Евразийский Союз – прошлое или будущее «русского мира»?

Одно из наиболее ярких политических событий последних лет – это реализация давней инициативы по созданию нового интеграционного образования на постсоветском пространстве – Евразийского Союза, что стало ответом на процессы дезинтеграции, непрерывно идущие на нем вот уже два десятилетия, – с момента распада Советского Союза, который Святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл назвал «крушением Исторической России».

Насколько адекватным является этот ответ по отношению к вызовам современной эпохи? Будет ли экономическая интеграция стран, вошедших в Евразийский союз, заявленная в качестве первоочередной задачи, первым шагом к «собиранию» всего политического и духовного пространства «Исторической России»? Или наоборот, мы имеем дело только лишь с частичной реставрацией прошлого, неким «компромиссом с историей», неизбежным, потому что Россия – наследница Византийской империи, а в недавнем прошлом, – страна, предлагавшая свой мировоззренческий проект для всего мира, не может в одночасье стать «новым изданием» Московского княжества образца 1300 года, так как реакция общества, еще «не подготовленного» к такому превращению, будет весьма болезненной? Нельзя не обратить внимания и на то, что президент Казахстана Н. Назарбаев отметил по поводу создания Евразийского Союза, что «никакой «реставрации» или «реинкарнации» СССР нет и не будет. Это лишь фантомы прошлого, домыслы и спекуляции. И в этом наши взгляды с руководством России, Беларуси и других стран полностью совпадают».

Не является ли реализация идеи Евразийского Союза подменой смысла существования России, в обретении которого остро нуждается наша страна? И, наконец, если подмена смыслов имеет место быть, к чему она приведет: к восстановлению Православной цивилизации, в которой Россия призвана играть ведущую роль, или наоборот, к растворению нашей страны в бескрайних просторах Евразии, неизбежном при отсутствии у нее внятной идеологии и осознания необходимости оправдания смысла своего существования в мире.

В конечном итоге вопрос о Евразийском Союзе, – это вопрос будущего нашей страны, зависящий от ценностной основы, мировоззренческой платформы, которая станет фундаментом формирующейся общности, получившей в настоящее время название Евразийского Союза. Реализация каких же ценностей способна оправдать смысл существования России в мире? Тех, память о которых хранится в историческом сознании народа и благодаря которым стало возможным, вновь, спустя два десятилетия говорить если не о новом «собирании Руси», то по крайней мере об «интеграции евразийского пространства», ценностей, разделяемых абсолютным большинством людей на пространстве Исторической России, из-за чего за границей их всех обобщенно, и не без основания, до сих пор именуют «русскими».

Эти ценности, – мировоззренческие константы Русской Православной цивилизации были сформулированы в XIX столетии графом С.И. Уваровым в формуле: «Православие, самодержавие, народность». Указанные принципы сформировали русскую государственность, став неотъемлемой частью «образа Святой Руси», существовали они и в Российской империи, политическая элита которой находилась в духовном рабстве у запада, не исчезли они и Советской России, пережив трансформацию под влиянием коммунистической идеологии. Сущность преемственности мировоззренческих констант заключается в том, что «несущей конструкцией» русской мысли является идея о необходимости оправдания существования человека и государства.

Одна из составляющих указанной «триады» – это самодержавие, власть монарха, ограниченного в своих поступках только нравственным законом, основывающемся на религии. И московские великие князья, и русские цари и императоры были самодержавными монархами. В Советском Союзе над «некоронованными царями» коммунистической империи также стояли принципы «морального кодекса строителя коммунизма». В Советской России после революции 1917 года «роль» Церкви взяла на себя Коммунистическая партия, в то время как «обожествление» человека сделало невозможным восприятие обществом какой бы то ни было религиозной идеи в качестве «сверхмотивации» человеческих поступков. Такой сверхмотивацией стала коммунистическая идеология, которую А.Дж. Тойнби назвал «псевдорелигиозной ересью». То есть можно сделать вывод о том, что Историческая Россия в эпоху строительства коммунизма существовала не «благодаря», а «вопреки» господствующей идеологии, которая изначально была направлена на разрушение русской Традиции и ее мировоззренческих констант. Другой элемент «несущей конструкции русской государственности – это принцип соборности, названный С.И. Уваровым «народностью». Об этих терминах, по всей видимости, можно говорить как о синонимах. «В вопросах веры, – говорил А.С. Хомяков, – нет различия между ученым и невеждой, церковником и мирянином, мужчиной и женщиной, государем и подданным, рабовладельцем и рабом, где, когда это нужно, по усмотрению Божию, отрок получает дар видения, младенцу дается слово премудрости, ересь ученого епископа опровергается безграмотным пастухом, дабы все было едино в свободном единстве живой веры, которое есть проявление Духа Божия. Таков догмат, лежащий в глубине идеи собора». То есть соборность уравновешивает в человеке личное начало в соответствии с общими принципами организации социального бытия, она говорит о неразрывном единстве конечных целей индивидуальной и коллективной жизни. Через реализацию этих общих целей, общего нравственного идеала, нравственного еще и потому, что человек подчиняет этому идеалу свое «я», он получает оправдание своего существования в мире. Вместе с тем существование «критической массы» таких людей, реализация ими в своей жизни нравственного идеала способно оправдать и существование самого государства, всей цивилизации.

Основа «формулы» С.И. Уварова и связующее звено между двумя остальными элементами этой конструкции – самодержавием и соборностью, – это Православное христианство, заповеди которого если и не определяют, то по крайней мере во многом отражают жизненные принципы людей, живущих на огромных пространствах Европы и Азии, и которые сформировали идеологию государства, в значительной степени объединившего эти пространства. Однако, возникает закономерный вопрос: как можно говорить о Православии как о мировоззренческой, идеологической основе Евразийского союза, при том, что значительная часть населения стран, его составляющих, является мусульманами. Ответ на него дает не только многовековая история России, – страны, не знавшей до настоящего времени острых межконфессиональных конфликтов. Действительность ряда исламских стран современности также говорит о том, что межконфессиональный мир превращается из мечты в реальность в том случае, если государственный и общественный организм не поражен западным «вирусом» национальной и религиозной нетерпимости, а отношения людей не отравлены идеей конкуренции. И с этих позиций показателен пример Сирии, общество которой вне зависимости от национальной или религиозной принадлежности сплотилось перед угрозой внешней агрессии и разрушения страны. Вместе с тем в отношении России показательно то, что инициатором общественной дискуссии о «базисных ценностях» выступила Русская Православная Церковь, имеющая многочисленную паству не только в России, но и во всех государствах формирующегося Евразийского Союза.

Кроме того, только на основе религии все еще возможно объединение России пусть и в рамках межгосударственного союза с важнейшей частью некогда единого Русского мира – Украиной. И наоборот, распространение католичества и униатства неизбежно приведет к окончательному разделению исторических судеб двух стран, а само украинское государство – еще и к утрате политической самостоятельности и культурной самобытности, потому как существование т.н. «европейской Украины» оправдывается в глазах «гроссмейстеров» «Великой шахматной доски» лишь до того момента, пока ее связывают духовные узы с Россией. Вместе с разрывом этих уз реальностью станет вовсе не «европейская», а «польская» Украина. Особенно актуальным такое развитие событий представляется в свете дезинтеграции Европы и формирования в ней новых «центров силы», одним из которых в качестве противовеса Германии, и может стать Польша. В этом случае духовное рабство украинского общества по отношению к западу, «тенденциозное преклонение» перед ним (по словам О. Шпенглера) является залогом никак не абстрактного «европейского», а вполне реального «польского выбора» Украины. Кроме того, не стоит забывать и того, что, например, в советскую эпоху русофобские (как ни абсурдно это звучит по отношению к малороссам), «антимосковские» настроения в малороссийском обществе базировались не на отвержении всего русского, а на протесте населения против коммунистической идеологии, основными распространителями которой выступили как раз великороссы.

Для чего же еще, кроме политических целей (интеграция с Украиной) «нужно» Православие Евразийскому союзу? Зачем оно нужно «Пятой империи» (согласно терминологии А.А. Проханова), призванной вновь консолидировать духовное и политическое пространство Руси? Может быть, стоит поставить вопрос шире: а возможна ли вообще Россия без Православия? Возможна ли Россия – «московское княжество», а не евразийская империя, – носитель своего исторического, мировоззренческого, а главное, духовного проекта?

Ответ на этот вопрос связан с двумя моментами: Во-первых, исторический опыт России свидетельствует о том, что она формировалась как идеократическое государство – наследница Византийской империи. Основой русской государственно-правовой традиции, как и государственно-правовой традиции Византии стала концепция симфонии властей – идея о сотрудничестве, соработничестве Церкви и государства. Государство согласно этой концепции принимает христианство в качестве руководящей идеи, сверхценности, обретая смысл своего существования, а Церковь, в свою очередь, поддерживает государство, ставшее христианским, и возвышает свой голос в том случае, если власть отступает от самой же ей провозглашенных принципов. Общество получает критерий оценки легитимности власти – ее стремление к воплощению в жизнь идеалов христианства. Византийская империя является примером воплощения идеи христианского государства, власть котором в своих «высших ценностных ориентациях» руководствовалась религиозными заповедями. Об этом говорит Св. император Юстиниан в своей VI Новелле: «Есть два величайших блага, дары милости Всевышнего людям – священство и царство. Каждое из этих благ… установлено Богом, имеет свое собственное назначение. Но, исходя из одного и того же начала, оно и проявляется в единении, в совместной деятельности». И эта формула вовсе не была абстракцией. Императоры не только стремились «обустроить» Византию, но и «смотрели в корень проблемы», осуществляя христианские идеалы в своей политике, – как внешней, так и внутренней. Здесь нельзя не сослаться на Новеллу императора Романа I Лакапина (920-945 гг.), которая представляет собой исключительное явление между юридическими памятниками: «Есть люди, которые заботятся только о земных благах и временном благополучии, отказываясь, таким образом, от прав на небесные награды и забывая о Дне Судном. Такие люди… причина всех бедствий, отсюда происходят всяческие замешательства, отсюда великие и долгие страдания и многие стоны бедных. Но за бедных вступается сам Господь. Если же Сам Бог, возведший нас на царство, восстает на отмщение убогих, то как можем мы пренебречь своим долгом или вконец забыть о своей обязанности, когда именно от очей царских бедняк ждет себе здесь утешения…». В Новелле идет речь о защите крестьян против незаконных действий со стороны чиновников и аристократии, при этом у нарушителей отбирались захваченные ими земли. Грозный император Василий II Болгаробойца (976-1025 гг.) в 26-ой Новелле, изданной в 988 году, также подчеркивает: «…Не должны ли мы сами вступиться, обуздать сильных, поддержать бедных в принадлежащих им правах, которые злым образом бывают у них отнимаемы или похищаемы обманом». Согласно этой Новелле, если крестьянин предоставлял доказательства того, что он или его предки когда-либо ранее владели землей, которая была у них позже незаконно захвачена, то этот участок отбирался у прежнего владельца и безвозмездно возвращался ему.

Появление подобных законодательных памятников стало результатом особого понимания христианских законов в Византийской империи. Особый синтез Церкви и государства, как своеобразного «ядра» византизма, оказал многогранное влияние на все стороны жизни «империи ромеев». В качестве примера, иллюстрирующего его влияние, в частности, на формирование политических идей, можно привести «Завещание» императора Василия I (867-886 гг.), которое он адресовал своему наследнику: «…получив в удел царствование над прочими людьми, перед всеми ты должен первым выдаваться по добродетелям, ибо добродетель выше всякого сана; если ты по сану своему, будучи господином всех, становишься ниже других по добродетели, то по меньшему ты царь, но по лучшему не царь».

Для России важно сделать правильные выводы из византийского опыта. Причем это не просто опыт отдельно взятой страны, который просто может быть полезен. Россия стала частью Православного мира, христианство сформировало русскую культуру. Так, например, князь Владимир Мономах говорит на страницах своего «Поучения детям»: «Всего же более убогих не забывайте, но насколько можете по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не позволяйте сильным губить человека. Ни невинного ни преступного не убивайте и не велите никого убивать; хотя и будет достоин смерти, не губите никакой христианской души». Говоря о своей власти, он отмечает: «…для души своей имейте страх Божий в сердце своем и милость творя щедрую: ибо это начало всякого добра… научись… быть делателем благочестия… Избавьте обидимого, дайте суд сироте, оправдайте вдовицу». Русский князь на страницах своего «Поучения» говорит о том, что, следование христианским идеалам в повседневной жизни есть оправдание существования и человека и государства. Более того, когда цели государства находятся за пределами «видимого» мира, власть может в гораздо большей степени осмыслить происходящие событии и сформулировать долгосрочную программу действий.

На примере Византийской империи видно, что власть утрачивала свою «дееспособность» в те эпохи, когда стремилась следовать сиюминутным целям, какими бы благими они ни казались на первый взгляд. Такая ситуация, например, имела место в период заключения церковных уний с католическим западом с целью спасения гибнущего государства. Но власть добилась только того, что подданные отвернулись от империи, само существование которой только ради самого существования, оказалось им просто ненужным. Будущий Константинопольский патриарх Геннадий Схоларий, который в то время находился в уединенном монастыре, писал за 14 лет до падения столицы Византии: «О жалкие ромеи! Зачем вы сбились с праведного пути: удалились от надежды на Бога и стали надеяться на франков; вместе с городом, в котором все будет разрушено, отступили вы и от благочестия вашего?... Обратите, несчастные граждане, внимание: что делается? Вместе с пленом, который скоро настигнет нас, вы отступили и от отеческого предания и стали исповедовать нечестие. Горе вам, когда придет на вас суд Божий».

Во-вторых, говоря о Православии как мировоззренческом фундаменте Русского мира, стоит отметить, что любое общество является идеократическим, вне зависимости от того, какими идеями определяется его развитие, будь то идеи христианства или иные, например, либеральные идеи. Государство способно оправдать необходимость своего существования, только если «источник», к которому оно обращается, никак не связан с ним. В качестве такового может выступать Божественная Воля или воля человека. Человек, в свою очередь, не может существовать без нравственности, а, по словам Л.А. Тихомирова, «истолковывает и утверждает» нравственность именно религия.

О Евразийском союзе говорят прежде всего как об экономическом сообществе, не касаясь его мировоззренческой основы. Возможно, это происходит потому, что современное секулярное общество безрелигиозно, и даже стремится к антирелигиозности. Моральные основы в таком обществе неизбежно «размываются», исчезает само понятие «добра» и «зла» вследствие того, что воля человека превращается в единственный критерий их различения. Уровень нравственных требований, на которые ориентируется власть и которые предъявляет к ней общество, существенно снижается. Провозглашая права и свободы человека как высшую ценность, государство само же их и ограничивает, так как в обществе повышается роль нормативных регуляторов, что приводит к неизбежному ограничению прав человека, а, в свою очередь, значение моральных регуляторов существенно снижается.

Отсюда возникает:
– усиление контроля над обществом, и, одновременно, создание иллюзии полной свободы человека;
– формирование в обществе представления о том, что существующее положение – лучшее из всех возможных, а, главное, неизбежное;
– «переключение внимания» общества исключительно на материальные интересы, иначе говоря, – поддержка его моральной деградации, которая неизбежно ведет к необходимости усиления механизмов контроля. В итоге недостаточная саморегуляция общества приводит к «новому изданию» тоталитаризма, и не важно какого, – фашистского или либерального. И это – реальная картина современности.

Без религии нет нравственности, как нет сверхценности, которая формирует цивилизацию, а значит, нет и самой цивилизации, так как общество, государство и человек не могут обойтись без объяснения смысла и цели своего существования в мире. Д.М. Володихин говорит о «сверхценности» как о «невидимом внематериальном ядре», «наборе ключевых истин, которых придерживается социум… Сверхценность воспринимается цивилизацией как откровение. Она не может быть углублена, дополнена или модернизирована». Сверхценностью же Русской цивилизации является Православное христианство.

Причем идея христианской государственности вовсе не является некой альтернативой западному секуляризму, так как альтернатива всегда вторична. Вторична как раз секулярная идеология. Она существует за счет религии, не способна создать ничего нового, а наоборот, существует до тех пор, пока в обществе сохраняется влияние религиозного идеала.

Яркий пример идеологии, полностью освобожденной от влияния нравственных заповедей представляет собой концепция немецкого философа-анархиста Макса Штирнера. В своей работе «Единственный и его собственность», он обосновывает идею о «суверенной личности», которая независима от власти какого бы то ни было авторитета, утверждая, в частности, что «в основание своего дела я положил Ничто». Основная мысль немецкого философа, – это построение нового общества путем разрушения системы традиционных ценностей. Человека Штирнер называет «эгоист». Теоретик анархизма говорит, что хотя из себя он может сделать самое малое (удивительное признание для анархизма), но это малое является вместе с тем и самым лучшим: «Все и оно лучше, чем то, что позволило сделать из себя с помощью насилия других, с помощью дрессировки, религии, обычаев, законов, государства, и т.д.», «…задача не должна быть реализацией общечеловеческого, а удовлетворение самого себя. Я «сам» - мой род, я без норм, без законов, без образцов…».
Говоря о долге, он отмечает: «Люди таковы, какими они должны быть и какими могут быть. Чем они должны быть? Не более того, чем они могут быть, то есть тем, что в их власти, в их силах». Возникает закономерный вопрос: «Что же может связать «эгоистов» вместе (как ни парадоксально это звучит) в новом государстве»?

Такая идеология примечательна тем, что в ней человек превращается в некое «божество». И анархисты, в частности Макс Штирнер, прямо заявляли об этом, провозглашая нравственную безответственность человека. Ведь если человек – «божество», идеал, то зачем ему мораль, законы, правила? В современном мире наблюдаются схожие процессы, сфера прав и свобод человека все более расширяется, появляются новые виды «прав»: «право» на добровольный уход из жизни, «право» на убийство детей, именуемое «послеродовым абортом», «право» на неограниченное самовыражение, при котором попираются культурная традиция и религиозные чувства людей, «право» на «гуманитарную интервенцию» (если говорить о сфере международного права) – все это оправдывается идеей «прав человека». «Обществом эгоистов» исключительно сложно управлять, т.к. на первый план для такого человека выходит его собственный интерес. Вслед за усилением механизмов контроля над обществом возникает «новое издание» тоталитаризма, которое становится прямым следствием отрыва идеи прав человека от идеи его нравственной ответственности.

В «Декларации о правах и достоинстве человека», принятой Х Всемирным русским народным собором в 2006 году, отмечается: «Мы различаем две свободы: внутреннюю свободу от зла и свободу нравственного выбора. Свобода от зла является самоценной. Свобода же выбора приобретает ценность, а личность достоинство, когда человек выбирает добро. Наоборот, свобода выбора ведет к саморазрушению и наносит урон достоинству человека, когда тот избирает зло.

Права человека имеют основанием ценность личности и должны быть направлены на реализацию ее достоинства. Именно поэтому содержание прав человека не может быть не связано с нравственностью. Отрыв этих прав от нравственности означает их профанацию, ибо безнравственного достоинства не бывает».

Главная задача, стоящая перед Россией сейчас, это задача самосохранения, достижению которой служит стремление к интеграции со своими географическими соседями, долгое время бывшими частью Русского государства. Этой цели, вероятно, и призван служить Евразийский Союз. Однако, будущее нашей страны невозможно, если смысл существования самостоятельного российского государства не имеет своего оправдания. Если Россия принимает «идейный багаж» Запада, отдельно от стран Евразийского союза или вместе с ними, то она неизбежно должна раствориться в мире, так как «исторический проект Запада» лучше всего будут осуществлять и осуществляют именно западные страны. Правда, здесь возникает ряд вопросов. Например: «Смогут ли все страны мира достигнуть хотя бы теоретически уровня западного потребления – то к чему в основном в конечном итоге сводятся аргументы сторонников некоего единого «магистрального пути» всего мира»? На него можно ответить только отрицательно. Впрочем, это вопрос о критериях прогресса, и его стоит пока на некоторое время оставить в стороне. Нельзя также не отметить и возможность возникновения тенденции сокращения, вместе с сокращением природных ресурсов планеты и «круга избранных», которое будет происходить вслед за ростом уровня потребления, которое является основным условием сохранения западной «модели мира». А значит, вслед за идеей «золотого миллиарда» возможно и появление концепции «золотого миллиона» и т. д.

Но либеральный «прогресс» и на самом западе приводит к негативным явлениям, которые не остаются незамеченными для определенной части западного общества. Так, 31 августа 2010 года в Германии разгорелся громкий политический скандал, после того как Тило Саррацин – член правления Бундесбанка и известный немецкий политик, презентовал в Берлине свою книгу под названием: «Германия самоликвидируется», в которой озвучил свои идеи «о губительности демографической, социальной, миграционной и образовательной политики, на протяжении многих лет проводившейся руководством ФРГ, исходя из принципов либерализма». За выход этой книги Сарацин подвергся критике со стороны ряда политиков Германии и вынужден был покинуть состав правления Бундесбанка. Однако 17-го октября 2010 г. уже канцлер Германии Ангела Меркель признала неудачу попыток построить мультикультурное общество в этой стране: «Тому, кто по-немецки не говорит, мы не рады», – отметила канцлер, подчеркнув нежелание мигрантов принимать ценности германской культуры. Как сообщило новостное агентство DW-WORLD, – «с таким заявлением она выступила… на собрании молодежной организации Христианско-демократического союза (ХДС) в Потсдаме. О провале мультикультурной модели заявил и лидер Христианско-социального союза (ХСС), премьер-министр Баварии Хорст Зеехофер: «Мультикультурализм мертв», – провозгласил он. Ранее Зеехофер выступил с требованием ограничить иммиграцию в Германию выходцев из Турции и стран Ближнего Востока». То есть в рамках последовательного осуществления принципов либеральной государственно-правовой модели национальный вопрос оказался неразрешимым. По словам патриарха Московского и всея Руси Кирилла: «То, что сегодня происходит в мире, свидетельствует о том, что концепция мультикультурализма не оправдывает себя. Мира не достигается: то, что мы сегодня имеем в Западной Европе, свидетельствует об этом очень наглядно», – отметил патриарх Московский и всея Руси Кирилл на встрече с участниками Группы глобального лидерства Всемирного экономического форума 12 марта 2011 года в Москве. Он также отметил, что существует и совершенно иные примеры межцивилизационных отношений, в которых «каждый человек живет в соответствии со своими убеждениями, ему не предлагается модель, чуждая для него в культурном или философском смысле».

Каковы же эти убеждения в современной России? Они те же самые, что и несколько столетий назад. В современном российском обществе, по словам Л.А. Тихомирова, существуют «руководящие идеи», на которых должно строиться государство в России, на которых оно возникло и развивалось, и благодаря которым все еще держится до сих пор – это Православие, христианский идеал власти, – самодержавие и идея соборности, которую невозможно представить без социальной справедливости. Наконец, нельзя забывать и то, что основой русской государственности стала концепция симфонии властей.
Таким образом, рассуждая по поводу создания на пространстве «Русского мира» новой межгосударственной организации – Евразийского Союза, стоит отметить, что его существование, как и существование России, станет возможным только лишь в том случае, если странами, вошедшими в этот Союз, будет выдвинут свой собственный мировоззренческий проект, основанный на собственной традиции, который одновременно станет и результатом консенсуса о базисных ценностях, разделяемых абсолютным большинством граждан Союза. Наличие такого проекта будет означать, что не только у «Русского Мира», но и у всего восточнохристианского, Византийского цивилизационного пространства есть историческое будущее.

Евразийская интеграция

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 5 (60) 2013