Структура правосознания складывается из двух основных элементов: правовой психологии и право­вой идеологии. Самодеятельное творчество в первую очередь отражает правовую психологию, содержани­ем которой выступают чувства, эмоции, пережива­ния, настроения, стереотипы, возникающие у людей в связи с деятельностью государственных органов, су­ществующими юридическими нормами и практикой их реализации. Частушки, анекдоты, песни и стихи самодеятельных авторов ярко отражают психологиче­ские реакции как отдельных людей, так и социальных групп на различные юридические феномены. Значе­ние психологических реакций трудно переоценить, так как «невосприятие в психологии населения тех или иных запретов как реально упречных, а дозволе­ний - как социально оправданных ведёт, как правило, к серьёзным проблемам в реализации нового законо­дательства, порождает многочисленные трудности в деятельности правоохранительных органов».

Правовая идеология, представляя собой сово­купность юридических идей, теорий, взглядов, от­ражающих и оценивающих правовую реальность в концептуальном, систематизированном виде, на пер­вый взгляд, совершенно не связана с самодеятельным творчеством. Однако не забудем, что в советской дей­ствительности песни, частушки, стихи, даже анекдоты сочинялись и «под заказ», а газеты и журналы публи­ковали их в качестве образцов народного творчества. Поэтому не случайно в песенном творчестве тех лет, например, отразилось господство в большевистской идеологической концепции идеи насильственной мировой революции: «Мы коммунары, мы коммуна­ры, / Мы во всем мире зажжем пожары. / Их не поту­шит вражья сила, / Ей предназначена могила».

В творчестве коммунистов и комсомольцев явно идеализируемо отражена идея коммунистического будущего («Мы такую жизнь устроим - любо-дорого смотреть»). Впрочем, зачастую коммунисты и комсо­мольцы идеализировали и своё бытие. В этой связи типичен припев песни «Сельская коммуна»: «Наша жизнь так полна и богата, / И не нужно нам денег и злата. / Наша жизнь - это вихрь и движенье, / К идеа­лу она приближенье».

Ради справедливости надо сказать, что обыватели заметили некоторые положительные черты жизни в советский период. Например, одобрялись стремле­ния новой власти к культурным преобразованиям, особенно к ликвидации неграмотности: «Самогонку мил не пьёт. / В карты не играет. / К комсомольцам он идёт, / Книжки там читает».

У крестьян особую гордость вызывала сопри­частность к власти: «Раньше только я и знала, / Что у печки с помелом, / А теперь я в сельсовете / Управ­ляю всем селом».

Однако в целом образ власти был отражён боль­ше негативно, чем положительно. Нелицеприятные для властей сравнения советской действительности с дореволюционным прошлым («Хоть бы худенький царёк - пили б с сахаром чаёк») соседствовали с обид­ными прозвищами облечённых властью («черти», «дьяволы», «болтуны»). Иногда напрямую давались крайне негативные оценки деятельности коммуни­стов: «Выходили на дорогу - спекулянтов грабили», «Через вас ... люди стали страшные», «У тебя, у ком­сомольца, изба развалёная».

Работа в сельсовете ассоциировалась у населения с канцелярщиной, бюрократизмом: «Мой залётка - комсомол, / В сельсовете за столом, / Перед ним бу­маги много / И чернильница с пером».

Быстро была осознана сущность советских вы­боров. В одном из анекдотов их первыми предше­ственниками названы библейские события, когда Бог создал Еву из ребра Адама и сказал: «Выбирай себе жену».⁶

Снисходительное отношение к запугиваниям милицией («сами пьют», «наши люди», «откупимся» и т. п.) отразилось и в частушках: «Бей, товарищ, без разбору, / А я дверь буду ломать. / Вся милиция зна­кома, / И тюрьма - родная мать»; «Самогонщик нам попался, / Мы его в милицию - / Откупился самогон­щик / Маслицем и ржицею».⁷

Множество частушек связано с темой призыва в Красную Армию. Во-первых, в силу важности собы­тия в жизни любого российского юноши. Во-вторых, в силу того, что призыву обычно сопутствовали на­родные гулянья. В этих частушках зафиксировано, с одной стороны, понимание важности армии для го­сударства. С другой стороны, народ чутко уловил ис­пользование армии в политических интересах. «Со­брана моя котомка / И на столике лежит. / Ты не плачь, родная мама, / За Совет иду служить»; «В солдатушки, ребятушки, / С охотою пойдём. / За Советскую власть, ребятушки, / Горячу кровь прольём»; «Полно, полно послужили / Николаю вшивому, / А теперь пойдём служить / Ленину плешивому».⁸

«Военный коммунизм», отложившийся в мас­совом сознании как «время невероятных лишений и испытаний», обусловил эскалацию социально­правового негативизма и кризис ментальной леги­тимности власти. 17 января 1920 года К.И.Чуковский записал в свой дневник частушку, услышанную от 9-летнего сына: «Нету хлеба, нет муки, / Не дают большевики. / Нету хлеба, нету масла, / Электриче­ство погасло».

Показательна связь в общественном сознании плохого социально-экономического положения с де­ятельностью продотрядов: «Хлеба нынче уродились, / Отчего ж как хороши! / Продотрядчики явились - / Нам оставили шиши».

Недоступная роскошь магазинных витрин при нэпе, наглость и самодовольство нэпмановских ну­воришей также больно задевали студентов, молодых рабочих и служащих. Крестьяне не могли понять, по­чему при рабоче-крестьянской власти некоторые из них вынуждены батрачить. Озлобление против бо­гачей рождало романтизацию гражданской войны, оправдание насилия против новых эксплуататоров: «Не затем у врага / Лили кровь по дешёвке, / Чтоб несли жемчуга / Руки каждой торговки...»; «Я любо­му богачу / Нос и рыло сворочу. / Сворочу и нос, и рыло, / И скажу, что так и было»; «Угнетателям бога­тым / Надо голову снести, / Чтобы вновь чертям рога­тым / На беду не вырасти».

Нэпманы в массовом сознании были запечатле­ны как прожигатели жизни, предающиеся пьяным кутежам и разврату. Приметами времени стали ка­рикатуры, изображающие жирных нэпманов за сто­лами с обильной едой и выпивкой: «Хорошо!.. Душе отрадно!.. / Сердце дремлет... Сердце спит... / Только грубо и нескладно / НЭП за рюмочкой сопит...».

Как неприкрытой злобой, так и вседозволенно­стью по отношению к идеологическому противнику пронизаны антирелигиозные частушки 1920-х годов («Запрягу я попа в дрожки, / А поповну в тарантас», «Из попа мы в полчаса / Приготовим мощи»).) Не менее показательна «Комсомольская песня», припев которой гласил: «Смело к труду пойдём, / Творить со­веты, / И здорово побьём, / Кто не за это». В песне есть и созидательное содержание: «Слушайте, парни, / За дело беритесь. / С разрухой народной / Вы смело боритесь». Но в основном эксплуатируется «образ врага» («Теперь же, при нэпе, / Крепче держись», «Врагов у нас многих / Теперь уж не стало»). Сво­бода нередко воспринималась как вседозволенность, как торжество классовой борьбы: «Без царя, без госу­даря / На свободе мы живём; / Всех буржуев переко­лем, / Всех буржуев перебьём».

Девальвация ценности человеческой жизни, про­изошедшая за годы революции и гражданской войны, заложила серьёзный фундамент для криминализации общества. Продолжением революции иными сред­ствами для некоторых стало хулиганство. С его по­мощью реализовывались не только личные амбиции, но и весьма искажённые представления о социальной справедливости. Неотъемлемым элементом народ­ной культуры стала хулиганская частушка. Например: «Я опять, милашка, пьяный / Начинаю баловать, / Из кармана финский ножек / Начинаю доставать». На городских молодёжных вечеринках распевался «Мор- добойный гимн», состоящий почти из одних глаголов типа «смазать», «садануть», «заехать» и т. п.

На первых порах хулиганство не вызывало особо­го беспокойства у органов советской власти. Наобо­рот, господствовала теория о «социальной близости» хулигана. Отсюда - мягкость в борьбе с хулиганством, которую подметили и сами хулиганствующие: «Ты ломай, товарищ, окна, / А я буду косяки. / Нас мили­ция не судит / За такие пустяки»; «Ребятишки, режь­те, бейте, / Нонче лёгкие суда: / Семерых зарезал я - / Отсидел четыре дня».

Когда же во второй половине 1920-х годов ми­лиция развернула настоящую войну с хулиганством, хулиганы отреагировали частушкой: «Революция была - / Нам же воли не дала. / Была у нас полиция, / Вдвойне строга милиция». Всё больше осознавалась неотвратимость наказания: «Ах, отец, отец, отец, / Что ты тужишь обо мне? / Всё равно придётся мне / Сидеть в каменной тюрьме».

Неудачи власти в борьбе с хулиганством во мно­гом объяснялись распространением пьянства. В усло­виях действия «сухого закона» деревню буквально захлестнуло самогоноварение: «Хороша наша дерев­ня, / Много в ней людей живёт: / В будни гонят само­гонку, / В праздник редко кто не пьёт». Причём по­пытки борьбы с пьянством как с классовым явлением были также отражены в народном творчестве: «Са­могон - как водка светел, / Сахарное качество, / Ока­залось в сельсовете / Местное кулачество».

В реальности всё более укоренялось пьянство и среди самих коммунистов и комсомольцев. В наро­де бутылку в 0,1 литра стали именовать «пионером», 0,2 литра - «комсомольцем», 0,5 литра - «партийцем». Меры по борьбе с пьянством в коммунистических ря­дах воспринимались с нескрываемой иронией: «За­рекались комсомольцы / Вино пить, табак курить; / Скорей курица отелится, / Да что там говорить».

Отмена «сухого закона» и начало производства «рыковки» были отражены в общественном сознании «узакониванием» пьянства: «Мы того побить хотели, / Кто нас пьяницей назвал, / За свои мы деньги пили, / Нам никто не покупал».

Неоднозначно трактовался населением переход к сплошной коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества как класса. Народное творче­ство отразило как поддержку коллективизации бед­нейшими слоями сельского населения, стремление некоторых поживиться за счет чужих, так и сочув­ствие жертвам репрессивной политики. В некоторых частушках чувствуется, что народ воспринял процесс коллективизации не так однобоко, как подавала это официальная пропаганда. «Вишь, кулак, да в новой шкуре / Скромно просится в колхоз, / Рубашёнка вся худая... / Притворился кровосос». «Советская власть - / Она не бьёт, не ранит. / Кто в кулацкий дом зайдёт, / Сам хозяин станет». «Ой, колхозы! Ой, колхозы! / Что вы понаделали? / Из кулацких, из домов / Тротуары сделали». «Вы за что меня сослали? / Не кулацка дочь была. / С кулаками на собранье / Агитацию вела».

В своих воспоминаниях И.И.Уксусов рассказы­вал, что 15 лет получил за анекдот: «Ленин Сталина спросил, чем людей ты накормил? А Сталин сказал: «Землёй, которую вы отдали им».

Для многих людей старших поколений траге­дией стало крушение привычных моральных норм и правил поведения, сопряжённое с конфликтом с молодёжью, более восприимчивой ко всему новому, но далеко не всегда положительному. Для них оскор­бительно звучала, например, такая частушка: «А мы сами пионеры, / Сами председатели! / Не боимся ни­кого: / Ни отца, ни матери!»

Свидетелем раскола общества, прошедшего сер­пом через многие и многие семьи, является и следую­щая частушка: «Говорят не пустяки / Громкоговорите­ли. / Не протяну за вас руки, / Ни за что, родители».

Коммунистическая молодёжь приветствовала от­ход от традиций патриархальной семьи, упрощение процедуры развода: «Советская власть - / Мужа не бо- юся. / Если плохо будет жить - / Возьму разойдуся».

Крестьянство и многих горожан старших поко­лений, как правило, это раздражало. Было сложено множество частушек по поводу невенчанных бра­ков. В Липецком уезде, например, крестьяне пели: «Ах, какие пошли нравы - / В церкви не венчаться, / За столом одним пером / Только расписаться». Большое распространение получил еще более от­кровенный напев: «Ноне лёгкая женитьба, / Со со­ветским листом. / Называли это раньше - / Под ракитовым кустом». Подметило народное творче­ство и антирелигиозную направленность коммуни­стических браков: «Коммуниста полюбила, / Сра­зу изменилась, / Все иконы порубила, / Ни разу не молилась». Причем чувствовалось острое неприятие антирелигиозности коммунистов и комсомольцев: «Коммуниста любить - / Дело не годится: / Нужно крестик не носить, / Богу не молиться». «Испугалась до смерти / Нонче маменька моя - / Я пришла да ей ска­зала: / «Комсомолкой стала я».

«Массовый атеизм» 1920-х годов во многом вне­дрялся по аналогии с христианизацией Руси, когда на местах языческих святилищ ставились христианские церкви, а языческие заговоры заменялись христиан­скими. Советские безбожники пытались заменить церкви избами-читальнями, христианские имена - коммунистическими, крестины - октябринами и т. п. То, что стало очевидным сегодня, оказывается, осо­знавали и современники, видевшие в деятельности безбожников религиозные черты. Симптоматична частушка, появившаяся в селе Раево в период пере­хода к коллективизации. В местной комсомольской ячейке распространяли портреты Ленина, что и было отмечено народным творчеством: «Комсомоль­цы - лодыри / Своего - Бога продали. / Стали денег набирать, / Себе трактор покупать».

«Посредством секулярной идеологии формиро­валось первое поколение советских людей, которое уже не надеялось исключительно на сверхъестествен­ные силы, - справедливо пишет А.Ю.Рожков, - Правда, в общественном обиходе «вакантное» место Всевышнего довольно быстро занял «коллективный» Бог в совокупном лице сельсовета, собеса, райкома, исполкома, всесоюзного старосты и генсека».  Из марксизма-ленинизма большевистская власть сама делала новую религию, вернее, квазирелигию. Неза­бываемым примером формирования нового культа в общественном сознании, подметившим сущность советской системы политического контроля, явля­ется сценарий игры для детей младшего школьного возраста «Ленин», сохранившийся в архивном фонде Тамбовского губернского комитета комсомола.

Согласно сценарию все играющие дети становят­ся в круг, беря друг друга за руки. Все вместе поют: «Ходит он, наш Ильич дорогой, / Ходит он, по совет­ской стране, / По советской стране, / По стране тру­довой. / Смотрит он, он взад и вперед, / Смотрит он, как рабочий идёт, / Молотом звонко бьёт, / Молотом звонко бьёт, / Ходит он, ходит с целью одной, / Ищет по стране по родной / Врагов власти трудовой, / Вра­гов власти трудовой». Далее сценарий отражает эта­пы борьбы с «врагами народа», ставшие в отечествен­ной истории реальными. На первом этапе: «Видит он: стоит толстый буржуй, / Видит он: стоит толстый буржуй, / Стоит толстый буржуй, / Туполобый обал­дуй». Ходящий по кругу в этот момент указывает на одного («любого») из стоящих в кругу, и тот идёт за ним и ходит также по кругу. Все продолжают петь: «Видит он длинногривого попа, / Видит он длинно­гривого попа, / Длинногривого попа, / Кровососного клопа. (Идёт следующий) / Вот увидел он деревен­ского кулака, / Деревенского кулака, мирового пау­ка. (Идёт следующий) / Вот увидел он папиросника мальца, / Папиросника мальца - хулигана огольца. (Идёт следующий)». Пройдя круг, «Ленин» впереди всех останавливается и оборачивается. Все поют: «Ты буржуй, буржуй, скачи, / Длинный нос ты получи». Все наставляют нос, и «буржуй» уходит в круг. Долго не выпускают его из круга, наставляя носы. «А ты, отче, нам пока / Оторви-ка трепока. (Второй уходит в круг с плясом) / Ты в подвал пошёл, кулак, / Ведь в почёте-то бедняк. (Уходит третий, согнувшись) / Ты же, папиросник, не зевай, / Скорей к нам в школу по­ступай. (Уходит четвёртый)». «Ленин» ходит по кругу один, поёт: «Комсомолец ты - / В помощь мне иди. / Трудовую Русь, / Как свой глаз, блюди». Далее испол­няющий роль Ленина указывал на одного из стоящих в кругу, и тот, выходя в круг, занимал его место. Игра начиналась снова.

К сожалению, в реальной жизни на очередной волне борьбы с новыми и новыми «врагами народа» тоже появился «новый Ленин», для укрепления сво­ей власти кому дававший «трепака», кому говорив­ший «в подвал пошел». Хорошо хоть, что при этом применялся не только кнут, но и пряник («Скорей к нам в школу поступай»).

Имя Ленина стало священным орудием в теку­щей политической борьбе. Лучше всех этим ору­дием воспользовался И.В.Сталин, создавший в ходе внутрипартийной борьбы на основе мифа о защите ленинизма от врагов культ собственной личности. Культ Ленина, таким образом, стал инструментом в формировании культа Сталина. Очень верно заме­тил на VII съезде ВЛКСМ Иван Каталынов, что «пси­хология такая создаётся: ты за кого? Сталинец или не сталинец? Если не сталинец - жми, дави, загоняй дальше, даже так, чтобы не пикнуть».

Общественные ожидания от власти, персони­фицированной в новом вожде, тем не менее, зафик­сированы в частушках весьма противоречиво. По- прежнему находились те, кто без иллюзий смотрел на деятельность коммунистических лидеров: «Ленин музыку играет, / Сталин пляшет трепака. / Развалили всю Россию / Два «веселых» ...»; «Когда Ленин уми­рал, / Сталину наказывал: / «Много хлеба не давай, / Мясо не показывай».

Даже в траурные дни 1924 года нашлось немало тех, кто вопреки официальной пропаганде оценивал деятельность В.И.Ленина отрицательно. Распрост­ранялись антиленинские частушки и анекдоты. Не­редко в народе осуждался странный ритуал похорон. Он стал даже темой сказок и легенд. Можно было увидеть метафорическое пожелание обезглавлива­ния Ленина, параллель между совершённым Лени­ным и воровством. В одном из анекдотов, например, говорилось, что в Петербурге воры, дочиста ограбив ювелирный магазин, оставили записку: «Ленин умер, но дело его живёт».

Впрочем, к концу 1920-х годов Ленин в фолькло­ре - исторический персонаж, который мало связан с образом современной власти. Её олицетворением, несмотря на отсутствие важнейших государственных должностей, стал Сталин. В анекдотах проявилась большая нетерпимость к власти, иронию заменила злость, использовалась более жёсткая лексика. Пока­зателен в этой связи анекдот, записанный московским учителем истории И.И.Шитцем в дневнике 7 марта 1928 года. На вопрос «Кто первый химик в Союзе?» следовал ответ: «Сталин, ибо он один из г... делает государственных людей и государственных людей превращает в г...». Несмотря на ускоренное форми­рование культовой идеологии, а вслед за ней и куль­товой психологии, в обществе всегда находились те, кто хотя бы в форме шутки выражал протест против грубого насаждения культа вождей. В анекдоте кон­ца 1920-х годов любовник, которого застал врасплох неожиданно вернувшийся муж, сумел избежать рас­правы благодаря фразе жены: «Не смей его бить! Он живого Ленина видел!».

Таким образом, в зеркале самодеятельного твор­чества 1920-х годов общественное правосознание от­разилось весьма противоречиво. В этой связи нелиш­не будет процитировать еще одно стихотворение. На этот раз - принадлежащее перу недоучившегося юриста, поэта XIX века Б.Н.Алмазова: «По причи­нам органическим / Мы совсем не снабжены / Ясным смыслом юридическим - / Сим исчадьем сатаны. / Широки натуры русские: / Нашей правды идеал / Не влезает в формы узкие / Юридических начал...».

Тем не менее, самодеятельное творчество 1920-х годов еще раз напоминает, что общественное неповиновение может стереть любые правовые уста­новления. Причём в отечественных условиях это неповиновение выражается не столько в форме от­крытого протеста, сколько в упорном отстаивании традиционных представлений о добре, зле, справед­ливости, долге, чести, совести, достоинстве.

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 11 (18) 2009

поющие игрушки
Интернет-магазин «Эгидус» предлагает высокотехнологичные мягкие танцующие и поющие игрушки. Такую игрушку можно подарить уже двухлетнему малышу, поскольку все они совершенно безопасны для здоровья – при их изготовлении используются сертифицированные материалы, не вызывающие аллергии. Игрушечные зверушки, умеющие издавать звуки и двигаться, научат ребенка общаться с живыми домашними любимцами, ухаживать за ними, уделять им внимание.