Сегодня международное уголовное право приобрело статус целостной подсистемы международного публичного права. Являясь комплексной отраслью с хорошо организованной (структурированной) нормативной системой, оно за последнее время достигло высокой степени кодификации и продолжает прогрессивно развиваться. В состав международного уголовного права входят такие подотрасли, как международное материальное уголовное, международное уголовно-процессуальное, международное судоустройственное и международное пенитенциарное право, а также международная криминология.

Наряду с постепенным обособлением (специализацией) этих новых отраслей и отдельных институтов международного уголовного права2, ученые столкнулись с такой новой научно-практической проблематикой, как внутреннее (институционное) право международных трибуналов и судов. В данной статье мы попытаемся проанализировать этот аспект применительно к Международному уголовному суду (г. Гаага, Нидерланды), определив сущность, источники и содержание (нормативный состав) внутреннего права МУС как особой, активно развивающейся международной организации.

Постоянно действующий суд по делам о тяжких международных преступлениях был создан на основе Римского статута 1998 г.4, который подписало 139 и ратифицировал уже 121 государство-участник, что свидетельствует о проявлении opinio juris большинства стран мира. Учреждение этого международного органа правосудия частично ограничило суверенное право государств судить лиц, совершивших тяжкие международные преступления.

Но в науке продолжается дискуссия о природе МУС как международной организации5. Напомним, что этот орган был наделен своими создателями правосубъектностью и уполномочен осуществлять указанную в его учредительном документе юрисдикцию, дополняя национальные системы уголовного правосудия6. Можно сослаться на п. 1 ст. 4 Римского статута, где предусматривается, что Суд обладает международной правосубъектностью, а также такой правоспособностью, которая может оказаться необходимой для осуществления его функций и достижения целей. Он, в частности, правомочен заключать договоры, приобретать и отчуждать недвижимое и движимое имущество и участвовать в процессуальных действиях.

И хотя в международно-правовой системе отсутствуют общепризнанные критерии международной организации, МУС отвечает выработанным доктриной формальным требованиям: создание и функционирование на основе межгосударственного договора и в соответствии с международным правом; обладание собственной, относительно автономной волей; наличие определенных «публично-правовых» целей деятельности и уставных задач; соответствующая организационная структура; самостоятельные международные права и обязанности (международная правоспособность).

Кроме того, МУС как особый субъект международного права обладает следующими признаками: постоянный характер деятельности; развитие и усложнение структуры органов; тенденция к расширению компетенции; взаимодействие с другими международными организациями и «третьими государствами», где МУС выступает от собственного имени как международное лицо. Мы также полагаем, что признаком международной правосубъектности МУС является наличие собственной правотворческой (законодательной) компетенции и своей системы «внутреннего права». Ведь воля международной организации получает свое внешнее выражение в принимаемых ею решениях, рекомендациях, предложениях, заявлениях, декларациях и других актах.

«Внутреннее право» международных организаций в качестве научной проблемы стало изучаться еще в начале прошлого века, когда итальянские и немецкие юристы-международники выделили «внутреннее право» международных административных союзов и международных речных комиссий. Позже к исследованию внутреннего права подключились и другие ученые8. Так, по мнению французского юриста П. Кайе, «внутреннее право» имеет два аспекта: «первый проявляется в нормах, принимаемых международными организациями для того, чтобы привести в порядок свою внутреннюю жизнь, разграничить компетенцию различных органов, определить их структуру и т.д.; второй проявляется в правилах, одобряемых организацией и предназначенных воздействовать на поведение государств-членов в плане достижения целей, для осуществления которых она была создана».

Право МУС как международной организации может быть рассмотрено в узком и широком смысле10. В узком смысле данное понятие охватывает только те нормы, которые принимаются международной организацией для регулирования внутриорганизационных отношений (собственно «внутреннее право»). В широком смысле под правом МУС понимаются все нормы, которые имеют отношение к его созданию и функционированию (внешнее и внутреннее право). Собственно «внутреннее право» состоит из положений нормативного характера и правил, относящихся к области правоприменения (интерпретационных актов и актов индивидуально-определенного характера).

В ходе реализации собственно нормотворческих полномочий создаются акты «внутреннего права», т.е. акты, принимаемые в одностороннем порядке международной организацией в лице ее органов и выражающих волю самой организации. Предметом регулирования выступают внутриорганизационные отношения между ее внутренними подразделениями, с ее членами и служащими, должностными лицами и персоналом организации. Юридическим основанием создания «внутреннего права» являются положения учредительного акта международной организации, решения ее органов, а также подразумеваемая компетенция.

«Внутреннее право» МУС можно сопоставить с «применимым правом» (англ. applicable law) этого Суда. В отличие от уставов двух других международных уголовных судов (МТБЮ и МУТР), Римский статут определяет «применимое право» в общем плане.

В то же время ряд специалистов подвергают концепцию и систему «применимого права», закрепленную в ст. 21 Статута, критике и порой не всегда корректной. Так, французский юрист А. Пелле считает эту идею «результатом “промывания мозгов” со стороны юристов-пеналистов, которых использовали представители США, руководствуясь в свою очередь собственными эгоистическими интересами (в том числе желанием максимально ограничить юрисдикцию МУС в отношении военных преступлений), а в итоге проголосовали против Статута в целом». Ссылаясь на неограниченность «криминальной фантазии» авторов международных преступлений, как и человеческой натуры в целом, проф. А. Пелле полагает, что «концепция применимого права является одним из самых слабых мест Статута»14. Мы не можем согласиться с такой негативной оценкой.

Согласно п. 1 ст. 21 Римского статута, Суд использует в своей правоприменительной деятельности следующие источники:
a) настоящий Статут, Элементы преступлений и Правила процедуры и доказывания;
b) применимые международные договоры, принципы и нормы международного права, включая общепризнанные принципы международного права вооруженных конфликтов;
c) общие принципы права, взятые из национальных законов правовых систем мира, включая национальные законы государств, которые при обычных обстоятельствах осуществляли бы юрисдикцию в отношении данного преступления, при условии, что эти принципы не являются несовместимыми с настоящим Статутом и с международным правом и международно признанными нормами и стандартами.

Таким образом, источники «применимого права» МУС перечислены в иерархическом порядке с учетом правоприменительного приоритета в практике Суда. Он обязан реализовывать свои цели и функции, действуя в первую очередь на основе норм своего статутного права и общего международного права, и неукоснительно соблюдать только нормы международного права. Такую же мысль высказывал в отношении практики МТБЮ его первый президент, известный итальянский ученый А. Кассезе.

Лишь в случае невозможности применения собственного (внутреннего) права и действующего позитивного международного права МУС применяет принципы права, общие для национальных законодательств и различных правовых систем (т.е. национальные источники). Но в целях единообразия практики применения использование этих принципов обусловливается соответствием Статуту и другим международно-правовым нормам.

В п. 2 ст. 21 Статута впервые предусмотрена возможность применять принципы и нормы права в соответствии с тем, как они были истолкованы в предыдущих решениях Суда. Нормативное закрепление принципа прецедента позволит в условиях недостаточности источников регулирования обеспечить единообразие практики Суда. Судебные решения получат особое значение при конкретизации обычных норм, а также на пути создания международных обычаев, формулируя или уточняя важные принципы, регулирующие международные уголовно-правовые отношения.

Важная оговорка содержится в п. 3 ст. 21 Статута о том, что применение и толкование права должны соответствовать международно признанным правам человека и не допускать никакого неблагоприятного различия по таким признакам, как гендерный признак, возраст, раса, цвет кожи, язык, религия или вероисповедание, политические или иные убеждения, национальное, этническое или социальное происхождение, имущественное, сословное или иное положение.

Итак, в состав «применимого права» МУС включена категория источников его «внутреннего права»: учредительный акт – Римский статут, а также Элементы преступлений16 и Правила процедуры и доказывания17. Это применимое право «первого уровня» (англ. «in the first place»).

Примат самого Статута в системе «применимого права» не подвергается сомнению. А вот два других приоритетных источника «внутреннего права» относятся к т.н. субсидиарному праву Суда. Они не были приняты представителями государств на Дипломатической конференции в Риме, а намного позднее утверждены на Ассамблее государств-участников в 2002 г. По своему юридическому статусу Элементы преступлений и Правила процедуры и доказывания являются консультативными (англ. advisory)18. Об этом свидетельствуют п. 3 ст. 9 и п. 4 ст. 51 Статута соответственно, где указано, что данные документы, поправки к ним и любые временные правила должны обязательно соответствовать Римскому статуту. Кроме того, в п. 5 ст. 51 прямо указано, что «в случае коллизии между Статутом и Правилами процедуры и доказывания Статут имеет преимущественную силу».

«Элементы преступлений» – это своего рода материально-правовая кодификация, направленная на систематизацию и детализацию признаков международных преступлений и ограничение судейского усмотрения. В соответствии со ст. 9 Статута, этот документ «помогает (англ. shall assist) Суду в толковании и применении статей 6, 7 и 8», в которых сформулированы составы геноцида, преступлений против человечности и военных преступлений19. Сами судьи МУС придерживаются позиции, что во всех случаях, «когда компетентная Палата не установит наличия непримиримого противоречия между Элементами и Статутом, должны применяться (англ. must be applied) Элементы», что полностью соответствует требованиям ст. 9 Статута о «вспомогательной» роли этого документа.

В качестве подтверждения обратимся к формулировке «Общего введения» Элементов преступлений: «Когда в элементах преступлений не содержится указания на субъективную сторону любого конкретного указанного поведения, последствия или обстоятельства, имеется в виду, что применяется соответствующая субъективная сторона, указанная в статье 30 Статута, т.е. что преступление было совершено намеренно, сознательно или при сочетании этих признаков. Ниже приводятся изъятия из установленного в статье 30 стандарта на основе Статута, включая применимое право согласно его соответствующим положениям» (п. 2). Как верно замечает Г.И. Богуш, МУС в своей ранней практике склонен полностью полагаться на образующие «первый слой» применимого права письменные кодифицированные акты, в том числе Элементы преступлений, принятые «законодателями» и выборщиками судей – Ассамблеей государств-участников.

«Первому уровню» применимого права МУС должны соответствовать и все иные акты его «внутреннего права».

Со временем классические источники международного уголовного права стали дополняться своеобразным «квазизаконодательным процессом», в котором активную роль играют международные суды и их главные органы. В поиске иных, чем конвенции в виде статутов и уставов, форм воплощения результатов кодификации международная практика пришла к таким ее новым формам, как кодексы поведения, декларации принципов, руководящие начала, модельные нормы. Появились такие акты «внутреннего права» и одновременно источники субсидиарного применимого права, как «Регламент Суда», «Кодекс судебной этики», «Положение о персонале» и др. Их издание было вызвано потребностью формализации правил о должном поведении международных судей, прокуроров, адвокатов и юридизации морально-этических регуляторов.

Юридическая природа «Регламента Суда» обусловливается тем, что он был принят самими судьями МУС в силу делегированного им Статутом полномочия22. Регламент неразрывно связан с Римским статутом и Правилами процедуры и доказывания и подлежит толкованию с учетом их положений (п. 1 положения 1 Регламента Суда). Он призван конкретизировать, развивать, дополнять нормы Статута о судопроизводстве, об организации работы Суда и его аппарата, повседневного функционирования Суда (п. 1 ст. 52 Статута). Предписания Регламента обязательны для судей и всех участников процесса (сторон, их представителей, свидетелей, экспертов, переводчиков), а также всех участвующих в заседаниях Суда или присутствующих на них, для всех подразделений и сотрудников аппарата Суда. Регламент состоит из 9 глав и 126 положений, которые регламентируют следующие вопросы: состав и управление делами суда, порядок производства на различных стадиях, адвокаты и юридическая помощь, участие потерпевших и возмещение им ущерба, содержание под стражей, сотрудничество и исполнение приговоров, отрешение от должности судей и дисциплинарные меры.

Помимо «Регламента Суда» в состав регламентарных норм «внутреннего права» МУС входят также «Регламент службы Прокурора», «Регламент Секретариата»24, «Регламент Целевого фонда для потерпевших»25 и «Регламент персонала».

Своеобразной инновацией в практике органов международной уголовной юстиции стало принятие «Кодекса судебной этики». Это было сделано на пленарной сессии судей МУС 9 марта 2005 г.27 Он представляет собой кодифицированный нормативный акт, принятый представителями определенной профессии, который в систематизированном виде содержит обязательные для исполнения нравственно-этические предписания, регламентирующие профессиональное поведение, за нарушение которых наступают неблагоприятные юридические последствия. Этот Кодекс основывается на общеприменимых руководящих принципах в поддержку независимости и беспристрастности судей и в целях обеспечения легитимности и эффективности международного уголовного процесса. В состав «внутреннего права» МУС входит также «Кодекс профессионального поведения адвокатов».

Особый блок норм «внутреннего права» составляют положения актов «первичного права», которые утверждаются на сессиях Ассамблеи государств-участников. Это международные соглашения, заключаемые МУС с государствами и иными международно-правовыми субъектами. В их числе «Соглашение о взаимоотношениях между МУС и Организацией Объединенных Наций»29, «Соглашение о привилегиях и иммунитетах МУС»30, «Соглашение о штаб-квартире между МУС и страной пребывания.

Важную часть в этом блоке источников занимают т.н. кооперационные соглашения Суда, принятые в развитие положений Части 9 Статута о международном сотрудничестве и оказании судебной помощи.

МУС был учрежден как независимый постоянный суд, связанный с системой ООН. Согласно ст. 2 Статута, Суд устанавливает отношения с ООН посредством соглашения, одобряемого Ассамблеей государств-участников и впоследствии заключаемого Председателем Суда. Соглашение включает в себя такие положения, как обмен информацией по конкретным делам, рассматриваемым Судом; общие положения, касающиеся сотрудничества, в том числе предоставление Суду информации и документов, дачи свидетельских показаний должностными лицами ООН, защиты конфиденциальности, а также отдельные положения, касающиеся сотрудничества ООН и Прокурора МУС. В соответствии со ст. 6 Соглашения, ежегодно Генеральной Ассамблее представляется доклад Международного уголовного суда.

Спустя два года после подписания соглашения с ООН Суд заключил похожее Соглашение с Европейским Союзом о сотрудничестве и помощи, а затем Меморандум с Афро-азиатской консультативно-правовой организацией32. Действует также Соглашение с МККК33. Продолжаются усилия по завершению проекта Меморандума о взаимопонимании между Африканским союзом и Судом, а также обсуждается вопрос о заключении Соглашения о сотрудничестве с Организацией американских государств и Соглашения о сотрудничестве между Канцелярией Прокурора и Интерполом.

Подобные соглашения обеспечивают оперативное сотрудничество с Судом, в частности, помощь при осуществлении его сотрудниками операций на местах. Так, например, в Конго оказываемая Суду помощь основывается на Меморандуме о взаимопонимании между МУС и Миссией ООН в ДРК, которая имеет большое значение для поимки подозреваемых и безопасности сотрудников Суда на территории этой страны.

Но Суд заключает кооперационные соглашения не только с международными организациями, но и с отдельными государствами. Особенно важна поддержка государств-участников на этапе исполнения наказания в виде лишения свободы, так как за неимением у Суда собственной тюрьмы наказание отбывается в государстве, назначаемом Судом из утвержденного перечня стран (п. 1 ст. 103 Статута). В числе первых МУС заключил договоры об отбывании наказания с Австрией от 26 ноября 2005 г.35 и Великобританией от 12 декабря 2007 г.36, и находится на стадии заключения и переговоров с рядом других государств-участников.

Среди документов «первичного права» МУС можно выявить иерархическое соотношение источников. Например, в Соглашении о штаб-квартире подробно рассматриваются те вопросы, которые совсем не охвачены или недостаточно охвачены в Статуте Суда, Правилах процедуры и доказывания и Соглашении о привилегиях и иммунитетах, но являются необходимыми для должного осуществления положений, изложенных в этих документах. При этом Соглашение о штаб-квартире не должно наносить ущерба соответствующим нормам международного права, включая международное гуманитарное право.

Новый блок норм «внутреннего права» МУС составляют документы, принятые на первой Конференции по обзору Римского статута (г. Кампала, Уганда, 31 мая – 11 июня 2010 г.)38. Эта Конференция была наделена специальным мандатом по рассмотрению и принятию поправок к Римскому статуту (п. 1 ст. 123 Статута). К слову, изменения и дополнения Статута могут приниматься совещанием Ассамблеи государств-участников или Конференцией по обзору, для чего в зависимости от важности поправок требуется достижение консенсуса либо большинства в две трети голосов государств-участников.

В итоге специальными резолюциями Конференции были утверждены две важные поправки к Римскому статуту: 1) об определении преступления агрессии (ст. 8bis), условиях и порядке осуществления юрисдикции МУС (ст. 15bis и ст. 15ter)39; и 2) о дополнении п. 2(e) ст. 8 «Военные преступления» тремя новыми параграфами с целью гармонизации уголовно-правовых предписаний, касающихся международных и немеждународных вооруженных конфликтов.

Кроме того, на специальной церемонии заверения было официально принято 112 различных обязательств (англ. pledges) от 37 государств и региональных организаций, включая обязательства по ратификации Соглашения о привилегиях и иммунитетах МУС, по принятию имплементирующих законов, переселению свидетелей, осуществлению эффективного сотрудничества с МУС, внесению вкладов в Целевой фонд для потерпевших. Эти обязательства государств являются по своему характеру политическими и касаются не только обязательств непосредственно по Статуту, но охватывают иные сферы, в том числе финансовые обязательства.

Участники Конференции также приняли Кампальскую декларацию высокого уровня, посвященную подтверждению международно-правовых обязательств государств, а также имплементации, универсальности и целостности Римского статута42. В частности, подчеркивалась решимость в упреждающем порядке содействовать всеобщему характеру Статута и обеспечению его всестороннего осуществления. Три государства – Бельгия, Дания и Финляндия подписали с Судом Соглашения об исполнении на их территориях судебных приговоров о лишении свободы.

По итогам сессий Конференции, посвященных критическому анализу (англ. stocktaking exercise) системы МУС и способам улучшения функционирования международного уголовного правосудия в целом, были приняты соответствующие документы «внутреннего права»: декларации и резолюции43, отчеты рабочих групп, финальные доклады с подборкой выводов, материалов и документации, охватывающих параллельные интерактивные мероприятия на Конференции.

С вопросом о правотворческой компетенции Обзорных конференций и регулярных Ассамблей государств-участников связана проблема определения юридической силы решений этих органов МУС. Рассмотрим ее в постановочном плане в рамках проблемы источником международного права.

К таковым, как известно, относятся международный договор, международный обычай и правотворческие решения международных организаций. Юридическая сила универсальных источников международного права – договоров и обычаев вытекает из общего международного права. Решения же международных организаций представляют собой специальные источники, юридическая сила которых определяется, как правило, учредительным актом организаций.

По своей юридической природе акты «внутреннего права» организаций являются международными, но не межгосударственными. Как отмечает Комиссия международного права ООН, «внутреннее право международной организации не может резко отличаться от международного права», поскольку «инструментом образования международной организации служит международный договор или иной международно-правовой инструмент», и поэтому «внутреннее право организации может рассматриваться как часть международного права».

Многие источники «внутреннего права» организаций, включая решения их органов, относятся к т.н. «мягкому праву» (англ. soft law) как совокупности главным образом рекомендательных норм, которые не создают непосредственно правовых обязательств (например, декларации, резолюции, заключительные акты, меморандумы, кодексы поведения)46. Но они играют важную роль в качестве opinio juris норм обычного международного права, а также в качестве нормативной подготовки к разработке и принятию договорных международно-правовых норм. Наконец, внедоговорные формы «мягкого права», посредством взаимодействия с международным правом, определяют новые направления его развития.

Юридическая природа решений органов системы МУС неоднозначна. В большинстве своём они не носят общеобязательного характера, отражая мнение соответствующего органа по рассматриваемому вопросу (включая общие и конкретные рекомендации). В этом случае они являются частью «внутреннего права» организации (как то: регламенты, бюджетные резолюции, институционально-функциональные и технико-процедурные акты Суда). В отдельных случаях они выступают в качестве обязательных для заинтересованных сторон (таковы, например, решения Палаты предварительного производства, Судебной палаты или Апелляционной палаты Суда). И, наконец, они могут считаться квази-источниками международного уголовного права, в силу отсылки к юридически обязательным нормам международного права (т.н. правовое «мягкое право»), или даже действительными источниками с международно-правовыми обязательствами (например, резолюции Ассамблеи государств-участников Статута МУС о поправках к этому международному договору).

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 1 (56) 2013