Проблемы теории советского права и понятие закона в СССР в первой половине 1930-х годов
В первой половине 1930-х гг. предпринимаются попытки осмысления опыта периода коллективизации и индустриализации и влияния этого опыта на правовую систему СССР. В 1929 году ведущий советский юрист П. И. Стучка в статье под названием «Революционно-правовые перспективы» указывал на необходимость упрощения законов и правовых отношений. Стучкой была поставлена весьма актуальная проблема отделения закона от других нормативно-правовых актов. И действительно, в советском праве в 1920-е годы еще не было проведено четкого разграничения между законами и подзаконными актами. Одной из причин такого положения можно считать то, что в законодательном процессе по Конституции 1924 г. были официально задействованы четыре органа: Съезд Советов, ЦИК СССР, Президиум ЦИК СССР и СНК СССР. И каждый из них мог издавать акты, обладавшие высшей юридической силой.
В том же 1929 году видный теоретик советского права Е. Б. Пашуканис, автор известной в 1920-е годы «меновой» теории права, исходя из тезиса об усилении классовой борьбы по мере успехов социализма, выдвинул в качестве важной задачи государственного строительства слияние законодательства с управлением. В качестве примера он приводил утверждение промфинпланов и писал, что в этом случае «нельзя себе мыслить двух органов, из которых один только законодательствует, а другой только применяет эти законы». Автор утверждал, что регулирование при помощи Гражданского кодекса не является собственно регулированием, поскольку в общие формы могут укладываться самые разнообразные экономические процессы, начиная от простого товарного производства и вплоть до капитализма. Вместо этого Пашуканис предлагал Советскому государству заменить собой рыночный механизм. Нормы, по мнению автора, должны были стать технически-организа- ционными, а законодательные и административные акты, превратившись в оперативные задания, должны были сохранить лишь слабую примесь элементов юридических норм.
Описав процесс свертывания правовых форм и переход к плановому хозяйству, автор рассмотрел проблему отмирания права, которую назвал пробным камнем, по которому определяется близость к марксизму и ленинизму. Критерием приверженности к марксизму он считал поддержку идеи того, что плановое начало должно вытеснить начало формально-юридическое. Итак, под слиянием законодательства с управлением Пашуканис понимал процесс постепенного отмирания государства и права. Однако пока этого не произошло, сохранялось государство переходного периода, которое должно было все еще заниматься систематизацией формальных моментов. Следовательно, пока сохранялась и правовая система, которую автор называл системой административного хозяйственного права.
Вышеизложенное показывает, что в 1929 году Пашу- канис продолжал отстаивать идею об отмирании права и государства, и это несмотря на более чем десятилетний опыт советского строительства, который вроде бы никак не позволял привести к таким выводам. Разумеется, такая теоретическая постановка не могла удовлетворить Советскую власть. Советское государство в лице его руководителей, а также правящая партия не могли в начале 1930-х годов принять тезис об отмирании государства и права, которое так активно отстраивал Пашуканис, следуя марксистской теории, разработанной до Октябрьской революции, в частности, в труде В. И. Ленина «Государство и революция», написанном в августе - сентябре 1917 г. Следовало разработать новые теоретические представления о советском праве.
Начало теоретических работ по переосмыслению право- понимания в СССР в 1930-е годы, в том числе и разработка новых представлений о законе и законодательстве, было положено выступлением секретаря ЦК ВКП(б), кандидата в члены Политбюро Л. М. Кагановича в Институте советского строительства и права в декабре 1929 г. Одной из проблем Каганович называл борьбу с буржуазными юристами, которые продолжали оставаться на позициях буржуазной методологии, отрицали социалистическую государственность и при этом писали законы и статьи в юридических журналах про советскую демократию, подделываясь под советскую терминологию. Каганович, озвучивавший партийную точку зрения, говорил, что государственно-правовые явления следовало изучать в тесной связи с экономикой, производственными отношениями и с развитием классовой борьбы.
В теории советского государства и права докладчиком были выделены две крайности, два уклона: с одной стороны
- увлечение формальным юридическим методом, а с другой
- своеобразный экономизм, отрывавший право от политики. Проблемой юридической науки, как утверждал Каганович, было засилье в ней оппортунистических извращений марксизма-ленинизма, причем оппортунистические группы отражали в различной степени настроения мелкобуржуазной стихии».
Каганович от имени партии поставил следующие задачи перед правоведами в условиях диктатуры пролетариата в реконструктивном периоде. «Советское государство ставит перед собой решение основной и главнейшей задачи переходного периода - полное уничтожение капитализма, его экономической мощи, выкорчевывание его корней, коренное переустройство всех сложившихся дореволюционных экономических укладов, полное уничтожение классов и построение экономики на новых социалистических началах. Необходимо добиться, чтобы сельсовет, как орган государственной власти, стоял бы во главе колхозного движения, являлся бы организатором батрацких и бед- няцко-середняцких хозяйств в их борьбе с кулачеством за социалистическое переустройство деревни. Мы идем не к ослаблению роли пролетарского государства, не к смягчению пролетарской диктатуры, не к ослаблению борьбы с классовым врагом, а к еще большему усилению роли пролетарского государства, к еще более решительной борьбе с классовым врагом».
Таким образом, главной установкой партии для юристов в конце 1929 г. была необходимость усиления работ по теории государства, так как государство диктатуры пролетариата рассматривалось как главная сила в борьбе с классовыми врагами при построении социалистического общества.
Советским юристам, которые писали об идее отмирания государства и права по мере успехов социализма, следовало пересмотреть свои теоретические взгляды. Одним из первых, кто откликнулся на новую постановку теоретической работы, был П. И. Стучка. Он признавал, что проблема создания теории классового права настолько сложна, что «многие свободно вздохнули, когда появились «признаки» скорого отмирания права». Однако новые задачи, которые стояли перед государством и правом в начале 1930-х годов, требовали совершенно иного подхода.
Как известно, в период коллективизации в деревне происходили массовые нарушения законности. Стучка в это время наблюдал «небывалое море беззакония» по отношению к середняку и бедняку в деревне и против нэпа и товарного оборота в городах. При этом им отмечалось, что отмена гражданского оборота происходит на основе местных и ведомственных постановлений. Оценивая общее состояние права в 1930 году, Стучка писал, что серьезной проблемой стала революционная законность, которая являлась связующим звеном между правом и советским строительством. Стучка утверждал, что идея законности не противоречит социалистической революции, так как одним из орудий пролетарской диктатуры является закон. Поскольку Стучка был против индивидуального произвола и выступал за организованную работу по директивам центра, то полагал, что закон должен стать иным, что ставка должна быть не на отмирание закона и права, а на «революционный» закон.
Чтобы объяснить, что такое «революционный» закон, Стучка обращался к наследию Ленина и пытался показать, что тот на разных этапах придавал разное значение понятиям декрета и закона. Об эволюции ленинских взглядов он писал: «Со вступлением во власть программа партии для него превращается в декрет-закон. Потом идут законы как «декларации, заявления, манифесты, декреты», вообще как «форма пропаганды», которые не всегда возможно было превратить в дело. Отступление к нэпу вызвало к жизни новый тип закона - кодекса, значение которого как регулятора должно было подойти к буржуазному закону и его пониманию. Конечно, с оговорками. Каким должен быть тип нового революционного наступления? Он этого не сказал, не создал».
Итак, видно, что вождь революции не создал понятия закона при социализме, следовательно, это понятие должны были сформулировать советские ученые-юристы самостоятельно. Стучка пытался вывести понятие советского закона, сравнивая это понятие с понятием закона в буржуазном праве. «Если в буржуазном обществе эти отношения осуществляются анархически-индивидуалистически в рамках норм ГК, дающих только голые формы для свободнодоговорного общественного обмена веществ, то советский закон - революционный закон, не стесняя трудящихся, в будущем должен дать определенные общие директивы для развития в сторону социализма»8. Рассуждая о новом понимании советского закона, Стучка упоминал статьи 1 и 4 ГК РСФСР 1922 г., которые, по его мнению, в новых условиях стали лишними. Он утверждал, что действительная цель всякого гражданского права - снабжение на почве товарообмена - сохранится до тех пор, пока еще нельзя провести сплошного организованного снабжения. Повторив формулировку Ленина, что право - это равное за равное, эквивалент, Стучка добавлял, что если в буржуазном праве эквивалент был договорный, то «революционная законность эквивалент понимает как преимущественно трудовой, основанный на плановых началах, поменьше - на договоре.
Создание сайтов Харьков
< предыдущая | следующая > |
---|