Ю. Хабермас пишет по этому поводу: «Нация граждан обретает свою идентичность не в этнически-культурных сходствах, но в практике граждан, которые активно используют свои демократические права на участие и коммуникацию. Здесь республиканская компонента идеи гражданства полностью освобождается от принадлежности к дополитическому сообществу, интегрированному через про­исхождение, общие традиции и язык. Рассмотренный в этой перспективе, первоначальный сплав национального сознания и республиканских убеждений оказывается выполняющим лишь функцию катализатора».

Тезис о политической идентификации народа имеет важное следствие: правом на самоопределение, в том числе в форме сецессии, могут пользоваться группы, исключенные из политического общения (исключенные из народа) и в ре­зультате оказавшиеся в естественном состоянии. Руссо очень точно замечает: когда правительство перестает подчиняться законам, «государство сжимается»: «большое Государство рас­падается и в нем образуется другое Государство, состоящее только из членов Правительства и являющееся по отноше­нию к остальному народу лишь его господином и тираном»; «в ту минуту, когда правительство узурпирует суверенитет, общественное соглашение разорвано, и все простые граждане, по праву возвращаясь к своей естественной свободе, принуж­дены, а не обязаны повиноваться». Именно эта мысль закре­плена в защитном условии Декларации 1970 г., в соответствии с которым право на отделение может быть реализовано, если во главе государства не стоит «правительство, представляющее без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь на­род, проживающий на данной территории».

Идея общей воли, несмотря на почти полное господство в сфере конституционного права и заметное место в междуна­родной политической риторике, имеет мало последователь­ных сторонников в международно-правовой доктрине. Одним из них является канадский ученый и сторонник отделения Квебека Д. Терп. По его мнению, международное право при­знает право на самоопределение с 1945 г. Единственное, что требуется для осуществления этого права, — это быть народом. Народом является группа лиц, считающая себя народом, т.е. стремящаяся определять свое собственное будущее. Общий язык, культура и религия играют определяющую роль в про­цессе самоопределения, однако коллективное желание жить вместе является наиболее важным индикатором. Интерпрета­ция права на самоопределение только как права на внутреннее самоопределение посягает на свободу народа выбирать свой политический статус и противоречит универсальному харак­теру данного права, провозглашенному в Уставе ООН и Пактах о правах человека. Юридическая сила защитного условия Де­кларации 1970 г. может быть поставлена под сомнение после приобретения независимости балтийскими народами, наро­дами бывших СССР и Югославии, Словакии и Эритреи.

Попыткой достижения компромисса между идеей сувере­нитета и идеей общей воли является концепция внутреннего самоопределения, в соответствии с которой рассматриваемый принцип может создавать права только «в рамках существу­ющих суверенных государств и при условии сохранения тер­риториальной целостности данных государств» («within the framework of existing sovereign states and consistently with the maintenance of the territorial integrity of those states»). Данная концепция развивается у Я. Клабберса, который рассматривает право на самоопределение как право на участие в принятии политических решений: «Самоопределение лучше всего по­нимать как процессуальное право: образования имеют право на то, чтобы их позиция учитывалась при принятии решений относительно их будущего. Это может не предполагать права на сецессию, ни даже права на автономию или самоуправле­ние, но это предполагает право восприниматься серьезно». Преимуществами своего подхода Я. Клабберс считает то, что он не оперирует понятием «народ» (право на участие есть у всех групп), не поощряет «ложных надежд» на отделение; подчеркивает важность политического процесса. Ограни­чивая действие принципа конституционно-правовыми отно­шениями, данная концепция не отвечает на главный вопрос о возможности отделения сообществ, исключенных из поли­тического общения.

4. Для третьего направления сущность государства выраже­на в правах человека — отдельная личность с ее естественными правами рассматривается как центр социального устройства, а государство — как институт, главной функцией которого яв­ляется обеспечение этих прав. Идея прав человека отталкивает­ся от священного характера человеческого существа, имеющего «неотъемлемое достоинство». Ш. Розенн основой данной идеи видит библейское высказывание, в соответствии с которым Бог сотворил человека по образу своему (Бытие. I:27). Пред­посылки данной идеи могут быть найдены у Протагора («Че­ловек есть мера всех вещей») и Эпикура; в ее теоретическом обосновании участвовали просветители, в том числе и Руссо, подвергнутый за это критике Гегелем; ее современным и наи­более последовательным и полным выражением является ли­берализм, теоретические основания которого были сформиро­ваны в XIX в. А. де Токвилем, Б. Констаном и др.: «Цель наших современников — безопасность частной сферы; и они называют свободой гарантии, создаваемые общественными институтами в этих целях». А. де Бенуа в качестве философских оснований концепции прав человека выделяет христианскую традицию, средневековый номинализм и рационализм Нового Времени. В настоящее время действие идеи прав человека усиливается благодаря феномену трансграничности, ослабляющему идею общей воли, и феномену наднациональности, ослабляющему идею суверенитета. Концепция прав человека вошла в между­народное право в XIX в. (защита национальных меньшинств); во второй половине XX в. ее влияние стало распространяться на практически все отрасли и институты.

Самоопределение, рассматриваемое в свете идеи прав чело­века, является самоопределением отдельной личности; прин­цип самоопределения, таким образом, выступает дополнитель­ным, отдельным от «неотъемлемого достоинства», основанием индивидуальных прав, обусловленных национальной, религи­озной или иной идентичностью (в том числе парадоксального права «определения принадлежности к тому этническому, религиозному или языковому сообществу, к которому он или она желает принадлежать»). Реализация принципа выступает «важнейшим условием для эффективной гарантии и соблюде­ния прав человека отдельных лиц»: принцип, таким образом, создает обязательства, реализуемые преимущественно в рамках внутреннего правопорядка и во многом идентичные обяза­тельствам, создаваемым принципом прав человека. В данном контексте сецессия допускается в случае системных нарушений прав человека; двое судей ЕСПЧ, участвующих в вынесении Решения по делу Лозиду от 18 декабря 1996 г., сформулиро­вали эту мысль следующим образом: «До недавнего времени в международной практике право на самоопределение в прак­тических условиях было идентичным праву на деколонизацию и ограниченным им. В последние годы, как представляется, сформировался консенсус, в соответствии с которым народы также могут осуществлять право на самоопределение, если их права человека последовательно и грубо нарушаются, либо же если они совсем не представлены или массово недопредстав- лены (under-represented) недемократическим и дискримина­ционным образом. Если данное описание является верным, право на самоопределение является инструментом, который может использоваться для восстановления международных стандартов прав человека и демократии».

Заметными представителями данного направления в совре­менной международно-правовой доктрине являются Р. Маккокводейл и А. Петерс. Р. Маккокводейл пишет, что право на самоопределение является правом человека, а не правом, применимым к «народам» и «территориям». Данное право имеет ограничения, установленные для защиты прав других и общих интересов, особенно необходимости поддерживать международный мир и безопасность, которые, однако, при­меняются только в определенных обстоятельствах, — когда внутреннее самоопределение уже произошло и в ограничениях есть насущная необходимость. Данный подход отражает из­менение ценностей в международном сообществе и переход от государственного (state-based) международного права к бо­лее гибкой системе. Действительно, многие претензии на са­моопределение были обусловлены тем, что несправедливый государственный правопорядок не соответствовал законным ожиданиям народов. Принципы территориальной целост­ности и uti possidetis являются попытками заново утвердить исключительное положение государства в международном праве. Данные принципы расходятся с развитием права прав человека и поэтому должны обладать приоритетом по отно­шению к праву на самоопределение только в ограниченных случаях. Подход с позиций прав человека не дает абстрактного ответа на вопрос, какие народы имеют право на самоопределе­ние, однако создает рамки для рассмотрения каждой ситуации и учета всех относимых прав и интересов. Так, сецессия может быть сочтена противоречащей насущной социальной потреб­ности в территориальной целостности. Определение самим государством баланса между правами, нуждающимися в за­щите, и правом на самоопределение является важным, но не достаточным, поскольку государство связано обязательствами в сфере прав человека. Р. Маккокводейл указывает три причи­ны, в силу которых принцип самоопределения должен рассма­триваться в свете прав человека. Во-первых, потому что его цель такая же, как и прав человека, — защита сообществ и групп от преследований; во-вторых, потому что данный принцип, за­щищая от угнетения, является условием защиты индивидуаль­ных прав; в-третьих, потому что право прав человека оказалось способным обеспечивать групповые права в экономическом, социальном и культурном контексте.

А. Петерс отталкивается от несколько иных и более общих оснований. По ее мнению, гуманность — это альфа и омега суверенитета. Государственный суверенитет остается фунда­ментом только в историческом или онтологическом смысле, в той мере, в какой взаимное уважение государств образует систему взаимодействующих субъектов и управляет правотвор­чеством. Государственный суверенитет не только ограничен правами человека, но с самого начала определен и охарак­теризован гуманностью и имеет правовую ценность, только если соблюдаются права человека. Трансформация концеп­ции суверенитета отражает изменение нашего восприятия политического порядка; традиционное соотношение между государством и гражданином изменилось: права человека ста­ли рассматриваться как первичные. Утверждение, что госу­дарственный суверенитет имеет свой источник и telos в гуман­ности, понимаемой как принцип, в соответствии с которым государство должно защищать права, интересы, потребности и безопасность человека, устраняет базовую антиномию между правами человека и государственным суверенитетом. Не толь­ко внутренний, но и внешний государственный суверенитет предполагает ответственность за защиту прав человека. Гуман­ность, таким образом, является не только внутренним делом, но и международной заботой; государственный суверенитет не запрещает трансграничную заботу о гуманности. Это застав­ляет переосмыслить проблему гуманитарной интервенции: в случае временной несостоятельности суверенитета, понима­емого как ответственность за людей, данная ответственность возлагается на международное сообщество, действующее через Совет Безопасности.

5. Данные идеи взаимодействуют на нескольких уровнях. Во-первых, они взаимодействуют на теоретическом уровне. Здесь они могут дополнять и взаимно обосновывать друг дру­га: например, права человека могут рассматриваться как цель гражданского союза; общая воля — как основание суверените­та; суверенитет — как правоохранительная функция или как объективизация идеи общего блага. С другой стороны, они могут сталкиваться: общая воля защищает общий интерес, который не всегда включает частный интерес; частный интерес стремится преодолеть ограничения, налагаемые идеей сувере­нитета; суверенитет может пренебрегать общей волей и т.д. В этом случае возникает вопрос об установлении ценностной иерархии, который является не только рациональным вопро­сом, но и вопросом веры, интуиции и психологии.

Во-вторых, данные идеи взаимодействуют на политиче­ском уровне, т.е. учитываются или не учитываются субъектами политики и отражаются или не отражаются в принимаемых ими решениях. Такое политическое взаимодействие является динамичным — удельный вес каждой идеи не является по­стоянным и зависит от множества социальных, культурных, экономических, идеологических и иных факторов. Современ­ная политическая риторика в основном строится на основе идеи прав человека, однако это не значит, что данная идея будет отражена в риторике завтрашнего дня. А. Кассесе опи­сывает политическую эволюцию принципа самоопределения следующим образом: «Самоопределение было направлено на устранение старого, государственно-ориентированного подхода, превалирующего в международных делах. В соответ­ствии с этим подходом мировое сообщество состояло из вла­стителей — суверенных государств, каждое из которых, прежде всего, заботилось об интересах своих политических элит. Самоопределение, наоборот, означало, что народы и нации должны иметь слово в международных делах: суверенные дер­жавы больше не могли свободно распоряжаться ими. Ясно, что эта группа принципов была направлена на подрыв самого основания традиционных принципов, на которых основыва­лось международное сообщества с момента его возникновения: династическую легитимацию власти, деспотизм (хотя и в по­степенно смягчающихся формах) и международную политику, основанную только на согласии между правителями. Само­определение также размывало один из базовых постулатов тра­диционного международного сообщества: территориальный суверенитет. Поощряя создание международных субъектов, основанное на свободном желании затронутых народов, само­определение нанесло смертельный удар многонациональным империям. Как и следовало ожидать, догма суверенитета ста­ла мощным бастионом против полного включении принципа в корпус международно-правовых норм. Включение данного принципа в мир права таким образом было избирательным и ограниченным во многих отношениях».