КАЗАРЯН Тигран Мехакович
преподаватель кафедры теории и истории государства и права Ереванского государственного университета
Современная аналитическая философия и юридический позитивизм об онтологии
В современной аналитической философии есть разные дискурсы про независимость онтологии от нашего сознания. Существуют две основные позиции по этому вопросу. Первая позиция называется реализмом. Сторонники реализма утверждают, что существует пробел между познанием и самим миром. Они утверждают, что объекты и сущности существуют независимо от убеждений, языка и концептуальных схем, которым придерживается субъект.
Реалисты в основном придерживаются корреспондентской теории истины для пропозиций (Б. Рассел) и семантической теории истины для предложений (А. Тарский).
1, КТ. Пропозиция p является истинной, если и только если соответствует факту, что p.
- СТ. Предложение p является истинным, если и только если p.
Представители не-реализма отклоняют все тезисы реализма. Самый известный и основательный аргумент против реализма предложил аналитический философ Х. Путнам со своим мысленным экспериментом «мозг в колбе». Х. Путнам в своей книге «Разум, истина и история» представляет следующий вариант этого аргумента . Представим, что «злой» ученый положил мозг субъекта A в колбу и подключил мозг к компьютеру. Компьютер генерирует реальность и A продолжает жить своей повседневной жизнью. Но, он (A) не может знать является ли он мозгом в колбе или нет. Так как любое высказывание о реальности будет ложным. В реальности он всего лишь мозг в колбе и ощущение реальности генерируется компьютером, т.е. все эти ощущения ложны.
Следовательно:
- Если А знает, что p, то знает, что он не мозг в колбе;
- Но А не знает, что он не является мозгом в колбе;
- Так, он не знает, что p.
Этот аргумент показывает, что А не может знать является ли мозгом в колбе или нет. В этом случае об этом знает только наблюдатель («злой» ученый или даже ассистенты «злого ученного»).
Более радикальный вариант этого аргумента имеет следующий вид:
- Предположим, что все люди являются мозгами в колбе.
- Если мы все мозги в колбе, то «мозг» не означает - мозг, «колба» не означает колбу.
- Если «мозг в колбе» не означает мозг в колбе, то оно - ложно.
- Таким образом, если мы мозги в колбе, то предложение, что «мы мозги в колбе» является ложным.
Последний аргумент показывает, что реализм имплицирует глобальный скептицизм по поводу наших знаний. Т.е. каждое высказывание может быть ложным. А это приводит нас, к абсурдному утверждению, что мы не можем знать являемся ли метафорично выражаясь мозгами в колбе или нет.
Анти-реалисты также придерживаются разным концепциям истины. Известные философы анти-реалисты как М. Дамит, Х. Путнам, К. Райт предложили свои собственные концепции истины:
- Утверждение p является истинным, если и только если p является верифицируемым или отстаиваемым. (М. Дамит).
- Утверждение p является истинным, если и только если p может быть отстаиваемым под идеальными эпистемически- ми обстоятельствами ^ p является истинным, если и только если оно рационально приемлемо под идеальными эпистеми- ческими условиями (Х. Путнам).
- Утверждение p является истинным, если и только если оно может быть сверхотстаиваемым (superassertible) (утверждение сверхотстаиваемо (superassertible), если и только если оно или его часть может быть отстаиваемо (или останется отстаиваемым) даже при произвольном и подробном разборе его происхождения и произвольном приросте информации о нем) (К. Райт).
Реализм в современной правовой науке не имеет больших перспектив. В частности, для современного позитивистского подхода, не являются полем дискуссии вопрос существования социальных источников права. Т.е. вопрос о том, что права как регулятор общественных отношений является социальной техникой. Так, в силу этого, онтология права (существование правовых норм) не может иметь абсолютную независимость от нашего сознания. Таким образом, для позитивистского подхода к праву нет известной абсолютной дихотомии реалистов между познанием и действительностью. Но, вместе с этим, вопрос о степени независимости онтологии права от сознания является дискуссионным.
Для экспликации этого вопроса, нам следует различать независимость норм-формулировок права от сознания и независимость норм права от наших представлений и убеждений о нем.
Независимость права от сознания.
Формулировка нормы права - это лингвистический знак с помощью чего формулируется право. Норма-формулировка является лингвистической единицей. Она может использоваться как в дескриптивном, так и в прескриптивном языке. Если она используется в дескриптивном языке, она либо зиждется на нормативном высказывании, либо на нормативном утверждении. Нормативное высказывание дает информацию о существовании норм или о запретах, разрешениях, обязательствах, содержащихся в нормах. Оно является либо истинным, либо ложным. Нормативное утверждение используется для того, чтобы убедить кого-то, что существует какая-то норма. Это утверждение как и нормативное высказывание может быть истинным или ложным.
А если норма-формулировка используется в прескрип- тивном языке - она выражает норму. Выражая норму, норма- формулировка не может быть истинным или ложным.
Так, норма-формулировка Nf является независимой от сознания, если и только если существования Nf не предполагает существования индивидуального или (и) коллективного сознания.
Норма-формулировка Nf является слабо независимой от сознания субъектов, если и только если существование нормы- формулировки N не предполагает существования индивидуального сознания. Норма-формулировка Nf является сильно независимой от сознания субъектов, если и только если существование нормы-формулировки Nf не предполагает существование индивидуального и коллективного сознания.
Философ права М. Крамер исследуя вопрос независимости права от сознания приходит к выводу, что право почти всегда слабо независимо от сознания. М. Крамер считает, что исключением из этого может быть некая правовая система, где есть правовая норма, согласно которой общие законы промульгированные монархом являются недействительными, если монарх находится в бессознательном состоянии. В этом случае, М. Крамер считает, что право является зависимым от сознания монарха.
Крамер разграничивает вышеизложенный вид независимости права от независимости представлений и убеждений о праве.
Становится ясным, что скорее всего под названием независимость права от сознания Крамер имеет в виду то, что мы называем независимость нормы-формулировки от сознания.
Но более тщательный взгляд показывает, что Крамер под независимостью права от сознания имеет в виду независимость действительности права от сознания. Это путаница становится возможной за счет того, что Крамер не разграничивает три разных понятия: норма-формулировка, норма и действительность нормы права.
Поскольку мы выше обсудили разницу норм- формулировок от норм, обратимся здесь к разнице между нормой-формулировкой, нормой и действительностью нормы права.
Действительность правовой нормы связано с содержанием норм, в которых присутствуют критерий действительности норм в этом правопорядке. Так, норма-формулировка может существовать, но норма этой формулировки не быть действительной в конкретном правопорядке. Предложение «недействительная норма является нормой» не является лингвистически дефектным. Поскольку нормативность связано с иллокутивной силой формулировки, а не семантикой нор- мы12. Таким образом, как видно - действительность правовой нормы является семантическим вопросом, а не синтаксическим.
Выясняя разницу между вышеперечисленными понятиями вернемся к вопросу независимости нормы-формулировки от сознания.
Поскольку невозможно, чтобы норма-формулировка существовало бы без когнитивных функций участников правовой системы, то норма-формулировка права слабо независимо от сознания участников правовой системы.
Но здесь следует разграничить две разные когнитивные функции:
а) представления и убеждения о существовании нормы- формулировки
б) знание о существовании нормы-формулировки.
Представим следующий мысленный эксперимент. Есть
китайская книга, заголовок которой написано и на китайском языке, и на русском: «китайские правовые нормы о земле».
Достаточно грамотный человек Ч. поймет, что в этом книге присутствуют нормы-формулировки. Но что за нормы- формулировки присутствуют в этой книге, поймет только тот, кто владеет китайским языком. Так, человек Ч. может почти достоверно знать, что там находятся нормы-формулировки права. Но он не может знать какие нормы-формулировки существуют там.
Представим, что у Ч. есть 5 летний ребенок, который уже научился читать по русский. Ребенок прочтя заголовок книги говорит отцу: «эта книга сборник о китайских правовых норм о земле».
Этот ребенок, как его отец может почти достоверно знать, что там находятся нормы-формулировки. Кажется, что в двух примерах нет фундаментальных различий. Но дела обстоят иначе.
В первом случае, Ч. имеет на уме некую эмпирическую критерию или правило, что дает ему возможность различать нормы-формулировки права от других норм. Т.е. понять, что в этой книге существуют нормы права.
А во втором случае, маловероятно, что ребенок под нормами права имеет в виду то, что имеет в виду его отец под этим понятием. Ребенок даже может вообще не знать, что представляет из собой норма права.
T.e. имеются два вида представлений и убеждений о существовании нормы-формулировки:
- Представления и убеждения зиждущиеся на понимании того, что из собой представляют нормы-формулировки права;
- Представления и убеждения не зиждущиеся на понимании того, что из собой представляют нормы-формулировки права;
От представлений и убеждений о существовании нормы надо различать знание о существовании нормы. Знание о существовании нормы уже предполагает понимание синтаксиса нормы права (нормы-формулировки права). Т.е. это не только некоторая информация о критериях и правилах идентификации нормы права и информация о существовании нормы права, а системное знание что из собой представляет норма-формулировка права и существует ли норма-формулировка права в конкретном случае или нет. Иначе говоря, в этом случае существуют методы и способы верификации информации.
Т.е. в этом случае, на уме участника правовой системы существует концептуальная правила правовой нормы, например, хартовская «правило признания» (rule of recognition)13. С помощью этого эмпирического научного критерия участник правовой системы может пытаться идентифицировать нормы-формулировки права. Т.е. понять что является нормой- формулировкой права и что не является таковым в конкретном правопорядке.
Иначе говоря, понимание синтаксиса правовой нормы обусловливается научными критериями и концептуальными правилами правоведения.
Конечно, возможен скептицизм по поводу всех критерий и концептуальных правил правовой науки,
Против таких скептиков, как аргумент, можно привести известное метафорическое описание общей эпистемологической ситуации данными философами О. Нейратом и О. Куайном. О. Нейрат и О. Куайн идентифицируют нашу эпистемологическую ситуацию с лодкой находящейся в середине океана и требующего ремонта. Согласно им, мы не можем сразу менять все части этой лодки находясь на этой лодке в середине океана. Также мы не можем выходить за пределы лодки, чтобы сделать это. Хотим этого или нет, нам следует всегда основываться на неких прочных фундаментах меняя различные части и детали лодки. Согласно О. Нейрату и О. Куайну - ситуация такова и в эпистемологии. Нам следует всегда опираться на неких эпистемологических предпосылках, нормах и критериях, которые являются более обоснованными и релевантными для наших прагматических целей. Но это не должно приводить нас к мысли, что не имеет смысла сомневаться в фундаментах (предпосылках, критериях и концептуальных правилах). А только на то, что здравый смысл требует от нас, чтобы в этих случаях мы нашли бы обоснованные эпистемологические критерия и нормы на чем можно постоять. Только после этого, мы сможем сомневаться в других менее обоснованных эпистемологических критериях и нормах. Такой вид скептицизма по поводу отдельных критерий и концептуальных правил, в отличии от вышеизложенного является конструктивным и способствует развитию науки.
В этой части работы нам также следует обратится к вопросу независимости семантики права (т.е. смысла нормы-формулировки) от сознания. Так, можно знать о существовании знака нормы или нормы-формулировки не поняв ее смысла. Предложение «знаю, что существует прескриптива права, но не понимаю ее смысла» является логически непротиворечивым и лингвистически не дефектным. Так как синтаксис не является достаточным условием для понимании семантики.
Философы права К. Гринавалт и А. Мармор считают, что содержание нормы является слабо независимым от представлений и убеждений о нем. К. Гринавалт и А. Мармор аргументирует это тем, что невероятно для всего правового сообщества (будь они наблюдателями или участниками правовой системы) ошибаться по поводу содержании нормы N в правовой системе.
Критикуя позицию К. Гринавалта и А. Мармора, М. Крамер утверждает, что содержание нормы и представления и убеждения второго порядка об этом содержании- весьма разные понятия. Так, правовое сообщество может иметь консенсус о содержании нормы N. Вместе с этим, сообщество может ошибаться в содержании консенсуса. Согласно М. Крамеру, такая ситуация вполне возможна. М. Крамер представляет следующий мысленный эксперимент.
Следствием представления и убеждения легислатуры или судьи (англо-американское право), является норма N.. Через год, судья С применяя норму N. дает интерпретацию I2 содержания нормы Nj. Потом, через два года судья С2 признает, что прошлая интерпретация I2 нормы N. была ошибочной и дает другую интерпретацию I2 нормы N.. Согласно Крамеру, если прошлая интерпретация тем не менее является правильной, то новая интерпретация является ошибочной и наоборот. Ссылаясь на эту гипотетическую ситуацию, М. Крамер показывает, что правовое сообщество, иногда ошибается. Исходя из этого, М. Крамер делает вывод о том, что правовая норма является сильно независимой от ПиУ о нем.
Теория М. Крамера сильной независимости нормы от представлений и убеждений участников правовой системы кажется нам неубедительной.
- Содержание нормы не может быть интерпретировано. Интерпретируется норма-формулировка, из которого выводится сама норма. Например, есть норма-формулировка Nf1, в котором термин t является неоднозначным. Суд С1, согласно норме Nj, может интерпретировать неоднозначные термины по своему усмотрению: например, как t1 или t2 „.(или) t3 и т.д. Суд интерпретирует эту норму-формулировку как t1 и выводит норму из нормы-формулировки. В таких, случаях, если даже другой суд С2 скажет, что в прошлом суд С1 «ошибочно» интерпретировал норму-формулировку - это будет не чем иным, как риторическим трюком.
- А, если суд С2 будет иметь в виду то, что норму-формулировку суд С1 интерпретировал нарушением нормы Nj и аргументирует это, то- данная интерпретация нормы судом С1 не будет считаться легальной. Иначе говоря, это интерпретация не имел (имеет) правовых следствий.
- Правовая система, по определению, не является агрегатом не связанных и случайно существующих норм. Когда М. Крамер говорит о существовании, так называемых ошибок у судьи в распознавании содержания норм, то мы имеем дело с ничем иным, как нарушением норм правовой системы. Любая «нормативная ошибка» участника правовой системы равняется нарушению нормы, что делает недействительными последствия его ошибочных представлений и убеждений.
< предыдущая | следующая > |
---|