ПУГАЧЁВ Алексей Викторович
старший преподаватель кафедры специальной подготовки Уфимского юридического института

Современная уголовная политика в отношении убийства при отягчающих обстоятельствах складывалась под воздей­ствием целого ряда факторов. Во-первых, в последние годы убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах, становится высоколатентным - насильственных посягательств данного вида совершается как минимум в 2-3 раза больше, чем регистрируется. Во-вторых, сложности в квалификации указанных деяний при наличии противоречивой судебной прак­тики и неоднозначности в теоретических подходах по вопро­су уголовной правовой оценки действий виновного лица.

С целью решения этих и ряда других проблем законода­тель неоднократно вносил изменения в текст уголовного за­кона с целью уточнения и систематизации соответствующих норм, а Верховный Суд Российской Федерации давал соответ­ствующие разъяснения по рассматриваемым вопросам.

Вместе с тем представляется, что существующее положе­ние вещей относительно вопросов квалификации и констру­ирования некоторых квалифицирующих признаков убийства не является бесспорным и требует определенного пересмотра.

1. Убийство двух и более лиц. Данное деяние предусмо­трено п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Уголовно-правовая доктрина длительное время исходила из того, что данный вид квалифи­цированного убийства существовал как альтернатива неодно­кратным случаям лишения жизни, и предусматривал наличие единства умысла виновного на лишение жизни нескольких лиц. Действия виновного рассматривались как единое про­должаемое преступление.

С учетом изменений уголовного законодательства, свя­занных с пересмотром положений института множественно­сти преступлений, неоднократность была исключена из текста уголовного закона, а совокупность преступлений - расшире­на.

В связи с изложенным, правоприменитель отреагировал на данную проблему применительно к убийству двух и более лиц, но не сразу.

Лишь Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 3 апреля 2008 г. № 4 было внесено изменение в предыдущую редакцию п. 5 постановления от 27 января 1999 г. № 1 «О су­дебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)».

В настоящее время п. 5 указанного Постановления выгля­дит следующим образом: «В соответствии с положениями ч. 1 ст. 17 УК РФ убийство двух или более лиц, совершенное одно­временно или в разное время, не образует совокупности пре­ступлений и подлежит квалификации по пункту «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, а при наличии к тому оснований также и по другим пунктам части 2 данной статьи, при условии, что ни за одно из этих убийств виновный ранее не был осужден».

С одной стороны, с данной позицией трудно не согла­ситься, поскольку, как отмечает В.Н. Титова, ключевым при оценке поведения серийного убийцы должен выступать не умысел, а жизнь конкретного человека.

Исходя из положения, предусмотренного ч. 1 ст. 17 УК РФ о том, что совокупность преступлений отсутствует, если совер­шение двух или более преступлений предусмотрено статьями

Особенной части УК РФ в качестве обстоятельства, влекуще­го более строгое наказание, действия виновного, лишившего жизни несколько человек должны рассматриваться как ква­лифицированный вид убийства - убийство двух и более лиц, предусмотренный п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

С другой стороны, Верховный Суд РФ справедливо посчи­тал, что положения ч. 1 ст. 17 УК РФ применительно к престу­плению (в данном случае убийству) нескольких лиц необходи­мо однозначно расценить как квалифицированный убийство признак, однако возникает вопрос, а не приведет ли это к «обе­зличиванию» всех тех случаев лишения жизни, которые имели место быть в поведении виновного лица?

Каждое преступление, в том числе и убийство, должно иметь свою самостоятельную правовую оценку. По сути право­применитель формулировкой «убийство двух или более лиц, совершенное одновременно или в разное время, не образует совокупности преступлений» указывает на то, что речь идет, как ранее было сказано, о так называемом продолжаемом пре­ступлении. Теоретические положения на этот счет сводят на нет желание Пленума Верховного Суда РФ усилить уголовную ответственность за подобное поведение виновного лица, по­скольку каждое из совершенных виновным убийств должно по логике правоприменителя в обязательном порядке являть­ся частью «цепочки убийств».

На наличие существующей проблемы указывает и сам Верховный Суд РФ, который внеся изменения в абз. 2 п. 5 По­становления № 1 от 27 января 1999 г., предусмотрел следую­щее: «Убийство одного человека и покушение на убийство другого не может рассматриваться как оконченное престу­пление - убийство двух лиц. В таких случаях независимо от последовательности преступных действий содеянное следует квалифицировать по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 и по ч. 3 ст. 30 и п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ».

Таким образом, в тексте Постановления заложено явное противоречие. С одной стороны, указывается, что убийство двух и более лиц единое продолжаемое преступление, с дру­гой - если оно связано хотя бы с одним случаем неоконченного убийства, то речь идет одновременно и о совокупности и о не­оконченном едином преступлении.

Думается, что данная теоретико-прикладная проблема должна найти свое однозначное разрешение. Либо право­применитель должен признавать убийство одного человека и покушение на убийство другого как неоконченное продолжа­емое преступление - покушение на убийство двух лиц; либо отказаться от того, что убийство двух и более лиц исключа­ет совокупность преступлений и признать необходимость вменения виновному во всех подобных случаях (оконченных убийств) - самостоятельно каждого отдельного эпизода в со­вокупности, а также п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Представляется, что первая позиция выглядит как более справедливая, поскольку позволяет систематически толковать и положения ч. 1 ст. 17 и ст. 30 и п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Во вто­ром же случае имеет место так называемое двойное вменение, которому, как известно, не место в уголовном законе, исходя из принципа справедливости (ч. 2 ст. 6 УК РФ).

Вместе с тем, это не решает в целом проблему существу­ющей трактовки Пленумом Верховного Суда РФ положений ч. 1 ст. 17 УК РФ, поскольку в таком виде нарушается правило самостоятельной оценки каждого преступного деяния, что не допустимо, как с правовой, так и с процессуальной точки зре­ния. Следовательно, законодателю следовало бы пересмотреть исключения, заложенные в тексте ч. 1 ст. 17 УК РФ примени­тельно к совокупности преступлений.

1. Убийство малолетнего (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

Длительное время сам по себе малолетний возраст по­терпевшего не рассматривался как самостоятельный квалифи­цирующий признак убийства. До недавнего времени он фак­тически являлся составной частью признака «беспомощное состояние».

В п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда № 1 от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» указано, что «по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии) надлежит квалифицировать умышленное причи­нение смерти потерпевшему, неспособному в силу физиче­ского или психического состояния защитить себя, оказать ак­тивное сопротивление виновному, когда последний, совершая убийство, сознает это обстоятельство. К лицам, находящимся в беспомощном состоянии, могут быть отнесены, в частности, тяжелобольные и престарелые, малолетние дети, лица, стра­дающие психическими расстройствами, лишающими их спо­собности правильно воспринимать происходящее».

Изменения, внесенные 27 июля 2009 г. Федеральным зако­ном № 215-ФЗ, выделили убийство малолетнего в самостоятель­ный квалифицирующий признак, предусмотренный п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ, наряду с беспомощным состоянием. Причем за­конодатель, применительно к малолетнему, не включил в текст закона указание на признак «заведомость». Данный подход указывает на то, что для вменения указанного признака необхо­димо, чтобы жертва убийства не достигла 14-летнего возраста. При этом не важно осознавал данный факт виновный или нет.

Указанное положение свидетельствует о желании законо­дателя с одной стороны осуществить дополнительную защиту интересов малолетних; с другой стороны - усилить уголовную ответственность за посягательство на жизнь указанных лиц.

С правовой позиции речь идет о так называемом объек­тивном вменении по отношении к убийце, поскольку вне зави­симости от осознания им признаков потерпевшего, характери­зующих его возраст, ему вменяется в вину квалифицирующее обстоятельство убийства. Несмотря на то, что объективное вме­нение недопустимо (ч. 2 ст. 5 УК РФ), следует согласиться с А.И. Марцевым в том, что оно как исключение из правил имеет пра­во на существование, при этом, законодатель должен стремить­ся к тому, чтобы ограничить возможности его применения.

Внося такие изменения, законодатель «стимулирует» объ­ективное вменение признаков преступлений, характеризую­щихся повышенной степенью общественной опасности.

Вместе с тем, изменения, связанные с исключением ука­зания на признак «заведомости» применительно к возрасту потерпевшего, были внесены указанным выше Федеральным законом от 27 июля 2009 г. № 215-ФЗ и в ст.ст. 131 и 132 УК РФ.

Давая соответствующие разъяснения на этот счет, Пле­нум Верховного Суда РФ в постановлении № 16 от 4 декабря 2014 г. «О судебной практике по делам о преступлениях про­тив половой неприкосновенности и половой свободы лично­сти» отметил, что применяя закон об уголовной ответственно­сти за совершение преступлений, предусмотренных ст.ст. 131 и 132 УК РФ, в отношении несовершеннолетних (малолетних), судам следует исходить из того, что квалификация преступле­ний по соответствующим признакам «возможна лишь в случа­ях, когда виновный знал или допускал, что потерпевшим явля­ется лицо, не достигшее восемнадцати лет или иного возраста, специально указанного в диспозиции статьи Особенной части УК РФ».

Как отмечают В.Б. Поезжалов и А.Е. Линкевич, Пленум Верховного Суда РФ в указанном постановлении фактически говорит, что изменения, внесенные относительно исключения из текста уголовного закона признака «заведомости», не следу­ет учитывать, а руководствоваться содержанием умысла виновного.

Следовательно, следует сделать вывод о том, что желание законодателя «усилить ответственность» за убийство мало­летнего, используя «объективное вменение», в реальности не реализуется (не может быть реализовано), поскольку Пленум, используя ограничительное толкование закона, сужает сферу действия правовой нормы. При этом думается, целесообраз­но, чтобы соответствующие разъяснения были даны и в Поста­новлении Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», чтобы единообразить судебную практику и не допустить рас­хождений в принятии решений по аналогичным делам.

1. Убийство, сопряженное с совершением того или иного преступления.

Данных видов квалифицированного убийства достаточно много. Законодатель не выделяет их в одном пункте ч. 2 ст. 105 УК РФ. Убийство, сопряженное с похищением человека пред­усмотрено в п. «в», на убийство, сопряженное с разбоем, вы­могательство или бандитизмом указано в п. «з», а убийство, сопряженное с изнасилованием или насильственными дей­ствиями сексуального характера предусмотрено п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Как отмечает Г. Н. Борзенков, вопрос о конструировании и квалификации убийств, сопряженных с совершением вышеука­занных преступлений, всегда носил спорный характер. Вместе с тем, наличие подобного рода конструкций, несмотря на всю их сложность, было оправдано временем. Судами различных уровней наработан достаточно большой объем судебной прак­тики, которая систематизирована Верховным Судом РФ. Пре­ступные деяния виновного во всех рассматриваемых случаях в соответствии с пп. 7, 11, 13 Постановления Пленума Верховно­го Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве» следует квалифицировать по совокупности соответствующего пункта ч. 2 ст. 105 УК РФ («в», «з» или «к») и статьи УК РФ, предусматривающей ответственность за похище­ние человека (ст. 125 УК РФ), разбой (ст. 162 УК РФ), вымогатель­ство (ст. 163 УК РФ), бандитизм (ст. 131 УК РФ), изнасилование (ст. 131 УК РФ) или насильственные действиями сексуального характера (ст. 132 УК РФ).

Особенность подобного рода квалификации строится на приоритете человеческой жизни над другими благами и на том, что с одной стороны, ни одно деяние не может охваты­вать собой убийство другого человека, с другой - убийство не может охватывать посягательства на иные объекты уголовно­правовой охраны. При этом признак «сопряженность» следует оценивать как «существующий наряду», «существующий самостоятельно».

Федеральным законом № 321-ФЗ от 30 декабря 2008 г. в

ч.  3 ст. 205 «Террористический акт», ч. 4 ст. 206 УК РФ «Захват заложника» и ч. 3 ст. 281 «Диверсия» были закреплены особо отягчающие обстоятельства, усиливающие наказание за соот­ветствующие деяния, если они «повлекли умышленное причи­нение смерти человеку».

Данные положения изменили тот подход к конструиро­ванию и квалификации убийства и сопряженных с ним пре­ступлений, который существовал многие годы. Фактически за­конодатель пересмотрел место нормы об убийстве в системе уголовно-правовых предписаний. В связи с этим Пленум Вер­ховного Суда РФ в п. 9 Постановления № 1 от 9 февраля 2012 г. «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» указал, что «в случае, если террористический акт повлек умышленное причинение смерти человеку (либо двум и бо­лее лицам), содеянное охватывается пунктом «б» ч. 3 ст. 205 УК РФ и дополнительной квалификации по ст. 105 УК РФ не требуется».

Конструкция «сопряженности», применительно к убий­ству, как представляется, выглядит более предпочтительной по сравнению с формулировкой «повлекли умышленное при­чинение смерти человеку».

Во-первых, одно деяние не может повлечь за собой другое деяние. Таких законодательных конструкций нет ни в одной другой уголовно-правовой норме (кроме ч. 3 ст. 205, ч. 4 ст. 206 и ч. 3 ст. 281 УК РФ). Деяние может быть причиной наступле­ния последствий, а по логике законодателя террористический акт, захват заложника или диверсия может повлечь за собой убийство, т. е. другое деяние. В связи с этим достаточно спор­ной выглядит законодательная конструкция при которой, скажем, захват заложника повлек за собой «умышленное при­чинение смерти человеку». Справедливее говорить о том, что захват заложника был сопряжен с убийством.

Во-вторых, если законодатель избрал «иной» в сравнении с уже сложившимся подход к формулированию правил оцен­ки убийства в ходе совершения иных преступных деяний, то почему это коснулось только захвата заложника, террористи­ческого акта и диверсии? Представляется, что следовало бы предусмотреть указание на данные деяния, как сопряженные с убийством в ч. 2 ст. 105 УК РФ.

В-третьих, исключение дополнительной квалификации по ст. 105 УК РФ в случае совершения террористического акта, захвата заложника или диверсии при не назначении судом наказания в виде пожизненного лишения свободы исключает совокупность преступлений, а, значит, назначаемое наказание может быть ниже, чем в случае совершения виновным деяний «сопряженных с убийством», что не вполне справедливо с точ­ки зрения индивидуализации наказания.

В связи с изложенным, представляется целесообразным унифицировать и систематизировать уголовно-правовые пред­писания относительно случаев, когда в процессе совершения преступных деяний виновным совершается убийство. В этих целях необходимо предусмотреть указание на сопряженность убийства и составов террористического акта, захвата заложника и диверсии, предусмотрев указание в одном из пунктов ч. 2 ст. 105 УК РФ.