Принимая во внимание вышеизложенное, учитывая роль прессы и журналистики в передаче информации по вопросам общественной значимости, даже той информации, которая может обижать, шокировать, раздражать, Суд посчитал, что использование термина «неофашист» для описания политической принадлежности г-на Терентьева не превышает допустимый уровень критики. Соответствующие процедуры носили гражданско-правовой, нежели уголовно-правовой характер. Окончательное решение национальных судов было далеко от тех принципов, изложенных в статье 10 Конвенции, поскольку не было предъявлено достаточных оснований, оправдывающих соответствующее вмешательство. Суд полагает, что национальные суды превысили уровень усмотрения, позволяемый им для ограничения по вопросам, представляющим общественный интерес, и что вмешательство было непропорциональным преследуемой цели и не было необходимым в демократическом обществе. Соответственно, было нарушение статьи 10 Конвенции» (п. 33-43 Постановления от 14 декабря 2006 года по делу Карман против Российской Федерации).
Соблюдение критерия «необходимости» было так¬же рассмотрено Судом по делу Захаров против Российской Федерации.
17 июля 2002 года заявитель послал письмо заместителю Губернатора Московской области. Он утверждал о незаконном занятии частным лицом общественных земель, примыкающих к улице в городе Икша. В письме утверждалось, что глава городского совета г. Икши г-жа М. не только не защищает права жителей этого города, но и всячески способствует незаконным действиям. В частности, она уволила чиновника из земельного комитета, который возражал против ее не¬законных действий; она вмешивалась в деятельность службы судебных приставов, пытавшихся вернуть незаконно переданную землю. 27 сентября 2002 года г- жа М. подала иск о защите совей чести и достоинства. 27 января 2003 года указанный иск был удовлетворен, констатировано, что заявитель не смог доказать правдоподобность сведений, содержащихся в письме от 17 июля 2002 года. Суд обязал заявителя написать новое письмо на имя заместителя Губернатора с опровержением и выплатить г-же М. 300 рублей компенсации морального вреда. 4 марта 2003 года Московский областной суд оставил в силе решение от 23 января 2003 года (п. 8-13 Постановления от 5 октября 2006 года по делу Захаров против Российской Федерации).
Как и при анализе вышеуказанного дела Карман против Российской Федерации ни заявитель, ни Правительство РФ не возражали, что принятие районным судом указанного выше решения явилось вмешательством в право на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10. Указанное вмешательство основывалось на законе и преследовало законную цель — защита репутации и прав других лиц. «Задача Суда состоит в том, соответствовало ли вмешательство в права заявителя «насущной социальной необходимости» и было ли оно пропорциональным преследуемой законной цели, являлись ли основания, представленные национальными властями для оправдания вмешательства, достаточными и относящимися» (п. 21 Постановления от 5 октября 2006 года по делу Захаров против Российской Федерации).
Суд отметил, что «иск о защите репутации вытекает из переписки заявителя с органами государственной власти, а не из факта публикации в открытых средствах информации. Заявитель написал письмо заместителю главы области, жалуясь на несправедливое поведение местных властей и временами даже незаконное. Письмо было послано частным образом, заявитель не публиковал, не предпринимал иных действий, чтобы его суждения стали известными иным лицам, он действовал в пределах законодательства, регулирующего вопросы подачи жалоб. Заявитель обратился с жалобой только с целью привлечь внимание вышестоящего руководства в отношении поведения подчиненных им лиц. Непонятно, как глава местной администрации, ставшая истцом по делу о защите репутации, получила копию данного письма заявителя. Суд по ряду дел обращал внимание, что необходимо защищать государственных служащих от нападок, оскорблений, позорящей информации, которая негативно влияет на выполнение ими [служащими] своих обязанностей и вызывает ущерб доверию со стороны общества по отношению к ним лично и тем должностям, которые они занимают. Уровень необходимой защиты зависит от обстоятельств дела. По настоящему делу жалоба заявителя была послана через почту и она не стала объектом публичного внимания. Поэтому, требования [уровень] защиты должен быть оценен не в связи с интересами свободы прессы или открытой дискуссии по вопросам, представляющим общественный интерес, а в аспекте права заявителя сообщать о нарушениях в поведении государственных должностных лиц в адрес органов государства, компетентных рассматривать такие жалобы... Суд обращает внимание, то обстоятельство, что жалоба была послана через почту в адрес государственных органов, рассматривающих такие жалобы, является важным моментом в оценке пропорциональности осуществленного вмешательства. То, что граждане должны иметь возможность доводить до сведения компетентных органов о незаконном поведении государственных служащих, является одним из аспектов правового государства. В этой связи Суд соглашается с позицией Верховного Суда РФ о том, что «передача информации лицу, которого это касается», не может рассматриваться в качестве распространения и, поэтому, нет основания для защиты деловой репутации. На указанный аргумент заявителем обращалось внимание национальных судов, однако, последние этот аргумент проигнорировали. Национальные суды не указали ни одной «насущной социальной необходимости», позволяющей отдать приоритет защите деловой репутации гражданского служащего над правом заявителя передавать информацию, а также общими интересами, обусловленными необходимостью контролировать со стороны компетентных властей незаконное поведение [нижестоящих должностных лиц]. Суд далее отмечает, что заявитель в своем письме не использовал оскорбительные, недопустимые, несдержанные выражения, хотя оно [письмо] могло бы содержать в некоторой степени эмоциональные высказывания, близкие к преувеличению и провокации. Оценивая письмо в целом, Суд полагает, что его содержание не выходит за приемлемый уровень критики, учитывая, что эти рамки шире применительно к гражданским служащим, чем в отношении частных лиц. Более того, принимая во внимание, что факт незаконного завладения землей не отрицался и не опровергался при судебном разбирательстве, похоже, что утверждения заявителя имели фактическую основу» (п. 22-27 Постановления от 5 октября 2006 года по делу Захаров против Российской Федерации).
Далее, как и по делу Карман против Российской Федерации, Суд обратил внимание на необходимость разделения суждений о факте и оценочных суждений. «Письмо заявителя содержало как фактические данные, так и сведения оценочного характера, касающиеся неэтического поведения главы местной администрации. Суд первой инстанции обосновал свои выводы об ответственности [заявителя] наличием недостоверных фактических сведений и оскорбительным характером оценочных суждений, но, окончательное решение Московского областного суда обусловило вывод об ответственности, обращаясь только к трем выражениям в последнем параграфе письма. Областной суд отметил, что заявителю не удалось доказать достоверность этих суждений. Суд подчеркивает, что российское законодательство о защите репутации, как оно действовало в момент рассмотрения дела, не проводило разницы между оценочными суждениями и суждениями о фактах, рассматривая все это как «сведения», достоверность которых может и должна быть доказана в гражданском судопроизводстве. Независимо от характера распространяемых сведений, лицо, которое их распространило, должно убедить суд в их достоверности. Принимая во внимание эти положения законодательства, национальные суды не обращали внимания на то, что суждения заявителя могли носить оценочный характер, не подлежащие доказательству. Однако, Суд, [как и по делу Карман против Российской Федерации], следует постоянной позиции, если существование фактов может быть доказано, правдивость оценочных суждений не может быть доказана. Требование о доказательстве оценочных суждений нарушает свободу выражения мнения, являющуюся фундаментальным аспектом ст. 10 Конвенции. По настоящему делу Суд посчитал, что использованные заявителем такие выражения как «возмутительное поведение», «антисоциальное поведение», «якобы предоставление исключений.
Речь шла об антисоциальном, возмутительном поведении главы местной администрации, поведение назначенной, но не выбранной, главы местной администрации дискредитирует власть, поведении главы местной администрации является примером нарушения закона.
При рассмотрении дела Гринберг против Российской Федерации Суд обратил внимание на следующие правовые позиции.
«С ограничениями, установленными в пункте 2, статья 10 применяется не только в отношении информации, идей, которые приятно получать, или рассматриваются как безвредные, не представляющие какого-либо интереса, но и к той информации, идеям, которые шокируют, возмущают, оскорбляют. Это требования плюрализма, терпимости и широкомыслия, без чего нет «демократического общества». Пресса выполняет важнейшую функцию в демократическом обществе. Хотя она и должна соблюдать определенные рамки, в частности, что касается репутации и прав других лиц, необходимости предотвращения раскрытия конфиденциальной информации, ее обязанность, тем не менее, [заключается] в распространении информации и идей по всем общественно значимым вопросам способом, который совместим с ее обязательствами и ответственностью. Не только пресса имеет задачу распространять информацию и идеи; общество имеет также право получать их [информацию и идеи]. В противном случае, пресса не играла бы той существенной роли «сторожевой собаки». Свобода журналистской [деятельности] дает возможность обращаться к средствам преувеличения или даже провокации. Указанная свобода подчиняется ограничениям, установленным в п. 2 ст. 10, который должен толковаться узко. Необходимость в ограничениях должна быть продемонстрирована убедительно. Суд вновь обращает внимание, что п. 2 ст. 10 предоставляет незначительное усмотрение государству в возможности [наложения] ограничений на политические дебаты и речи, представ¬ляющие общественный интерес. Более того, пределы приемлемой критики шире в отношении политиков, действующих в качестве публичного лица, нежели в отношении частного индивида, так как первый неизбежно и сознательно открывает себя для тщательного контроля, осуществляемого как со стороны журналистов, так и самой широкой публики, в отношении каждого [сказанного] слова и [провозглашенной] идеи и он [политик] обязан проявлять более высокую степень терпимости. Политик, безусловно, имеет право на защиту своей репутации, даже если он не выступает как частное лицо, однако, требования защиты должны быть соизмерены с интересами открытой дискуссии по политическим вопросам (п. 23-25 Постановления от 21 июля 2005 года по делу Гринберг против Российской Федерации).
Как следовало из Постановления по делу Гринберг против Российской Федерации, национальные суды привлекли заявителя к [гражданско-правовой] ответственности за то, что он не смог доказать достоверность его утверждений: «г-н Шаманов [не имеет] ни стыда, ни совести». Суд посчитал, что оспариваемые суждения является классическим примером оценочных суждений, которые отражают восприятие заявителем поведения Шаманова с точки зрения морали. Вывод об ответственности заявителя за предполагаемый ущерб репутации г-на Шаманова основывается на отсутствии доказательств того, что г-н Шаманов действительно не имеет ни стыда, ни совести. Однако, в рассматриваемом случае принцип «возложение бремени доказательств на заявителя» не должен действовать.
Суд также принял во внимание, что «оспариваемое утверждение было сделано в газетной статье, посвященной представляющим общественный интерес вопросам, то есть [в порядке реализации] свободы средств массовой информации в Ульяновской области. Статья критиковала губернатора области, избранного населением, иными словами, профессионального политика, применительно к которому уровень приемлемой критики шире, чем критика в отношении частного лица. Факты, которые дали возможность для таких утверждений, не оспаривались и заявитель высказал свою точку зрения, не используя оскорбительные слова. Национальные суды не продемонстрировали какой- либо насущной социальной необходимости, позволяющей защитить личные права политика в ущерб праву заявителя на свободу выражения, а также общих интересов в поддержании этой свободы по вопросам, касающимся политических [общественных] интересов. В частности, из решений национальных судов не вытекает, что утверждение заявителя негативно повлияло на политическую карьеру г-на Шаманова или его профессиональную деятельность. В заключение Суд подчеркнул, что российские власти превзошли тот уровень усмотрения, позволяемый государствам-участникам согласно Конвенции. Соответственно, вмешательство не было «необходимым в демократическом обществе» по смыслу п. 2 ст. 10 Конвенции. Поэтому, было нарушение ст. 10 Конвенции» (п. 31-35 Постановления от 21 июля 2005 года по делу Гринберг против Российской Федерации).
Представляется, что рассмотренные в настоящей статье правовые позиции Суда помогут судебной системе Российской Федерации, иным органам государственной и муниципальной власти более эффективно участвовать в реализации международно-правовых обязательств, закрепленных в ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей свободу выражения мнения.
Органы государственной власти должны в исключительных случаях использовать средства, связанные с ограничением свободы выражения мнения. Должны существовать достаточно убедительные причины, способные оправдать вмешательство в свободу выражения мнения.
Суды при рассмотрении уголовных и гражданских дел, связанных с защитой чести, достоинства, деловой репутации, должны разделять суждения о фактах, которые могут быть доказаны, и оценочные суждения, которые, в свою очередь, объективно не могут быть подтверждены или опровергнуты.
Нельзя не обратить внимания на разъяснения Верховного суда РФ в Постановлении Пленума от 24 февраля 2005 года № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц». В п. 9 Верховный Суд РФ отметил, что «[в] соответствии со статьей 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьей 29 Конституции Российской Федерации, репутации граждан и юридических лиц». В п. 9 Верховный Суд РФ отметил, что «[в] соответствии со статьей гарантирующими каждому право на свободу мысли и слова, а также на свободу массовой информации, позицией Европейского суда по правам человека при рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует различать имеющие место утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, убеждения, которые не являются предметом судебной защиты в порядке статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку, являясь выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия их действительности».
Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 3 (5) 2008
