АБДУДЖАЛИЛОВ Абдуджабар
Постоянное развитие общественных отношений, особенно в эпоху технологического взрыва и специфика процесса правового регулирования ведут к тому, что право никогда не может абсолютно точно отражать состояние общественных отношений. В таких случаях правовая наука прибегает к такому юридическому приёму, как фикция.
Фикции как определенная область правовой знаковой системы являются правовой реальностью. Они представляют имманентное свойство права, заключающееся в том, что только с их помощью можно адекватно упорядочить определенные отношения. Проблема определения правовой природы фикций находится на границе между познанным и непознанным в праве. В самом общем виде фикция представляет собой нормативное правило, признающее юридическими фактами либо вовсе несуществующие факты, либо провозглашающее, что реально существующий факт не существует. «Под юридической фикцией - пишет Р. К. Лотфуллин, - в гражданском праве следует понимать особое средство юридической техники, условно признающее заведомо ложное положение истиной, возможность опровержения которой, как правило, не имеет юридического значения».
Фикции (от лат. fictio - вымысел) - известны в юриспруденции ещё со времен римского права. Суть фикции выражалась формулой «fictio est contraveriitatem, sed pro veritate habetur» (фикция противостоит истине, но фикция принимается за истину). Римская юриспруденция с целью разрешения противоречий, возникавших между «строгим правом» и требованиями действительной жизни, необходимостью удовлетворения справедливого интереса в ущерб «старому праву» вводили в оборот юридические фикции.
Юридическая фикция является уникальным правовым явлением; она призвана превратить несуществующее положение в существующее и наоборот. Юридические фикции сходны с такой математической категорией как мнимые величины - не существующие в действительности, но позволяющие решать самые разнообразные прикладные и теоретические задачи. Среди специалистов устоялась парадигма, что под юридической фикцией понимается прием, состоящий в нормативно-правовом признании существующими в действительности несуществующих фактов или, напротив, несуществующими существующих. Понятие парадигмы означает принятую модель или образец. Парадигма свидетельствует о том, что имеется класс фактов, особенно показательных для вскрытия сути вещей. Она направляет исследование, и хотя отдельные свойства парадигмы могут разными исследователями пониматься по-своему, но в общей ее концепции взгляды совпадают. Парадигма фикции позволяет глубже раскрыть роль искусственных построений в правовом регулировании, определить их границы, установить соотношение с близкими правовыми понятиями. Признание парадигмы фикции не мешает возникновению несовпадающих взглядов в ее интерпретации.
Фикции - это положения заведомо неистинные. Главное в фикции состоит в том, что преследуя цель преодолеть действующий режим правового регулирования, наступление определенных правовых последствий закон связывает с заведомо не существующими в реальной действительности фактами.
В советском праве преобладала уверенность в наличии абсолютных, идеальных законов, и сама мысль о существовании в этом праве фикций - антиподов законов - не допускалась[3]. Однако, постоянное развитие общественных отношений, особенно в эпоху технологического взрыва и специфика процесса правового регулирования ведут к тому, что право никогда не может абсолютно точно отражать состояние общественных отношений. Вполне естественно, что научные исследования в области теории юридических фикций стали актуальными уже в постсоветский период. Одним из последних монографических исследований в этой области можно назвать монографию
О. В. Танимова «Теория юридических фикций», в которой автор дает достаточно развернутое определение юридической фикции: «Юридическая фикция, - пишет О. В. Танимов, - это универсальный общеправовой феномен, элемент содержания права, выраженный в различных формах (как приём юридической техники, особая норма права, предположение, юридический факт и пр.), состоящий в признании несуществующего положения существующим и наоборот, имеющий особое целевое значение в механизме правового регулирования общественных отношений и являющийся одним из способов преодоления состояния неопределенности в правовом регулировании».
Теперь, после изложения общих научных представлений о фикциях, перейдем непосредственно рассмотрению о роли фикции в научном восприятии феномена Интернета. Но для точного определения предмета исследуемого явления вначале мы внесем ясность в одно правовое заблуждение, которое имеет место быть в науке об Интернете. Поскольку до сегодняшнего дня Интернет воспринимается многими исследователями как нечто единое целое, то предполагается, что действия, имеющие юридическое значение, происходят в самом Интернете. Такое мнение в рамках отдельной парадигмы настойчиво поддерживается. Но при ближайшем рассмотрении Интернета, особенно при рассмотрении его составляющих, можно наблюдать совершенно иную картину. Слово «Интернет» - это акроним, технический термин, обозначающий «международное объединение сетей» (International connected networks), следовательно, понятие «Интернет» - это определение технической части сети. Но техническая часть (компьютеры, модемы, серверы, спутники связи и пр.) в правовом аспекте для правового анализа мало пригодна, поскольку правовые события происходит не в Интернете как таковом, а в виртуальном пространстве, созданном посредством объединения компьютеров в единую сеть. Как верно отметила Т. В. Семенова, «Технический подход сводит сущность Интернета к материальному явлению, предмету или совокупности устройств. В рамках данного подхода Интернет может рассматриваться только как материальный объект или совокупность объектов, но не как область (или сфера) возникновения и осуществления каких- либо правоотношений». Приведем аналогию: для оценки художественных достоинств кинофильма не имеет значения, на какой пленке он снят, какими техническими средствами он проецируется на экран; в данном случае аппаратная составляющая фильма - это его чисто техническая сторона. Поэтому такое разделение чрезвычайно важно при определении правовых концептов, разрабатываемых для сети. По этой причине, основное внимание при правовом анализе событий, происходящих в сфере Интернета, мы должны сосредоточить не на собственно Интернете как объединении сетей, а в виртуальном пространстве, где эти события, собственно, и происходят.
Виртуальное пространство - классический пример фикции. В самом названии «виртуальное пространство» уже заложена фикция: «виртуальное» (от слова virtualis - кажущийся, мнимый) косвенно означает «несуществующее». Но, несмотря на это, правовая наука и законодательная практика признают существование фактически несуществующего пространства, и придают фактам, которые произошли в этом пространстве, юридическое значение. Например, никто не станет отрицать, что договор на оказание услуг электронной почты, заключенный в виртуальном пространстве между интернет-компанией (скажем, Mail.ru) и пользователем является нелегитимным из-за его «виртуальности». Использование современных технологий почти стирает грань между реальностью и виртуальностью. Б. Дюранске замечает: «Ощущение того, что виртуальный мир представляет собой динамическое реальное место, усиливается благодаря внедрению и использованию разработчиками физических законов реального мира в целях создания трехмерного пространства, которое не прекращает существовать и развиваться вне зависимости от того, находится ли отдельный пользователь в игре или нет». Виртуальное пространство, таким образом, это своеобразная иллюзия реальности в ее пространственном аспекте, фактически не существующая, а возникающая лишь на экране компьютера. Однако, по аналогии с физическим пространством в виртуальном пространстве имеется возможность осознано передвигаться от ресурса к ресурсу. Это означает необходимость указания вида передвижений для гиперссылок и наличия соответствующих навигационных систем.
В этом контексте в научной литературе в настоящее время преобладает мнение о том, что виртуальное пространство является совершенно новой юридической конструкцией. Впервые на эту проблему - проблему виртуального пространства как правовой категории - обратил внимание Д. В. Грибанов, который определил виртуальное пространство (в Грибанов- ской интерпретации - кибернетическое) как «совокупность общественных отношений, возникающих в процессе использования функционирующей электронной компьютерной сети, складывающихся по поводу информации, обрабатываемой при помощи ЭВМ и услуг информационного характера, представленных с помощью ЭВМ и средств связи компьютерной сети». Другой исследователь виртуального пространства Н. Н. Телешина отмечает такие признаки виртуального пространства, как существующее на основе какого-либо технического средства - компьютерной или иной электронной сети; информационные отношения, возникающие в виртуальном пространстве, имеют особый субъектный состав, предполагающий обязательное участие информационного посредника - провайдера; виртуальное пространство имеет соответствующую архитектуру - особое строение (трехмерность, иерархическую систему доменов и пр.); интерактивность. «Теоретическое исследование сущности виртуального пространства как юридической конструкции в настоящее время имеют больше практическое значение, поскольку непосредственно влияют на становление позитивной практики информационных отношений» - пишет Н. Н. Телешина.
Приём юридической фикции применяется и для оценки правовых явлений, происходящих в виртуальном пространстве. Сделка, заключенная в физически несуществующем пространстве, «за экраном монитора компьютера», признается легитимной, несмотря на явное несоответствие классическим правовым требованиям - сделка должна быть совершена с соблюдением требований так называемой «объективной стороны» действия - места, времени, способа, обстановки.
К юридической фикции относятся и другие категории, используемые в Интернете. Среди них можно особо выделить такие понятия, как «электронная цифровая подпись» и «электронный документ».
Никакой документ не признается юридически правильно составленным, пока на нем отсутствуют знаки, подтверждающие такую правильность. Одним из таких знаков является подпись лица, от имени которого составлен документ. Подпись под документом имеет несколько автономных целей, в том числе подтверждение текста документа. Собственноручная подпись человека является уникальным сочетанием буквенных и графических символов и знаков, свойственных исключительно только автору подписи. Повторяясь в течение всей жизни сотни тысяч раз, подпись приобретает так называемую динамическую стереотипность, которую другой человек не может повторить. Поэтому в традиционных документах обязательными атрибутами их подлинности и верности являются подпись лица, от чьего имени составлен документ, и оттиск печати. Подпись и печать в документах имеют жесткую привязку к самому документу. «Письменный договор,
- отмечает В. В. Витрянский, - заключается путем составления соответствующего надлежаще оформленного документа. Элементом письменной формы договора могут быть, помимо подписи, некоторые другие требования, в частности требование печати».
Иное дело - электронная цифровая подпись. Закон Республики Таджикистан об электронной цифровой подписи от 30 июля 2007 г. определяет ЭЦП следующим образом: «ЭЦП
- реквизит электронного документа, предназначенный для защиты электронного документа от подделки, полученный в результате криптографического преобразования информации с использованием закрытого ключа ЭЦП и позволяющий идентифицировать владельца сертификата ключа подписи, а также установить отсутствие искажения информации в электронном документе».
Электронная цифровая подпись, таким образом - это набор символов. ЭЦП практически не может быть отображена на бумаге, поскольку форма её существования - электронная, в динамичном состоянии. Кроме того, ЭЦП создается программистом, потом передается владельцу. При таком варианте событий об уникальности ЭЦП говорить нельзя: ею владеют как минимум двое - автор ЭЦП и его владелец. Поэтому применение термина «подпись» в терминологии «ЭЦП» весьма условно. Фактически то, что принято законодателем под понятием «ЭЦП», является электронным кодом пользователя (ЭКП). Электронно-цифровая подпись - продукт электронной технологии, его можно сравнить с неким паролем, ключом доступа к информации. Л. Ефимова замечает: «Электронная цифровая подпись представляет собой некий личный пароль субъекта права». Электронно-цифровая подпись автора этих строк, например, состоит из 526 двойных цифровых и буквенных символов.
Кроме этого, в методах несимметричного шифрования, которые применяются при создании ЭЦП, предусмотрены два ключа, каждый из которых невозможно вычислить из другого. Один ключ - открытый, выдается пользователю вместе с сертификатом ключа, и используется пользователем для шифрования информации. Другой ключ - закрытый, которым получатель расшифровывает полученный текст. Поэтому одну ЭЦП, созданную для определенных целей, невозможно использовать в других целях (для работы с другим получателем, у которого нет закрытого кода).
Таким образом, электронная цифровая подпись есть не что иное, как юридическая фикция, т.е. физически несуществующее положение, условно приравненное к подписи физического лица в физическом же пространстве.
Как вывод можно констатировать, что в современную «техногенную» эпоху роль фикции как инструмента познания сути права неизмеримо возрастает. По мнению А. Г. Диденко, право вариативно, оно позволяет разными способами урегулировать одни и те же отношения. Реальность фикций состоит в том, что мнимость, вначале созданная воображением законодателя, перейдя в инобытие, качественно иное состояние - в право, становится фактом, с которым общество должно считаться. Но это и не произвольная фантазия законодателя, а вызываемая реальными жизненными потребностями. Остается добавить, что и для понимания сути правовых процессов, проистекающих в виртуальном пространстве Интернета, и для дальнейшего выбора методологии правового регулирования этих процессов в сети фикция как правовая конструкция может стать одним из важных знаковых правовых инструментов.