Действующий Уголовный кодекс Российской Федерации определил исчерпывающий перечень видов соучастников в совершении преступления: исполнитель, организатор, подстрекатель и пособник. Вместе с тем, в теории уголовного права известны и иные случаи сопричастности к преступлению, которые не могут рассматриваться как соучастие. Одной из форм такой сопричастности к преступлению является провокация преступления.
В науке уголовного права длительное время обсуждается вопрос по совершенствованию уголовного законодательства, одним из аспектов которого является определение юридической природы провокации преступления и ее месте в системе норм уголовного закона. В науке нет единого мнения об оценке действий провокатора, и не редко можно встретить отнесение провокации к соучастию в преступлении. Так В. Иванов считает, что деятельность провокатора преступления нужно отнести к действиям подстрекателя или организатора, «деятельность провокатора может иметь не только подстрекательский, но и даже организаторский характер». А в одном из комментариев к Уголовному кодексу Российской Федерации прямо отмечается, что мотивы поведения подстрекателя к совершению преступления для привлечения его к уголовной ответственности не имеют, поэтому он отвечает и при провокации.
По определению провокатор - это тот, кто возбуждал к преступлению с целью предать совершителя правосудию и подвергнуть его ответственности. Также понимали деятельность провокатора и другие видные ученые, например, С. В. Познышев, П. П. Пусторослев, Л. С. Белогриц-Котляровский и др.
Провокация определяется как «специфическая разновидность подстрекательства, под которой обычно понимается побуждение представителя власти, осуществляющим правоохранительную деятельность, другого лица к совершению противоправного деяния с целью получения изобличающих доказательств».
По мнению Б. В. Волженкина «суть провокации состоит в том, что провокатор сам возбуждает у другого лица намерение совершить преступление с целью последующего изобличения этого лица или его шантажа, создания зависимого положения и т.п.».
В уголовно-правовой литературе можно условно выделить две противоположные точки зрения на понимание провокации.
Наибольшее распространение получила точка зрения, согласно которой провокация расценивается как соучастие, а именно является одной из форм подстрекательства.
Вторая точка зрения сводится к тому, что провокация преступления не является разновидностью соучастия. Так, С. Н. Ра- дачинский, анализируя провокацию взятки либо коммерческого подкупа, приходит к выводу, что, «во-первых, провокация - это неявное побуждение к чему-либо, т.е. цель провокации остается для провоцируемого «за кадром», она как бы навязывается провокатором; во-вторых, последствия провокации желательны для последнего и соответственно вредны для провоцируемого. По его мнению, подстрекательство, так же как провокация, предполагает сознательное вовлечение подстрекаемого в совершение преступления, и при этом он непосредственно участвует в совершении данного преступления. С субъективной стороны и провокация, и подстрекательство характеризуются прямым умыслом. Умысел у подстрекаемого, так же, как и у провоцируемого, возникает не самостоятельно, а под воздействием третьего лица. При этом не имеет значения, какими мотивами руководствовался подстрекаемый, соглашаясь на совершение преступления, они могут существенно разниться с мотивами подстрекателя».
Однако этот ученый полагает, что при провокации отсутствуют все признаки соучастия, которые обязательно присутствуют при подстрекательстве, поэтому провокация ни в коем случае не является разновидностью подстрекательства к совершению преступления. По его мнению, при провокации отсутствует такой объективный признак соучастия, как совместное участие в совершении преступления двух лиц, поскольку цели каждого из участников данных общественно опасных действий различны, в то время как действия каждого из соучастников должны быть направлены на достижение единого преступного результата. Также, по мнению автора, при провокации отсутствует такой субъективный признак соучастия, как двусторонняя интеллектуальная связь, т.е. взаимная осведомленность участников о совершении конкретного преступления, поскольку при провокации имеет место совершение действий одного лица в тайне от другого. «По нашему мнению, - считает он, - при провокации взятки имеет место совпадение деятельности провоцирующего лица с той или иной деятельностью провоцируемого, но эта деятельность не имеет той органической интеллектуальной связанности, которая характерна для соучастия».
Схожей позиции придерживается и П. Яни. Ученый разбирает следующую ситуацию: оперативный сотрудник уговаривает чиновника принять взятку (т.е. совершить преступление), чиновник соглашается и принимает переданные ему ценности, однако его сразу же задерживают. Поскольку в такой ситуации, по мнению Верховного Суда РФ, получение взятки не окончено, т.к. преступление до конца не доведено, исследователь считает, что оперативный сотрудник предотвращает доведение до конца преступления, совершить которое сам же и уговаривал. Автор не усматривает в действиях такого оперативного сотрудника также и соучастия должностному лицу в получении взятки, поскольку у сотрудника в указанном случае не было умысла на совместное участие с чиновником в получении им взятки, оперативный сотрудник изначально планировал не допустить ее получения, в то время как для соучастия согласно ст. 32 УК необходимо, чтобы соучастники во время совершения ими действий, которые при доведении преступления исполнителем до конца расценивались бы как соучастие, они желают, чтобы лицо, которого они убеждают совершить преступление, действительно его совершило.
На основании указанных рассуждений автор приходит к выводу, что «если указанные лица, исходя из определения соучастия в ст. 32 УК, не организаторы и не подстрекатели, то не ясно, в какой уголовно-правовой роли, связанной с преступлением, совершить которое они уговаривали чиновника, эти лица выступают. Если же мы признаем их организаторами либо подстрекателями, то нет оснований утверждать, что на случаи, подобные рассматриваемому, соответствующие положения института добровольного отказа не распространяются. Выходит, что и в том, и в другом случае они ответственности за соучастие в получение взятки либо в покушении на получение взятки не несут».
Рассуждения указанных противников признания провокации формой подстрекательства имеют, на наш взгляд, существенные изъяны. Так, в указанной ситуации оперативный сотрудник склонял (провоцировал) должностное лицо не к совершению оконченного преступления, а именно к совершению покушения на преступление, поскольку оперативник прекрасно был осведомлен о том, что деньги передаются не с целью добиться соответствующего поведения от чиновника, а именно с целью изобличить его в совершении преступления, т.е. оперативник осознавал, что предмет взятки предоставляется совсем не в тех целях, которые имеются в виду составами дачи взятки и коммерческого подкупа, а имеет место лишь имитация этих преступлений. Таким образом, оперативник склонял к совершению покушения на получение взятки, которое должностным лицом и было совершено. В таких случаях в действиях чиновника усматривается покушение на получение взятки, т.е. преступление, состав которого предусмотрен в ч. 3 ст. 30 и соответствующей частью ст. 290 УК. Совершенное чиновником является преступлением. Следовательно, оперативник склонил должностное лицо к совершению преступления, и имеются основания оценить его действия как соучастие с должностным лицом в совершении последним покушения на получение взятки и квалифицировать его действия как склонение чиновника к совершению преступления.
Да, целью провоцирующего является изобличение спровоцированного. Но достичь этой цели возможно только, если провоцируемый совершит преступление. Провокатор понимает, что в результате его действий провоцируемый предпримет попытку совершить преступление, провокатор желает этого. Следовательно, у провоцирующего имеется прямой умысел в отношении совершения подстрекаемым покушения на преступление. Такое поведение спровоцированного является средством к достижению конечной цели провокатора - привлечение подстрекаемого к уголовной ответственности. Не имеет существенного значения то, что конечной целью оперативника является изобличение чиновника. С.Н. Радачинский и П. Яни почему-то не оценивают то обстоятельство, что промежуточной целью, без достижения которой провокатор не достигнет свой конечной цели, является склонение чиновника к совершению пусть не оконченного, но преступления.
Резюмируя все изложенные рассуждения, мы приходим к выводу, что законодательство, теория уголовного права, этимология слова «провокация» дают основания для вывода о том, что под провокацией преступления следует понимать умышленное склонение другого лица к совершению преступления в целях изобличения его в совершении этого преступления. Поэтому мы присоединяемся к мнению исследователей, которые рассматривают провокацию в качестве разновидности подстрекательства к совершению преступления, поэтому законодатель, фактически прямо указывает на возможность привлечения к уголовной ответственности провокатора преступления по соответствующей статье Особенной части Уголовного Кодекса Российской Федерации со ссылкой на ч.4 ст. 33 У КРФ.
САРКИСЯН Валентина Георгиевна
кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовного права и криминологии Южного института менеджмента (г. Краснодар)
следующая > |
---|