АЙБАТОВ Магомеднаби Магомедмирзоевич
доктор юридических наук, профессор кафедры истории государства и права Дагестанскогогосударственного университета
50-60-е годы ХХ в. сначала назовут решительным поворотом, рубежом больших перемен, потом - временем нереализованных возможностей и не вполне оправданных надежд. Интерес к событиям этих лет растет и становится тем заметнее, чем глубже развиваются процессы современной модернизации политико-правовой системы государства. Интерес этот столь же закономерен, сколь закономерно стремление идти вперед, учитывая опыт прошлого и не повторяя его ошибок. Сейчас приходится возвращаться ко многим государственноправовым проблемам, поставленным еще в 50-е и 60-е годы, но не дошедшим в свое время до стадии практического решения или решенным непоследовательно, половинчато и некомплексно.
А значение 1956 и 1965 гг. как раз и состоит в том, что в тот период была предпринята фактически первая попытка овладения механизмом «модернизационных» государственно-правовых реформ, которые в случае их завершенности выводят общество на качественно новый уровень развития. И в этом смысле по своему характеру, по своей конечной направленности, они могут рассматриваться как революционные, что не только не противоречит реформационной форме их развития, но и представляет собой, думается, одну из закономерностей прогресса общества.
Поворот 1956 г. вырос из общей экономической и политической ситуации, сложившейся в стране на рубеже 40-х-50-х годов. Послевоенный восстановительный период закончился - об этом говорили не только показатели развития народного хозяйства, но и утверждение мирного настроя в общественной жизни в целом, связанное с оформлением социально-психологического перехода от войны к миру. Произошла известная переоценка ценностей, в том числе стимулов и факторов, подъема трудовой и общественно-политической активности. Принцип работы «любой ценой» все более утрачивал свою оправдательную функцию (последствия войны, трудности восстановления и т.д.).
Курс на демократизацию общественной жизни должен был найти свое адекватное продолжение и в экономике. Все экономические перестройки второй половины 50-х - начала 60-х годов, по замыслу, были призваны решить проблему демократизации государственной власти и управления: расширить хозяйственные права союзных республик путем передачи в их ведение вопросов, которые раньше решались в центре; приблизить управление к «местам»; сократить управленческий аппарат и др. Особенность же всех хозяйственных реорганизаций 50-х - первой половины 60-х годов заключалась в том, что на развитии их в большой степени сказался «политический детерминизм» поворота 1956 г. Многие экономические проблемы тех лет пытались решать чисто политическими приемами и методами.
Глубину процессов демократизации государственно-правовой жизни можно «измерить» на основе отношения критики прошлого к критике настоящего. Каждый новый этап общественного развития закономерно начинается с оценки пройденного пути, с его критического осмысления. Справедливая, во многом мужественная оценка прошлого, с которой выступил на XX съезде Н. С. Хрущев, придала серьезный импульс процессу общественного обновления и демократизации общества. Осуждение культа личности, его негативных последствий для судеб народа и страны, сам факт откровенного разговора о наболевших проблемах действительности стали для современников потрясением - независимо от того, были для них данные на съезде оценки прошлого открытием или давно ожидаемой данью справедливости.
В середине 60-х годов были приняты специальные партийные решения, осуждающие волюнтаризм и администрирование в руководстве государством и народным хозяйством как ставшие серьезным тормозом на пути их развития. Что касается самого процесса возникновения волюнтаризма как общественного феномена, то таковой нуждается в глубоком специальном осмыслении, а это выходит за рамки данной статьи. Поэтому ограничимся лишь некоторыми замечаниями, имеющими непосредственное отношение к судьбам поворотов 1956 и 1965 годов. Поскольку от волюнтаристских подходов в руководстве обществом практика не была свободна ни в довоенный период, ни после осуждения волюнтаризма в середине 60-х годов, вряд ли следует относить это явление к началу 60-х годов, а тем более считать «личной ошибкой» Н. С. Хрущева. Первый серьезный удар по абсолюту волевых методов руководства, игнорирующих законы общественного развития, был нанесен как раз в середине 50-х годов в результате критики культа личности. Другое дело, что преимущественно «верхушечный» характер этой критики, сведение корней культа к личным недостаткам И. В. Сталина не позволили в то время сделать более глубокий анализ этого многосложного явления и увидеть за личностью сущность самой системы государственной власти и управления. Остались неизменными структура и система власти.
Централизация управления несет в себе тенденцию к усилению бюрократического аппарата, что подтверждается сегодняшней практикой. За время правления В. В. Путина число чиновников в России увеличилось почти в два раза, в том числе: количество федеральных чиновников в 1,6 раза, региональных чиновников в 2,25 раза, муниципальных чиновников в 2,07 раза. В результате его роста создаются предпосылки для формирования цельной бюрократической системы, распространяющей влияние не только на сферу экономики, но и на весь государственный организм. Этой реально существующей возможности бюрократизации должен противостоять политический демократизм общества. В процессе управления без волевых методов не обойтись, но столь же необходима и инициатива. Причем объективно нужны воля и инициатива всех участвующих в общественном производстве, политико-правовой жизни и управлении, а не только «политической элиты».
В случае жесткого разделения функций, когда одни «командуют», а другие «исполняют», возрастает опасность волюнтаристских действий. Вместе с тем волюнтаризм (и это роднит его с явлением культа личности) представляет собой не только «сопутствующий» бюрократической системе фактор, но и надежный ее «щит»: в случае возникновения предкризисной ситуации всегда можно найти виновных «командиров» и вывести саму государственную систему из-под удара.
Опасность разрастания бюрократического аппарата возникла почти сразу же после победы социалистической революции, когда на одной чаше весов оказались «увлеченность борьбой за социализм», «энтузиазм и искренность», но одновременно низкий уровень политической и правовой культуры, в том числе и управленческой, рабочего класса, а на другой - профессиональная компетентность, «элементы знания», но политическая чужеродность старых специалистов. В силу своей профессиональной и общекультурной неподготовленности новые люди, привлеченные в сферу государственного управления, могли «усвоить» и успешно применять только одну из внешних, организационных форм управления - администрирование.
В практике государственного управления первых лет Советской власти компетентность и администрирование нередко оказывались разделенными не только функционально, но, как правило, и политически: новые «администраторы» призваны были осуществлять контроль за старыми «профессионалами». Решение задачи соединения этих противоположностей, этих двух сторон управленческой деятельности, по мысли Ленина, должно было стать важным звеном в перестройке всего госаппарата. Главную роль при этом призван был сыграть правильный подбор кадров, поскольку соединение компетентности и способности вести административную сторону дела в одном лице в то время Ленин считал «весьма трудным делом». Этого соединения практически не получилось даже спустя десятилетия, когда в стране появился «свой» корпус управленцев. Среди них было немало людей, сочетавших в себе качества хороших профессионалов и организаторов одновременно. Но как только им приходилось выбирать между профессиональной компетентностью (то есть истинными интересами дела) и своей административной подчиненностью, «администратор» в каждом из них брал «верх».
Произошло это в силу ограничения традиций демократизма, сужения базы развития элементов самоуправления и контроля за деятельностью аппарата снизу - тех самых факторов, которые только и могли противостоять прогрессирующей бюрократизации. Именно свертывание процессов демократизации в 20-30-е годы привело не только к разрастанию аппарата управления, но и к формированию цельной бюрократической системы.
Развитие процесса демократизации в результате поворота 1956 г. своей оборотной стороной имело сужение бюрократического влияния вследствие сокращения собственно управленческого аппарата, а также в связи с ростом инициативы снизу. Однако на первом этапе (примерно до 1958 г.) он выступал в целом как мероприятие центра. Когда же процесс получил заметную поддержку снизу (благодаря движению за коммунистический труд, первым опытам производственного самоуправления), в центре уже стали проявляться колебания, непоследовательность и некомплексность действий.
Вторая половина 50-х и начало 60-х годов прошли под знаком борьбы демократической и бюрократической тенденций в развитии государственно-правовой жизни. В конце этого периода демократическая тенденция стала ослабевать, главным образом в силу непоследовательности действий сверху, увеличилась опасность волюнтаризма и администрирования, что впоследствии послужило прямой предпосылкой для укрепления позиций бюрократической системы.
Главное содержание и основную направленность поворота, намеченного в 1965 г., определила хозяйственная реформа. Через преодоление волюнтаристских тенденций в руководстве страной партия выходила на проблему обеспечения новых подходов в практике управления, ставящих ее на научную основу. Эти новые подходы были разработаны мартовским и сентябрьским (1965 г.) Пленумами ЦК партии. Мероприятия середины 60-х годов, направленные на совершенствование системы и принципов управления народным хозяйством, были самой крупной за весь послевоенный период попыткой перестройки экономики в соответствии с новыми требованиями времени. В отличие от предшествующих попыток, решения 60-х годов затронули сразу несколько отраслей - промышленность, строительство, сельское хозяйство. В результате этих реформ за 8-ю 5-летку (получившую название - «золотая 5-летка») валовой общественный продукт в стране вырос на 7,4%, а национальный доход - на 7,7%.
Между тем первые успехи экономической реформы, придавшие импульс творчеству «снизу», совсем по-иному повлияли на действия высшего руководства страны: здесь они послужили своеобразным обоснованием «достаточности» принятых мер. В середине 60-х годов практически все европейские социалистические страны приступили к экономическим реформам, аналогичным нашей. Наиболее радикальные мероприятия были проведены в Югославии, Чехословакии, Венгрии (в этих странах почти полностью была отменена система директивных показателей, предприятиям предоставлены достаточно широкие права в распределении полученных доходов, введена гибкая система цен и т. д.). В силу этого поворот середины 60-х годов так и не смог в полной мере реализовать свой потенциал. Демократические процессы, по сути дела, оказались заблокированы силами бюрократического консерватизма. Поворот 1965 г. не смог поэтому довести до конца традицию 1956 г., хотя логически и исторически был продолжением поворота середины 50-х годов.
Перед нами, таким образом, внутренне единый, но дискретный в своем развитии процесс, своего рода один поворот, в котором события 1956 и 1965 годов представляют собой как бы две его стороны, две составляющие - линию на демократизацию общества и линию на экономическую модернизацию. Но эта дискретность, осложненная непоследовательностью действий, стала одной из причин разрушенного единства, незавершенности поворотов в целом.
Принцип последовательности для осуществления мо- дернизационных государственно-правовых реформ имеет особое значение, помогает преодолевать критические точки в их развитии. Таких точек у любого поворота бывает, по крайней мере, две. Одна из них связана с переходом от заявлений и выработки программы действий к собственно практическим шагам. Повороты, вырастающие из кризиса, проходят этот критический момент достаточно быстро - в силу действия мощных катализаторов, в качестве которых может выступать внешний импульс (военные кризисы) либо резкий рост активности масс, обусловленный крайностью сложившейся ситуации (внутренние политические и экономические кризисы). В результате такие повороты почти сразу осуществляются как одновременное движение сверху и снизу. Когда же ситуация еще не сложилась как кризис и поворот носит в известной степени упреждающий характер, подключение к поворотному процессу различных общественных сил, прямо или косвенно заинтересованных в нем, происходит, как правило, разновременно. Начинать при этом всегда приходится сверху - такова особенность «реформационных» поворотов вообще. По мере их развития происходит постепенное укрепление и расширение социальной базы поворота, вовлечение в него новых сил. Вместе с тем наша история знает попытки ускорить течение этого процесса, которые выражались в стремлении действовать методами нажима и прямого давления, как это было, например, в ходе поворота 1929 г. при переходе к сплошной коллективизации. Опыт 1956 г. показал, что попытки административного внедрения новой системы, усиление диктата центра без соответствующего учета реально складывающейся обстановки ведут к прямому росту волюнтаристских тенденций в управлении страной и только тормозят процесс обновления общества. Сложность и противоречивость ситуации в данном случае состоит в том, что новый механизм не может быть «запущен» без непосредственного административного воздействия. Другое дело, что эти первые меры могут рассматриваться и применяться как подготовительные, своего рода «мобилизационные», открывающие возможность для использования экономических рычагов и стимулов проведения в жизнь принятых программ. Ход развития поворотов 1956 и 1965 гг. подводит к выводу, что массы втягиваются в дело перестройки постепенно, по мере нарастания положительного эффекта проводимых преобразований. Основная же работа по перестройке в этот период ложится на плечи авангарда.
Вместе с тем было бы неверным характеризовать развитие поворотного процесса на первом его этапе исключительно как работу центра. Поворот вообще немыслим без участия масс, без их поддержки. Другой вопрос - форма и масштабы этой поддержки и этого участия. От понимания и одобрения, проводимых сверху мероприятий до возникновения (причем «естественного») таких форм движения снизу, которые были бы адекватны выработанной стратегической концепции государственно-правового обновления, должно пройти время. Развитие этого процесса ускоряется по мере появления позитивных, достаточно ощутимых результатов принятых решений. На этой основе в массах формируется «феномен доверия» к мероприятиям политического руководства, что вызывает резкий рост общественно-политической активности снизу.
В этот момент поворот подходит к следующей критической точке, в которой фактор единства действий центра и масс приобретает свою законченную форму, поскольку подкрепляется не только фактом одобрения проводимой сверху линии, не только самоотверженной работой авангарда, но и широкой практической поддержкой снизу, основанной на осознанной готовности людей поступиться сиюминутными интересами во имя интересов долговременных.
1956 и 1965 гг. обнаружили серьезные противоречия в устремлениях центра и гражданского общества именно в этой критической точке, что во многом определило судьбы этих поворотов в целом. Движение за продолжение и углубление государственно-правовых преобразований снизу натолкнулось в данном случае на известную пассивность и сопротивление со стороны высших органов государственной власти, где «первые успехи» были фактически признаны гарантом конечных, а принятые ранее меры расценены в силу этого как «все необходимое и достаточное». Подобное мы встречаем в нашем государстве и сегодня, когда в обществе не созданы механизмы, принуждающих власть к дальнейшей демократизации общества, настоящему поиску и кардинальному изменению условий доступа к необъятным российским природным ресурсам всех, а не только «избранных» бизнесменов, существенному снижению коррупционной составляющей и созданию стимулирующих условий для всего населения и бизнеса. В условиях двойных стандартов и резких контрастов между конституционной моделью и практикой функционирования власти, сформировалось общественное мнение, нередко ставящее под сомнение саму легитимность власти.
Таким образом, умение не только предпринять практические шаги, но и видеть их ближайшие и отдаленные последствия, постоянная готовность к решению вновь возникающих проблем - необходимое условие осуществления государственно-правовых реформ и социально-экономических поворотов. А поэтому главным уроком любого поворота по-прежнему остается принцип - «идти непременно дальше.. .» как в смысле последовательности осуществления программы государственно-правовых реформ, так и особенно в смысле развития процесса демократизации общества. Таков лейтмотив выводов, которые привели наше общество к современной концепции модернизации, к выработке нового политического мышления на основе диалектики и учета уроков исторического опыта.