Одним из наиболее спорных вопросов права международной безопасности в части применения силы является проблема правомерности гуманитарной интервенции. Дискуссия, породившая значительное количество сторонников и противников, сводится, в итоге, к соотношению односторонних действий государств (или их групп), направленных на защиту прав человека от массовых и грубых нарушений, и норм международного права, в первую очередь, закрепленных в Уставе ООН.

Исследование заявленной проблемы необходимо начать с определения гуманитарной интервенции, а также ее отграничения от схожих действий, которые хоть и имеют в своей основе некие гуманитарные начала, гуманитарной интервенцией при этом не являются.

В рамках настоящей работы под гуманитарной интервенцией понимается право любого государства или государств на применение вооруженной силы на территории другого государства без его согласия и в отсутствие соответствующего решения Совета Безопасности ООН (далее - СБ ООН) (равно как и в случае его бездействия) исключительно в целях пресечения массовых и грубых нарушений прав человека. За некоторыми исключениями такое определение является наиболее общим в господствующей правовой доктрине.

Адвокат по налоговым спорам – это арбитражный адвокат, занимающийся налоговыми спорами. Для защиты прав заказчиков услуги по налоговым спорам, связанным с подачей возражений на акт и обжалованием решений налоговых органов.

Что же следует отличать от гуманитарной интервенции? Прежде всего, гуманитарную интервенцию нельзя смешивать с правом на самооборону. Во-первых, в соответствии со ст. 51 Устава ООН для реализации этого права необходим факт вооруженного нападения на государство; во-вторых, указанное право по-является лишь у пострадавшего государства ; в-третьих, самооборона направлена на обеспечение безопасности, в первую очередь, пострадавшего государства, а не прав человека в государстве, совершившем вооруженное нападение. К понятию самообороны относятся также действия государств, связанные с применением силы в целях защиты собственных граждан за рубежом (данный подход заключается в следующем: население (в данном случае граждане) – это главная составляющая часть государства, а, значит, насилие в отношении населения – нападение на государство). Такую точку зрения разделяет и доктрина, и практика . Цель же гуманитарной интервенции в сравнении с самообороной в данном аспекте значительно шире: она касается ситуации, представляющей опасность не только для граждан какого-то одного иностранного государства, а для всего населения «проблемного» государства. К самообороне (правда, с позиции национально-го права) близки и односторонние действия государств по уничтожению террористических баз на территории другого государства без согласия последнего.

Гуманитарную интервенцию следует отличать от действий, осуществляемых на основании решений международных организаций, в первую очередь, ООН. Несмотря на гуманитарный характер таких действий они являются «превентивными или принудительными мерами», закрепленными Уставом ООН  (ст. 5, 42, 50); Устав не называет эти действия «гуманитарной интервенцией» (доктрина гуманитарной интервенции появилась задолго до учреждения ООН, однако в своих решениях СБ ООН ни разу не воспользовался данной формулировкой). Помимо терминологических различий, необходимым условием является наличие решения СБ ООН (что же касается миротворческих операций ООН, то они всегда предпринимаются с согласия «проблемного» государства ). В свою очередь, гуманитарная интервенция такого решения (как и согласия) не предполагает, поскольку, во-первых, принятие решения представляет собой длительный процесс и, во-вторых, может быть принято отрицательное решение или не принято вовсе. Подобные варианты де-лают саму идею гуманитарной интервенции бессмысленной. Более того, при наличии соответствующего решения СБ ООН можно было бы говорить о двух видах гуманитарной интервенции: правомерной (по решению СБ ООН) и неправомерной (без такового), что не находит сегодня подтверждения ни в доктрине, ни в практике. Существует также мнение, что несмотря на потенциально гуманитарный характер действий от имени ООН, они осуществляются, в первую очередь, с целью поддержания и/или восстановления между-народного мира и безопасности, что не может являться составной частью доктрины гуманитарной интервенции . И хотя массовое и грубое нарушение прав человека может представлять угрозу международному миру и безопасности, реализацию конкретных мер предваряет определение СБ ООН о существовании угрозы или нарушения мира. Вышесказанное относится и к региональным организациям, вдобавок их учредительные договоры предусматривают строгое соответствие деятельности положениям Устава ООН, а значит, необходимость получения полномочий от СБ ООН на проведение подобных операций.

Не является гуманитарной интервенцией приглашение государством иностранных вооруженных сил (как и согласие с подобным предложением, поступившим со стороны других государств) как конкретного государства или государств, так и в результате обращения к международному сообществу. В данном случае речь идет об иностранной помощи , где нет нарушения суверенитета, территориальной целостности и политической независимости государства , возможно даже предварительное заключение соответствующего международного договора, предусматривающего участие вооруженных сил при наступлении определенных событий. Применительно к гуманитарной интервенции следует учитывать несколько моментов: 1) маловероятно, что правительство, совершающее массовые и грубые нарушения прав человека, решится при-гласить кого-либо извне, а уж тем более привлечь другое государство к таким преступлениям; 2) такое приглашение или согласие может исходить от незаконного правительства (организации, движения ) или правительства, которое лишилось контроля над территорией и поддержки со стороны населения (правительство М. Каддафи в 2011 г.); 3) причиной приглашения могут служить вовсе не гуманитарные цели ; 4) сам факт необходимости получения согласия или приглашения (в том числе со стороны государства-нарушителя) может стать основным препятствием для реализации целей гуманитарной интервенции. Существует точка зрения, что для гуманитарной интервенции вовсе не обязателен элемент вторжения в государство – могут быть задействованы иностранные вооруженные контингенты, расположенные на постоянной или временной основе в соответствующем государстве.

К гуманитарной интервенции не следует относить действия без применения вооруженной силы. Во-первых, такие действия, принимаются, как правило, на основании решения СБ ООН (меры, не связанные с использованием вооруженных сил -ст. 41 Устава ООН), что было рассмотрено выше. Во-вторых, эффективность влияния данных мер на пресечение массовых и грубых нарушений прав человека, а также практика пресечения таких нарушений исключительно мирными средствами, как показывают последние события в Северной Африке и на Ближнем Востоке, представляется сомнительной (иными словами, невоенная гуманитарная интервенция бесперспективна). В-третьих, осуществление невоенных мер можно проводить и вне территории «проблемного» государства, нет необходимости в непосредственном присутствии на этой территории.

По мнению автора, при исследовании доктрины гуманитарной интервенции следует избегать употребления терминов «гуманитарная катастрофа» , «гуманитарный кризис»  (т.е. применение вооруженной силы в целях предотвращения гуманитарной катастрофы/кризиса). Дело в том, что подобные формулировки могут охватывать не только массовые и грубые нарушения прав человека, но и ситуации, возникшие в результате стихийных бедствий (землетрясение, наводнение, засуха), голода, эпидемий и проч. В таких условиях вряд ли пострадавшее государство откажется от получения гуманитарной помощи или помощи в ликвидации неблагоприятных последствий (чем и ограничивается цель гуманитарной помощи). Разумеется, в данном случае нет никакой необходимости прибегать к использованию вооруженной силы.

Наконец, нельзя рассматривать в качестве гуманитарной интервенции действия, совершаемые в отсутствие массовых и грубых нарушений прав человека, а значит, несовместимые с исследуемой доктриной. Так, не может считаться гуманитарной интервенцией принуждение к миру, миролюбию, установлению стабильности, разоружению, нераспространению оружия массового уничтожения, к достойной жизни , ликвидация диктаторских режимов, пресечение терроризма , восстановление демократии.

На основании изложенного выделяются 2 ситуации, когда речь может идти о гуманитарной интервенции: 1) государство совершает массовые и грубые нарушения прав человека (Камбоджа времен правления красных кхмеров, Ливия в 2011 г.); 2) государство находится в состоянии гражданской войны, правительство не контролирует свою территорию и не способно повлиять на ситуацию (Либерия в период гражданских войн 1989-2003 гг., Сомали, Судан, Руанда в 1990-е гг.).

Международно-правовой анализ концепции гуманитарной интервенции разделил научное сообщество на сторонников и противников концепции, причем как у одних, так и у других имеется сложившийся ряд тезисов, последовательно обосновывающих каждую позицию.

В основе позиции сторонников гуманитарной интервенции лежит постулат о том, что вопросы обеспечения и защиты прав и основных свобод человека не являются исключительно внутренним делом государства. Это вытекает, в частности, из необходимости неукоснительного соблюдения Устава ООН (речь идет о преамбуле, п.3 ст.1, ст.ст. 55–56 и др.), положений Всеобщей декларации прав человека 1948 г., Хельсинского Заключительного акта 1975 г. и многих других документов, обязывающих государства гарантировать права человека (концепция универсальности прав человека). Поскольку данные вопросы не относятся к исключительно внутренней компетенции, то гуманитарная интервенция со стороны другого государства или группы государств является способом решения дела, которое входит в их компетенцию . Значительное влияние на развитие данной концепции оказала Конференция СБСЕ по человеческому измерению 1989-1991 гг. Более того, как показывает практика, сами государства, являющиеся объектом критики, предпочитают не ссылаться на принцип невмешательства, а давать разъяснения по существу.

Концепция универсальности прав человека дополняется концепцией ограниченного государственно-го суверенитета, суть которой заключается в том, что на государстве в силу суверенитета лежит ответственность по защите и обеспечению прав и основных свобод человека и гражданина. Если государство не выполняет эту обязанность, международное сообщество вправе вмешаться . В свою очередь, такой подход обуславливает приоритет принципа уважения прав человека и основных свобод перед принципами уважения суверенитета государства и невмешательства во внутренние дела . Отчасти, это может быть оправдано тем, что государства способны злоупотреблять правом суверенитета, прикрывая, таким образом, массовые и грубые нарушения прав человека . В таком случае применение силы в целях спасения людей не может считаться применением силы против государства, его политической независимости и территориальной целостности, поскольку независимость государства – это свобода выбирать путь политического, экономического, социального и культурного развития, но массовое нарушение прав человека не может быть право-мерным выбором государства ; «речь не идет о посягательстве на принцип государственного суверенитета, поскольку права человека и его жизнь в первую очередь находятся под защитой международного права» . Более того, гуманитарная интервенция не преследует цели посягательства на территориальную целостность и политическую независимость государств, т.е. на незаконные цели применения силы согласно Уставу ООН, а значит, гуманитарная интервенция соответствует целям ООН . Соблюдение прав человека является од-ной из основных обязанностей государственной власти, в случае ее невыполнения государство само нарушает свой суверенитет, соответственно, гуманитарная интервенция не может нарушить суверенитет, а способ-на только его восстановить.

Принимая во внимание тот факт, что коллективные усилия государств по предотвращению массовых и грубых нарушений прав человека более эффективны, чем односторонние действия государств, сторонники гуманитарной интервенции отдают предпочтение действиям в рамках международных организаций  и, прежде всего, ООН. Однако частое бездействие ООН (в основном, в лице СБ ООН из-за сложной процедуры принятия решений) вызывает к жизни необходимость действовать помимо нее. Здесь и появляется пра-во на гуманитарную интервенцию, как право, которое заполняет пробел, возникающий вследствие бездействия ООН ; в такой ситуации международное сообщество не может остаться в стороне и решение о применении силы может быть принято самостоятельно государством, группой государств или региональной организацией . Более того, существует точка зрения, что на СБ ООН лежит только главная, но не исключи-тельная ответственность за поддержание международного мира и безопасности. Это значит, что ее несут и члены ООН, которые в случае непринятия СБ ООН решения вправе действовать самостоятельно.

Нередко сторонники гуманитарной интервенции обосновывают ее правомерность ссылками на имевшие место случаи применения силы в обход Устава ООН (например, вмешательство Индии во внутренний конфликт в Восточном Пакистане в 1971 г., свержение вооруженными силами Танзании режима Иди Амина в Уганде в 1978 г., ввод вьетнамских войск в Камбоджу в конце 1978 г., положивший конец режиму Пол Пота и др. ). Помимо положительных результатов (прекращение гражданской войны, пресечение массовых убийств мирного населения) подобные действия, по мнению ученых, привели к формированию норм обычного международного права, существующих параллельно с Уставом ООН и предназначенных для регулирования ситуаций, которые не предусмотрены и не регулируются Уставом ООН . Существует также мнение, что в силу сложившейся практики обращения к гуманитарной интервенции обычной практикой стало и нарушение нормы Устава ООН о неприменении силы.

Встречаются среди сторонников гуманитарной интервенции и вовсе радикальные точки зрения: так, по мнению К. Аннана, «активное участие гражданских слоев населения и нажим отдельных личностей на правительства помогут постепенно отказаться от незыблемости принципа государственного суверенитета» в пользу признания на гуманитарное вмешательство, а директор Стокгольмского института исследований проблем мира (SIPRI) А. Ротфельд заявил, что «сегодня мы подходим к такому рубежу: когда война будет запрещена: а вмешательство во внутренние дела станет допустимым» . Крайность указанных позиций заключается в том, что вмешательство во внутренние дела допускается как таковое, в то время как гуманитарная интервенция должна преследовать четко определенные цели.

Главный постулат противников концепции гуманитарной интервенции сводится к ее противоречию основополагающим принципам международного права: неприменение силы, уважение государственного суверенитета, невмешательство во внутренние дела, мирное разрешение международных споров . Как от-метил Международный Суд ООН, применение силы не может быть приемлемым методом контроля и обеспечения уважения прав человека . Защита прав человека должна осуществляться посредством между-народных механизмов, коллективных действий государств; отдельные государства не должны наделяться правом применять вооруженную силу в таких ситуациях . Что же касается концепции универсальности прав человека, ее приоритета перед другими принципами международного права, как и обычно-правового характера гуманитарной интервенции, то эти тезисы не находят подтверждения ни в международном праве, ни в практике.

Гуманитарная интервенция, по мнению ее противников, идет вразрез с Уставом ООН, который закрепляет наиболее эффективный международный механизм обеспечения и защиты прав человека, а имен-но: применение силы в случае массовых и грубых нарушений прав человека допустимо исключительно на основании решения СБ ООН . В основе этого механизма заложен принцип единогласия постоянных членов СБ ООН, «наиболее сильных в экономическом и военном отношении государств, от которых в первую очередь зависела судьба мира, при решении вопросов, связанных с поддержанием или восстановлением международного мира и безопасности. Если между постоянными членами СБ ООН возникают разногласия, особенно в вопросе о том, применять или не применять принудительные меры, лучше, чтобы не было принято никакого решения, чем принять провоцирующее обострение таких разногласий решение» . Более того, непринятие решения о применении силы – это не бездействие, а выражение позиции СБ ООН, который не должен «штамповать» резолюции, разрешающие применение силы как только это покажется необходимым какому-либо государству или группе государств . Отсюда возникает, как минимум, два вопроса: 1) как СБ ООН может нести главную ответственность по поддержанию международного мира и безопасности, если, по сути, она сводится к обеспечению безопасности лишь его постоянных членов? 2) каким образом бездействие СБ ООН как позиция может предотвратить массовые и грубые нарушения прав человека в каком-либо государстве и обеспечить поддержание международного мира и безопасности?

Другим обоснованием вышеуказанного принципа единогласия является тезис о том, что внешнепо-литические и разведывательные службы постоянных членов СБ ООН наиболее квалифицированы и осведомлены о причинах, виновниках и всех обстоятельствах того или иного кризиса. Вследствие этих причин у международного сообщества будет уверенность как в точности информации о происходящем кризисе и необходимости мер, так и о том, что отдельные государства или группы государств не будут преследовать при этом иные, отнюдь не «гуманитарные» цели. Однако данная позиция противоречит существующей практике: опираясь на авторитет спецслужб, способных использовать и сфальсифицированные данные, государства могут преследовать, в принципе, любые цели (например, военные действия в Ираке в 2003 году, начатые под предлогом наличия у Ирака оружия массового уничтожения). К тому же принижается роль спецслужб других государств, не менее способных предоставлять достоверную и точную информацию (Германия, Израиль и др.).

Наконец, в качестве доказательства несостоятельности доктрины гуманитарной интервенции приводится тезис о том, что ООН в своей практике не обращалась к этой доктрине и даже самые вопиющие на-рушения прав человека сопровождались бездействием ООН . По мнению автора, это отрицательно характеризует скорее СБ ООН и зачастую политический характер принимаемых им решений, нежели доктрину гуманитарной интервенции.
Под сомнение ставятся и упоминавшиеся выше случаи гуманитарной интервенции как обосновывающие правомерность ее признания. Свержение режимов Иди Амина и Пол Пота имело только региональный эффект, реакция западных стран была отрицательной, более того, сами государства (в том числе и Индия в 1971 г.) в оправдание своих действий не ссылались на доктрину гуманитарной интервенции . При этом, однако, следует отметить, что: 1) ни одна из этих операций не была осуждена СБ ООН ; 2) региональная безопасность является неотъемлемой частью международной безопасности; 3) в результате рассматриваемых действий были прекращены международные преступления, борьба с которыми является обязательством erga omnes ; 4) для объективности оценки последствий следует учитывать мнение не только западных стран, но и других государств, а также мнение населения, в отношение которого совершались преступления; 5) отсутствие ссылки на доктрину гуманитарной интервенции и последующая негативная реакция говорят, с одной стороны, о возможности подвергнуть критике, в принципе, любые действия по пресечению массовых и грубых нарушений прав человека, чем бы они ни оправдывались, а также о политическом, а не правовом характере оценки западных стран - с другой.

Говоря о примерах, противники гуманитарной интервенции приводят фактически идентичные оценки событий, имевших место в Югославии в 1999 году: под предлогом гуманитарной интервенции страны НАТО во главе с США совершили вооруженное нападение на Югославию . Обращает на себя внимание формулировка «под предлогом». Эта фраза означает фикцию, фиктивный предлог , а значит, в рассматриваемом случае речь идет вовсе не о гуманитарной интервенции, не о защите населения от массовых и грубых нарушений прав человека, а об иных целях и действиях . Следовательно, критика концепции гуманитарной интервенции на примере военных операций НАТО в Югославии является подменой понятий, что само по себе антинаучно. Следует оговориться: автор статьи не рассматривает вопрос правомерности и обоснованности позиции стран НАТО , не оспаривает противоправность их действий , речь идет о ненадлежащем методе исследования вопроса. Аналогичный метод («под предлогом») применяется и к более ранним событиям. Так, существует мнение, что в 18-19 вв. под предлогом защиты национальных меньшинств (как правило, религиозных на территориях, контролируемых Османской империей) европейские державы боролись как за раздел, так и передел уже поделенного мира . Безусловно, подобные действия государств негативно сказывались на значении доктрины гуманитарной интервенции, но в то же время получается, что представление о правовой природе гуманитарной интервенции формировалось на основании действий, которые не имели к гуманитарной интервенции никакого отношения. Обобщая перечисленные примеры, ученые делают вывод о неизбежных злоупотреблениях правом на гуманитарную интервенцию со стороны ряда государств, что, в конечном счете, приводит к дестабилизации международных отношений . На первый взгляд, опасение ученых оправдано. С другой стороны, необходимо отметить непоследовательность данной позиции: во-первых, злоупотребления возможны при применении всех норм международно-го права (например, права на самооборону), что автоматически не делает эти нормы противоправными ; во-вторых, сама постановка вопроса является некорректной – критике должна подвергаться не концепция гуманитарной интервенции, а практика государств, которые «под предлогом» гуманитарной интервенции совершали действия, выходящие за ее рамки, либо не имеющие с ней ничего общего.

Несмотря на разногласия сторонников и противников гуманитарной интервенции, они едины в отрицательном отношении к массовым и грубым нарушениям прав человека и необходимости их пресечения. И сторонники, и противники согласны с тем, что надо действовать, но действовать предлагают по-разному, при этом позиция противников представляет собой, по сути, тупиковый вариант. Исходя из обязательности получения согласия СБ ООН на применение силы, противники гуманитарной интервенции не дают ответа о том, что делать, если СБ ООН не принимает соответствующего решения или вовсе бездействует.

Принимая во внимание актуальность проблематики предотвращения массовых и грубых нарушений прав человека, международным сообществом была предложена концепция «ответственности за защиту» , которая является своеобразным вариантом развития позиции противников гуманитарной интервенции.

В основе концепции «ответственности за защиту» лежит понятие суверенитета, которое означает, что государства несут ответственность за обеспечение безопасности своих граждан (перед своими гражданами во внутриполитическом плане и перед международным сообществом – через ООН). Если государство не выполняет эту обязанность, то данная функция переходит к международному сообществу, действующему через ООН, при этом принцип невмешательства отступает перед международной ответственностью по за-щите . Помимо обязанности по защите рассматриваемая концепция предполагает: оказание помощи государству в выполнении обязанности по защите; установление четких критериев определения того, на-сколько, когда и как необходимо осуществлять вмешательство; определение правомерности военного вмешательства (как крайнего средства после того, как исчерпаны все другие подходы); обеспечение, чтобы военное вмешательство преследовало только объявленные цели; сведение к минимуму человеческих жертв и ущерба государству в результате вмешательства; устранение причин конфликта и др.  Аналогичные положения были отражены в докладе «Группы высокого уровня» 2004 г.

Идеи, заложенные разработчиками докладов, безусловно, представляют собой значительный вклад в обеспечение международной безопасности, но в тоже время их эффективность предложенных механизмов практически нулевая. Причиной тому является замыкание на СБ ООН как органе, который должен принимать решение о применении силы. Таким образом, снова отсутствует ответ о мерах, которые можно пред-принять, если СБ ООН бездействует. Несмотря на то, что в докладе 2004 г. содержатся предложения о не-применении права вето при рассмотрении в СБ ООН случаев геноцида и массовых нарушений прав чело-века, в возможности реформирования ООН сомневаются даже сами противники гуманитарной интервенции.

Своеобразным вариантом обеспечения защиты прав человека, представляющим собой определенную альтернативу доктрине гуманитарной интервенции, является концепция автономных режимов. Согласно концепции, государства посредством заключения международных договоров возлагают на себя обязательства, а также создают специальные механизмы имплементации этих договорных норм, действие которых будет превалировать над действием норм общего международного права в силу принципа lex specialis derogat legi generali. Таким образом, у государств появляется возможность осуществлять принудительные меры на основе специальных международных договоров. Однако здесь возникают спорные моменты: 1) не-однозначно выглядит соотношение  такого подхода с нормами jus cogens; 2) вероятность того, что государства согласятся участвовать в таких договорах невелика (особенно это касается государств, власти которых потенциально способны на совершение массовых и грубых нарушений прав человека, т.е. речь идет об эф-фективности концепции); 3) исследователи концепции автономных режимов отмечают, что подобные режимы не могут быть полностью автономными и исключающими действие норм общего международного права (так, например, исследователи придерживаются той точки зрения, что если нормы специальных режимов окажутся неэффективными, применяются нормы общего международного права); 4) весьма спор-ной является и идея параллельного существования автономных систем международного права с системой общего международного права.

Нет сомнения в том, что операции, санкционированные СБ ООН, с точки зрения международного права более предпочтительны, чем действия государств в рамках гуманитарной интервенции, поскольку снимается вопрос легитимности осуществляемых мер . В то же время это вовсе не означает, что санкционированные меры будут более результативными: ряд операций ООН завершались полным провалом (Со-мали в 1992 г., Кампучия в 1992 г.), в других случаях принятых мер было попросту недостаточно (Ирак в 1991 г., Руанда в 1994 г., Сьерра-Леоне в 90-е гг., Судан с 1983 г. по 2005 г., Сирия в 2012 г.). Иными словами, действия в рамках ООН не способны полностью гарантировать защиту прав человека от массовых и грубых нарушений или обеспечить своевременное пресечение таких нарушений.

Отсюда и возникает вопрос об альтернативных методах решения проблемы, в том числе вопрос о целесообразности осуществления этих мер в рамках ООН. Согласно Уставу ООН организация создавалась международным сообществом для объединения усилий по поддержанию международного мира и безопасности, защите прав человека и т.д. В этих целях был создан механизм реализации соответствующих мер посредством санкционирования СБ ООН, при этом сам механизм не был самоцелью, это - инструмент, с помощью которого должны осуществляться вышеназванные цели. Если цели не могут быть достигнуты, необходимо изменить старый механизм либо разработать новый. Безусловно, механизм в рамках ООН создавался как некая сбалансированная система, без которой возможны злоупотребления силой, однако если строго придерживаться Устава, не принимая во внимание реалий международной жизни, злоупотреблений может быть не меньше . Старый механизм (на основе решения СБ ООН) отличается длительными и все чаще безрезультатными процедурами, изменение данного механизма в современных условиях бесперспективно, в силу этого постоянные дискуссии о реформировании ООН попросту уводят в сторону от решения проблемы. В свою очередь, это обуславливает падение авторитета ООН, а также то, что доводы сторонников гуманитарной интервенции начинают звучать более реалистично.

В тоже время следует заметить, что попытки обоснования доктрины гуманитарной интервенции путем расширительного толкования Устава ООН некорректны: договор таких положений не содержит, а подобное толкование ни в доктрине, ни в практике широкой поддержки не имеет. Но при этом отрицание доктрины гуманитарной интервенции как метода, который в настоящий момент все чаще рассматривается как единственно подходящий в условиях бездействия ООН, является недальновидным. Поскольку данная доктрина становится сегодня все более актуальной, необходимо, во избежание злоупотреблений, разработать конкретные международно-правовые рамки проведения гуманитарной интервенции на практике. Следует понимать, что гуманитарная интервенция является нарушением существующих норм международного права. Однако, по мнению ученых, данное утверждение не должно быть категоричным, ведь, как показывает практика, политические и моральные соображения могут не оставить иного выбора, как действовать за пределами норм международного права. Поэтому в каждом конкретном случае необходимо проводить тщательную оценку противоправности действий, предпринимаемых в рамках гуманитарной интервенции, сопоставлять (с учетом конкретных обстоятельств) противоправность этих действий с противоправностью пресекаемых нарушений.

Рассуждая о характере гуманитарной интервенции, некоторые ученые предусматривают ее проведение в превентивном порядке (также используется формулировка «угроза силой», т.е. угроза проведения гуманитарной интервенции) . На наш взгляд, такая мера является излишней, во всяком случае, данный подход требует большой осторожности. Говоря о массовых и грубых нарушениях прав человека, очень сложно проводить прямую аналогию с превентивными ударами в случае неминуемой угрозы акта агрессии (в последнем случае агрессии предшествует крупномасштабная военная подготовка, передислокация вооруженных сил и т.д., в случае же нарушений прав человека подготовка может быть неочевидной либо вовсе не иметь места, иными словами, существует опасность проведения операции в отсутствие нарушений) . Вдобавок наличие у государства права на гуманитарную интервенцию уже само по себе явилось бы серьезным сдерживающим фактором . Право на гуманитарную интервенцию должно быть гарантией защиты прав человека, а не способом достижения государствами собственных целей. Существует мнение, что гуманитарная интервенция как разновидность применения силы должна иметь место лишь после того, как исчерпаны все мирные средства урегулирования конфликта. По мнению автора, исчерпание всех мирных средств может затянуть разрешение конфликта и сыграть на руку нарушителю.

Отсутствие согласия СБ ООН на применение силы не должно означать полного отстранения ООН от участия в мероприятиях по защите прав человека. И гуманитарная интервенция, и действия ООН должны рассматриваться в качестве взаимодополняемых явлений, суть взаимодействия которых заключается в том, что участие ООН происходит в тех формах и на тех стадиях, о которых была (или может быть) достигнута договоренность членов ООН в рамках ГА ООН и СБ ООН. Так, активное участие ООН обязательно на ранних стадиях (превентивная дипломатия)  и стадиях, следующих сразу после силового урегулирования конфликта (постконфликтное миростроительство). В данном случае вероятность отказа членов ООН от принятия решения, как с политической, так и с моральной точки зрения, мала, что обуславливает потенциально высокую эффективность принимаемых решений и скорейшее достижение нужных результатов. Безусловно, ООН вправе принимать участие и посредством миротворчества (по мнению автора, данный вид деятельности, предполагающий, главным образом, использование мирных средств, закрепленных в Уставе ООН, малопригоден, как показывает практика, в ситуациях, когда вооруженное столкновение неминуемо) или про-ведения операций по поддержанию мира (в данном случае при достижении согласия между членами СБ ООН необходимость проведения гуманитарной интервенции может и вовсе отпасть), главное, чтобы была обеспечена эффективная защита прав человека от массовых и грубых нарушений. Если эта цель не может быть достигнута таким образом, государства вправе прибегнуть к гуманитарной интервенции (при этом СБ ООН не устраняется – государства информируют его обо всех предпринятых мерах). Может возникнуть вопрос: как определить четкую границу, когда мер, предпринимаемых ООН, недостаточно и требуется силовое вмешательство государств? На наш взгляд, правовая регламентация этого вопроса приведет к большей путанице. В силу специфичности каждого конфликта обращение к гуманитарной интервенции должно осуществляться исходя из конкретных обстоятельств.

Отсюда возникает другой вопрос: как избежать субъективного подхода со стороны государств при оценке ситуации и принятии решения о применении силы без согласия СБ ООН ? По мнению автора, данную проблему должна решить жесткая международно-правовая регламентация целей и способов про-ведения гуманитарной интервенции, выход за которые означал бы возникновение международной ответственности. Так, гуманитарная интервенция не должна быть направлена на подрыв территориальной целостности государства, изменение формы правления, формы государственного устройства, политического режима  или социально-экономического строя; не должна по возможности вмешиваться в работу национальных органов власти (если таковые имеются); гуманитарная интервенция должна быть соразмерной (по времени и сфере действий) ; государства, участвующие в гуманитарной интервенции, не должны устанавливать длительный контроль над всей или частью территории занимаемого государства, получать на дан-ной территории какие-либо экономические выгоды или преимущества, в том числе доступ к природным и иным ресурсам, а также контроль над ними.

Во избежание субъективного подхода к оценке ситуации как массового и грубого нарушения прав человека государствам необходимо руководствоваться нормами общего международного права, которые за-креплены во Всеобщей декларации прав человека 1948 г., Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 г., Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 г., Римском статуте Международного уголовного суда 1998 г. и др. При проведении гуманитарной интервенции государства должны соблюдать нормы международного гуманитарного права (Женевские конвенции о защите жертв войны 1949 г. и др.).

Отдельной областью международно-правового регулирования должна стать регламентация участия в гуманитарной интервенции сопредельных государств. Необходимость и значимость регламентации обусловлены, в частности, такими факторами как: ухудшение вследствие массовых и грубых нарушений прав человека уровня безопасности и стабильности в приграничных районах или во всем регионе, появление крупных потоков беженцев (Киргизия в 2010 г., Ливия в 2011 г., Сирия в 2012 г.) и т.д. В силу угрозы национальной безопасности сопредельные государства должны ipso facto обладать правом на проведение гуманитарной интервенции. Немаловажным является и вопрос предоставления сопредельными государствами права прохода через свою территорию вооруженным силам других государств, участвующих в гуманитарной интервенции (особенно это касается ситуаций, когда «проблемное» государство не имеет выхода к морю).

Помимо этого необходимо регламентировать ситуацию, когда массовые и грубые нарушения прав человека начали происходить или продолжаются после приглашения вооруженных сил иностранного государства . Поскольку сам факт приглашения не является гуманитарной интервенцией, то пресечение нарушений, совершаемых негосударственными субъектами, будет проходить в рамках предоставления иностранной помощи. Другое дело, когда нарушения совершаются приглашающим государством. На этот случай в международный договор о предоставлении военной помощи должны включаться положения о том, что оказание помощи должно осуществляться с учетом соблюдения общепризнанных принципов и норм международного права (в первую очередь, это касается принципа уважения прав человека и основных свобод). Нарушение этих норм пригласившим государством прекращает действие договора, в то же время приглашенное государство вправе оставить вооруженные силы для пресечения нарушений  (т.е. для целей гуманитарной интервенции).

Таким образом, эффективное обеспечение защиты прав человека от массовых и грубых нарушений видится в комплексе мер, который должен быть адаптирован к любому развитию событий в «проблемном» государстве, но при этом не допускать злоупотреблений со стороны других государств. У международного сообщества не должно быть ограничений в осуществлении этих мер как обязательств erga omnes: независимо от позиции того или иного государства относительно правомерности гуманитарной интервенции необходимо занимать ту позицию, которая реально способна привести к прекращению нарушений прав чело-века.

Сегодня юридическое равноправие государств, помимо классической трактовки , означает, что в основе межгосударственного равноправия и взаимного уважения суверенитета лежит равное уважение и соблюдение норм международного права. Отсюда: уважение и соблюдение суверенитета государства имеет место до тех пор, пока он правомерно реализуется . Государство свободно в выборе политических, экономических, социальных и иных средств и методов решения внутригосударственных проблем, однако в случае грубых и массовых нарушений прав человека свобода выбора исчезает, государство обязано, оставаясь в рамках национального и международного права, предпринять все меры для устранения нарушений. Когда же государство не в состоянии сделать это, у него должно возникать не право, а обязанность обратиться за помощью к международному сообществу. Если государство не выполняет эту обязанность, в том числе по причине массового и грубого нарушения прав человека самим государством, то применение силы другими государствами в рамках гуманитарной интервенции не должно считаться нарушением прав «проблемного» государства. Более того, подобные действия должны представлять собой содержание международно-правовой ответственности государства за свое преступное действие или бездействие, которое, в частности, заключается в ограничении осуществления суверенной власти в отношении собственных граждан или лиц, находящихся под их юрисдикцией.

Указанная позиция выгодна и для России, в том числе с политической точки зрения. Сегодня возможности гуманитарной интервенции придерживаются несколько западных стран, в первую очередь, США, при этом проведение гуманитарной интервенции не связано какими-либо ограничениями. В силу этого активная позиция России как государства, способного на проведение гуманитарной интервенции, могла бы, с одной стороны, обеспечить баланс интересов в СБ ООН, с другой - содействовать развитию международно-правовой регламентации этой области. Иными словами, вопрос гуманитарной интервенции не должен оставаться на усмотрении одного-двух государств.

Современная архитектура международной безопасности основывается на механизмах, существующих в рамках ООН, а именно на принципе единогласия постоянных членов СБ ООН, однако, как показывает практика, для международной безопасности более важно это единогласие, чем права и свободы человека. Возникает вопрос: насколько такая архитектура отвечает новым вызовам и угрозам, насколько она эффективна и ценна, когда на первое место ставится формальная процедура, а не действие? Помимо этого современное международное право предполагает безусловную обязательность неприменения силы, даже в ситуациях, когда налицо массовые и грубые нарушения прав человека. Иными словами, принцип воздержания от угрозы силой или ее применения наряду с принципом невмешательства во внутренние дела государств сегодня ставятся выше, чем принцип уважения прав и основных свобод человека. В тоже время надо понимать, что абсолютизация любого принципа международного права бесперспективна, ибо это лишает его возможности адаптироваться к новым условиям. Когда же принцип международного права входит в диссонанс с реалиями международных отношений, которые он призван регламентировать, принцип теряет свою регулирующую эффективность и становится препятствием развитию международного права. Поэтому развитие международного права в данном вопросе не должно зависеть исключительно от усмотрения СБ ООН, оно должно развиваться параллельно, комплексно.

Актуальность проблемы грубых и массовых нарушений прав человека не позволяет международному праву оставаться статичным. В свою очередь, процесс развития международного права в данной области может привести к решению, которое сегодня идет вразрез с существующими нормами (и, в частности, с императивными принципами). Последнее отнюдь не означает бесперспективность развития. Императивные принципы международного права не являются неизменными и навсегда установленными. Правовая основа их изменения (в том числе путем дополнения и уточнения) заложена в Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. (ст. 53); такая возможность не отрицается и в доктрине . В силу этого не исключена вероятность дальнейшей эволюции международного права по пути смещения акцентов в пони-мании значения принципов международного права: с одной стороны, отход от прежней трактовки принципа неприменения силы к принципу воздержания от применения силы, с другой стороны, больший акцент на принципе уважения прав и основных свобод человека, а существующий баланс принципов может сместиться к такому пониманию, что воздержание от применения силы необходимо лишь до тех пор, пока права человека не находятся под угрозой массового и грубого нарушения. Подобный подход также скажется на более четком обозначении границ принципа невмешательства в дела, входящие во внутреннюю компетенцию государств.

В конечном счете, если абстрагироваться от концепции гуманитарной интервенции, всю вышеуказанную дискуссию можно свести к следующему вопросу: можно ли нарушить одни нормы международного права для соблюдения и обеспечения других норм международного права, даже если и те и другие нормы являются императивными принципами международного права? Ни доктрина, ни практика не дают однозначного ответа. С одной стороны, формально-юридический подход не допускает такой возможности. С другой стороны, от случая к случаю, такая возможность может быть оправдана конкретными обстоятельствами (что зачастую обусловлено соображениями политической целесообразности, нежели международным правом). Найти «золотую середину» весьма сложно, поскольку обе позиции диаметрально противоположны. Это позволяет сделать вывод о том, что применительно к гуманитарной интервенции проблема баланса между задачей защиты прав человека и недопущением нарушения норм международного права не может быть решена исключительно в рамках права. Гуманитарная интервенция – явление политико-правовое, предусматривающее специфические механизмы решения поставленных задач. В этой связи сугубо правовая оценка данного явления выглядит неполной, а потому, вероятно, имеет смысл перестать делать акцент только на правомерности гуманитарной интервенции и подойти с разных сторон к проблеме эффективной защиты прав человека, которая сегодня, как показывает практика, все меньше и меньше возможна без на-рушения других норм международного права.

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 10 (53) 2012