­циональная идея может быть обозначена прежде всего отри­цательно: очевидно, что это не атомистика и не диалектика.

Это значит в принципе, что онтологической основой но­вой нации может быть только подлинная метафизика - в ис­ходном, платонистском смысле, что ведет к необходимости постулата единого сущего - не множественности областей и «атомов» (физических, психологических, правовых) в каждой из областей, которые эволюционно-произвольно сочетаются, и не энергийного взаимодействия противоборствующих и до­полняющих друг друга сил, но именно единой субстанции. Разработка такого постулата является задачей узкоспециаль­ной, для чего существует более чем достаточная философская база - это неоплатонистская и феноменологическая традиции. Не столь важно, как именно эта задача может быть решена профессионально философски, т.е. как сугубо специальная понятийная система, более важно следующее.

Онтологический постулат не должен быть физикалистским «объяснением мира», т.е. таким объяснением, которое сводит мир вообще к миру физическому. Трудность в том, что большинство людей привыкли отождествлять мир с ми­ром физическим и затрудняются понимать онтологический предмет как таковой, т.е. мир как сущее. Если современному неподготовленному человеку дать некий онтологический по­стулат, он поймет его лишь в физикалистском или каком-то мистическом значении, т.е. как представление о физическом или, скажем так, альтернативно-физическом мире, что заведо­мо приведет непониманию, к неверным и даже нелепым ин­терпретациям.

Чтобы онтологический постулат не стал физикалистски искаженным, он должен заменить существующую картину мира, отождествляющую мир с миром физическим - сломать ее. Только тогда, в образовавшемся мирвоззренческом вакууме возникнет восприимчивость к сущему как таковому и онтоло­гии. Т.е. онтологический постулат должен иметь принципи­ально новое и даже радикальное в мирвоззренческом смысле значение для массового сознания - только в таком случае этот постулат сможет оказать воздействие на действующую в язы­ке категориальную систему, преобразовать ее и сформировать настоящий онтологический уровень.

Картина мира и научные знания об устройстве мира в конкретных областях - разные вещи. Картина мира - это рас­пространяемый в массовом образовании и социально доми­нирующий позитивистский материалистический конструкт, который давно превратился в лишенную очертаний мифо­логему, утратившую настоящую научную референтность. Специфика же научных открытий и их разнообразие таковы, что они уже не влияют на эту картину и ничего не добавля­ют к ней. Даже для создателей открытий их содержание на­столько математически абстрактно и сложно, что из них не­возможно сделать вывод для непосредственного восприятия мира в рамках этой картины. То, что думают люди о мире, и то, как они действуют - само по себе, наука - сама по себе. По сути, состояние современной естественной науки таково, что она представляет собой мирвоззренчески свободный ма­териал.

Чтобы онтологический постулат произвел требуемое действие в рамках национальной задачи, нужно использо­вание этого материала - это тактически необходимо. Т.е. не­обходимо в направлении онтологического метафизического вывода - прежде него - скомпоновать естественно-научный материал, проблематизирующий и в итоге сламывающий фи- зикалистскую мирвоззренческую мифологию. Может пока­заться, что такая работа является заведомо спекулятивной, что здесь предлагается какая-то профанация, подменяющая пусть условные, но изначально научные истины. Но дело в том, что в существующем состоянии социальных институтов и поддер­живаемых ими знаний нет никакой истины, в соотношении с которой можно было бы заподозрить подмену и искажение. Либералистская цивилизация социально приватизировала сам вопрос об истине - сделала его принципиально частным, частным как индивидуально, так и институционально. Вслед­ствие этого система научных институтов, существующая в этой цивилизации, не заинтересована в общесмысловом, онтологи­ческом выводе, и организационно уже не способна к нему - в каждом отдельном звене, в каждой своей специальности она занимается чем-то частносмысловым, но не утверждает и не защищает истину как таковую.

Истину предстоит создать - собственно об этом и идет речь. Богатый научный материал, не объединенный какой-ли­бо утверждаемой наукой истиной, т.е. истинностно нейтраль­ный, должен помочь проложить путь к ней - ниспровергая препятствующий этому мирвоззренческий физикализм. Сама же глобально доминирующая физикалистская картина мира, которую искомая истина должна сменить, это и научно, и он­тологически пустая мифология, сожалеть о которой нет смыс­ла.

Что подлинно, что на самом деле существует? Кем и на чьем языке будет дан ответ на этот вопрос, а затем развернут, образуя ценностные и эмпирические уровни - теми и на том языке будет создана новая нация. Ответ должен быть таким, чтобы люди смогли оказаться в состоянии обнаружения того, что сделает не имеющими смысла многие сегодняшние пред­ставления о мире. Только таким образом может быть найдена точка сборки новой нации.

Описать новую нацию, т.е. показать ее в каких-то предме­тах - фактурно недостижимая сейчас задача. Но предугадать можно следующее. Человеческая природа находится в состо­янии усталости от множеств, «систем». Однако эта усталость является не только количественной, но в большей мере каче­ственной, и не столько физической, сколько метафизической - она определяется во многом самими вещами, какие они есть, а не только тем, каково их множество, какова их система. Т.е. дело не только в том, что новая нация должна иметь новый по­рядок вещей, но именно в том, какими должны быть сами эти вещи - каким должен быть их общий принцип.

Вещи, как мы их видим, и как мы имеем с ним дело, вос­принимаются в контексте определенных культивируемых качеств. Этими качествами являются, например, ровность, гладкость, плавность, плотность, прозрачность (либо непро­ницаемость). Эти качества действуют в функционально раз­ных вещах, окружающих человека современной нации со всех сторон - зеркальные поверхности офисных зданий и жилищ, экраны гаджетов, контуры и плавность хода автомобилей, фактура ткани костюма, разнообразные упаковки, звуковые эффекты и т.д. Они не имеют отношения к человеческой при­роде - сознательно-психической, органической, да и к при­роде вообще. И они не нейтральны природе, но непрерывно заставляют ее напряженно следовать им, увлекая и подчиняя, принуждая поддерживать себя и развивать. Усталость коре­нится в этом динамическом подчинении, и она может и долж­на быть устранена. Человеческий глаз и само ощущение мира должны вновь привыкнуть к шероховатости и неровности, которые могут быть в обычных окружающих человека пред­метах - в большинстве случаев это нисколько не препятствует их функциональности, но за них цепляется, приостанавлива­ется в рабочем внимании и, в итоге, отдыхает и обретает силу человеческое восприятие. Мир должен стать проще. Т.е., как нам кажется, новую нацию можно поначалу описать так: она должна быть нацией простых вещей.

Однако простоту не следует понимать как примитивность, как руссоистскую «первозданную» простоту нравов: простота не противоречит науке и прогрессу и не означает возврата к допрогрессивному состоянию, но означает нечто как раз об­ратное такому мнению о ней, а именно - возврат к смысло­вым началам прогресса и восстановление его на его настоящих основаниях, служащих человеческой природе. Простота - со­подчиненность частного целому, в противоположность чему всякая непростота - винтаж, барокко, дизайн и т.п. виртуаль­ность - есть самостоятельность и самозначимость частей. Про­гресс в его изначальном смысле следует понимать как развитие общего блага в его прямом служении человеческому разуму и здоровью - в этом заключается простой смысл прогресса, всех настоящих его составляющих: развития науки и производ­ственных технологий, экономических и правовых отношений. Простой прогресс - это не мультипликация вещей, но совокуп­ность условий, при которых люди становятся в большем коли­честве и в большей степени здоровыми и знающими. Простой прогресс - это преодоление абсурдной экономики имитаций («новых впечатлений» и «эффективностей», «новых технологи­ческих уровней» и «маркетинговых ходов»), уже системно не способной даже в развитых странах обеспечить людей хотя бы настоящим питанием, но упорно развивающей конъюнктуру и технологии суррогатов и бессмысленных удовольствий. Но­вая нация должна найти на онтологических, аксиологических и эмпирических основаниях своей идеи начала простого про­гресса и реализовать их - другого пути нет.

Национализм, который в этой статье провозглашается как принцип, имеет здесь значение, не вполне совпадающее с привычным. Наиболее часто используемым значением наци­онализма является принцип отбора, сортирующего общество, т.е. отделяющего в нем одних людей от других, или отделяю­щего одно сообщество от других по критериям какой-то част­ной идентичности. Принцип же утверждаемого нами нацио­нализма - прогрессизм и приоритет большой исторической идентичности.

Разочарование в существующих прецедентах национа­лизма - либерально-гражданском и консервативном («то­талитарном») - приводит к разочарованию в принципе национализма как таковом и идее возврата малых, частно-кол­лективных идентичностей, основанных на действии традиций (традиционализм). Мы считаем, что такой вывод ошибочен, а «новое средневековье» - путь ложный. Мы считаем, что идея прогресса изначально не ошибочна, что подлинный прогресс возможен. Именно безусловная ценность прогресса, организа­ционно-экономически требующего большого общества, а так­же тот пример, которым обладает Россия, построившая, хоть и ненадолго, уникальную в истории страну, в которой знания и здоровье перестали быть товаром, и заставляют считать на­цию, нацию как принцип, безальтернативной основой обще­ственного существования.

Безопасность и право

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 2 (93) 2016