Как мы знаем, Российская Федерация объявила себя правовым государством, это же нашло свое законодательное отображение в положениях Конституции РФ, которые носят фундаментальный характер. В таком типе государства, глав­ные, основополагающие права, интересы и свободы личности и гражданина имеют центральное значение. К сожалению, имеющаяся практика, показывает, что все эти названные пра­ва и гарантии не в полной мере находят свою материализацию как в общеправовом понимании, так в частности и в приме­нении в уголовном судопроизводстве. Среди многих ученых- правоведов все больше продолжает расти исследовательская заинтересованность к вопросам о проблемах обеспечения прав человека. И, как следствие, «в рамках института общей теории государства и права было создано, и до сих пор, ак­тивно создаются, в большом количестве теоретические раз­работки и исследования по этому вопросу». На основании сейчас имеющегося УПК РФ, подозреваемый выступает в роли основного участника предварительного расследования, он яв­ляется основной персоной, вокруг которой выстраиваются все основные процессуальные правоотношения данной стадии. Особенно явно это находит отображение в такой форме рас­следования, как дознание. Центральные, носящие фундамен­тальный и стойкий характер позиции равноправия сторон и состязательности, требуют глобального переосмысления ра­нее установленных представлений о статусе подозреваемого, его характере и месте, которое он занимает среди остальных фигурантов уголовного процесса.

Возрастание и усиление значения общих конституцион­ных, правовых принципов охраны и предоставления гарантий прав и свобод личности и гражданина, отвечает интересам всего общества в целом. Важнейшей задачей российского и мирового правосудия является определение виновного лица, защита и восстановление нарушенных прав. Таким образом, основной задачей правоохранительных органов, которые со­действуют претворению в жизнь правосудия по уголовным делам, является установление истины до момента передачи дела на рассмотрение в суд.

В процессе проведения системного теоретического иссле­дования на тему вопроса о проблемах прав человека, учеными- правоведами было выделено содержание следующих поня­тий: «человек», «гражданин», «личность», «правовой статус», «охрана», «защита», «правовое положение», «обеспечение прав человека», «объективные права», «субъективные права», ими проводилось исследование на соотношение этих понятий друг с другом. Фактически была создана частная доктрина о правах человека, которая требует отдельного её выделения, в особый институт из общей теории государства и права. Сле­дует поддержать позицию о том, что исключительно в рамках единой теории государства и права данный вопрос не имеет возможности быть полноценно исследован. Поэтому необхо­димо выделение отдельного института защиты прав человека, который находится вне какой-либо отрасли права и является универсальным и актуальным для всех ветвей отечественного права.

Комплексный, межотраслевой характер содержания об­щей концепции прав человека придает ей значение фунда­ментальной научно-методологической базы для теоретиче­ских и прикладных изысканий в сфере разрешения проблем гарантии прав человека в рамках правоотношений, возникаю­щих при применении норм конкретных отраслей российско­го права. Как известно Конституция РФ считается основным источником права и все нормативно-правовые акты обязаны отвечать её положениям, а те положения нормативно-право­вых актов, которые противоречат положениям Конституции РФ, признаются недействительными. Общая теория прав человека, также строится на тезисах Основного Закона РФ и служит первоначальным правовым источником в урегулиро­вании правозащитной деятельности. При этом, конституци­онные воззрения о том, что права и свободы человека являют­ся апогеем, а признание, исполнение и гарантия прав и свобод человека и гражданина - долгом государства - статья 2 Кон­ституции РФ предрешает логику конструирования и функци­онирования как всей системы национального права, так и ее составляющих - отраслей права.

Следует отметить, что содержание Основного Закона РФ в существенной мере совпадает с позицией уголовно-про­цессуального законодательства и вытекающим из него юсти- циональным характером. Данное обстоятельство определено прежде всего тем, что в соответствии с положением статья 18 Конституции РФ, права и свободы человека и гражданина яв­ляются естественными, неотчуждаемыми, действующими и устанавливающими смысл и суть уголовного судопроизвод­ства, которое в свою очередь обеспечивает деятельность ис­полнительной власти.

В научной литературе дается следующее понятие право­судия - «суд выполняет функцию по рассмотрению и разре­шению в судебных заседаниях в точно упорядоченном про­цессуальным законом регламенте отдельных категорий дел», связанных с правовыми спорами или конфликтами, различ­ных отраслей правового регулирования. Однако, правосудие по уголовным делам имеет ряд особенностей, отличающих его от осуществления правосудия по другим спорным право­отношениям. На наш взгляд, главной отличительной гранью является наличие объемного досудебного производства, ре­ализовываемого другими правоохранительными службами государства. Это связано, прежде всего, с тем, что судебное разбирательство по уголовным делам заключается в исследо­вании обстоятельств того или иного дела по материалам, пред­ставленным в суд заинтересованными лицами. Следует также отметить, что лица, совершившие преступления, как правило, норовят уклониться от привлечения к уголовной ответствен­ности, укрывают свои деяния, оказывают противодействие их раскрытию. В связи с этим возникает потребность в специали­зированной профессиональной деятельности компетентных органов - предварительного расследования, которые обнару­живают преступления, определяют лиц, их совершивших и подлежащих привлечению к уголовной ответственности, со­бирают данные, необходимые для доказывания их виновности и назначения им наказания и, в конечном итоге, представляют материалы дела в суд, формируя основу для разрешения уго­ловного дела по существу в ходе судебного разбирательства.

Следует учитывать, что в уголовно-процессуальном праве встречаются ограничения основных и самых принципиальных прав и свобод человека и гражданина, чего нет в конституцион­ном, арбитражном, гражданском, и административном праве. Так, по предписаниям, которые определены уголовно-процес­суальным законодательством, могут главным образом затра­гиваться и ущемляться такие права, как неприкосновенность частной жизни, личности, жилья, тайна переписки, а также других сообщений, свобода передвижения и т.п. На основа­нии этого, можно сделать вывод о том, что при осуществле­нии уголовного судопроизводства, наиболее актуально стоит вопрос защиты прав человека. И соответственно, эта проблема прямым образом оказывает воздействие на процессуальный статус одного из основных участников уголовного судопроиз­водства - подозреваемого.

Это обстоятельство обусловливает повышенное внимание к этим проблемам в доктрине уголовно-процессуального пра­ва. Многие ученые-процессуалисты, как уже замечалось, мно­гократно обращались к анализу статуса фигуры, участвующей в качестве того или иного лица в уголовном процессе вообще и правового положения отдельных участников уголовного су­допроизводства.

К сожалению, многие ученые-правоведы в своих научных изысканиях о проблемах статуса участника уголовного судо­производства, высказывали ограниченный, ущемленный ин­терес и обзор исследуемой темы, что привело к появлению трудов, где был рассмотрен только один аспект проблемного вопроса. В основной массе проведенных исследований особая заинтересованность наблюдалась в отношении проблем обе­спечения прав подозреваемого, обвиняемого и других пред­ставителей стороны защиты. И практически не подвергались исследованию проблемы о правовом статусе жертв преступ­ных посягательств - потерпевших, а тем более - положении других субъектов уголовно-процессуальных отношений, отно­симых действующим УПК РФ к категории «иных участников уголовного судопроизводства» - глава 8 УПК РФ. Но на наш взгляд, данный подход был изначально неправилен, что, как мы можем предположить, в какой-то мере привело к недо­статочному урегулированию данного вопроса в новом процес­суальном законодательстве. Например, свидетель наиболее популярный фигурант уголовно-процессуальных отношений, по УПК РСФСР 1960 г., в основном, наделялся обязанностя­ми, такими как обязанность явки по вызовам должностного лица, дача показаний и другие. Некоторые ограниченные и предвзятые права, которые ему предоставлял ранее действо­вавший УПК РСФСР 1960 г., имели особенный, ограниченный характер, т.е. они отражали специфику личности свидетеля (например, не достижение возраста совершеннолетия, не вла­дение языком судопроизводства), либо же они вытекали из его участия в конкретном следственном действии (например, право собственноручно записать свои показания в протоколе допроса, право знакомиться с протоколом и т.д.). Таким обра­зом, всецело логичен вывод о том, что эти права не обладали правозащитной функцией.

Однако, в действующем УПК РФ, в некоторой степени, было достигнуто равновесие в правах и обязанностях участни­ков уголовного судопроизводства.

К нововведениям УПК РФ, о которых мы говорили выше можно отнести следующее:

-      легально зарегистрирована дефиниция статуса участ­ников судебного процесса, по рассмотрению уголовных дел, приведена их систематизация, на основании выполняемой ими процессуальной функции;

-      произведена конкретизация статуса участников уго­ловного процесса, расширение гарантий их прав и легальных интересов;

-      расширены процессуальные потенциалы руководите­ля следственного отдела по контролю за деятельностью следо­вателей;

-      дана более четкая дефиниция начала исчисления сро­ка задержания, то есть, с какого именно момента он начинает исчисляться; процедура дознания существенно упрощена по сравнению с предварительным следствием, и она приобрела черты самостоятельной стадии производства;

-      значительно расширен перечень оснований, по кото­рым может быть приостановлено производство по делу;

-      были введены определенные механизмы по обеспече­нию безопасности участников процесса;

-      появилась такая мера пресечения, как домашний арест, что является не плохой альтернативой, такой меры как - заключение под стражу;

-      «узаконение» проверки и уточнения показаний на ме­сте;

-      при согласии обвиняемого с предъявляемым ему об­винением, для убыстрения и упрощения процесса судопроиз­водства, была включена процедура особого порядка принятия конечного судебного постановления;

-      урегулирована процедура производства в отношении отдельных категорий лиц, восстановлении прав и междуна­родного сотрудничества по уголовным делам.

Приведенный выше перечень позитивных новшеств в УПК РФ, благотворно воздействует на содержание статуса по­дозреваемого и не является исчерпывающим.

Тем не менее, некоторые составляющие действующего уголовно-процессуального законодательства являются док­тринальными, противоречивыми, недосказанными и несовместимыми, что, скорее всего, и должно определять тенденцию дальнейших разработок в теории отечественного уголовного процесса. Например, на наш взгляд, представляется довольно некорректным, способствующим увеличению направленно­сти обвинительного уклона, четкое и откровенное отнесение дознавателя, следователя и прокурора к стороне обвинения. Эти лица уголовного производства на самом деле, то есть фак­тически, осуществляют процедуру уголовного преследования, но, вместе с этим, на них возложены и другие обязанности, ко­торые необходимо выполнять в рамках уголовно-процессуаль­ных действий.

Бестактность нормы п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ фактически определяющая обязательность участия защитника на предва­рительном расследовании по любому уголовному делу.

К большому огорчению, даже после принятых измене­ний в УПК РФ осталось достаточно много недоговоренностей и неточностей.

Впрочем, следует отметить, что положения УПК РФ в полной мере соответствуют положениям Конституции РФ и в достаточной мере соответствуют основам общей теории прав человека. Первоначально, необходимо обратить внимание на то, что УПК РФ в качестве основного принципа определя­ет направление уголовного судопроизводства - статья 6 УПК РФ. Это понятие «назначение уголовного судопроизводства» является новацией для уголовно-процессуального законода­тельства. Если выразиться более точно, то в некоторой степени этот термин заменил использовавшийся в УПК РСФСР тер­мин «задачи уголовного судопроизводства». Но юридический смысл употребления в УПК РФ нового термина представляет­ся в некотором роде другим.

Если же производить этимологический анализ данных понятий, то можно прийти к выводу, что эти понятия носят взаимообусловленный характер, поскольку одной из интер­претаций слова «назначение» есть слово «задача», и оба они имеют общее понятие - «цель».

Тем не менее, слово «задача» означает более точную, предметную цель - то, что кому-либо необходимо предпри­нять и в какой момент времени. Таким образом, такой подход использовался в УПК РСФСР для выявления и определения задач уголовного процесса, которые нашли свое формулиро­вание в быстром и полном раскрытии преступлений, выяв­лении виновных, правильном интерпретации и применении на практике закона для их справедливого наказания. Другой смысл современный законодатель придает содержанию цели при применении термина «назначение», для которого она яв­ляется возможной ролью, уместностью применения чего-ли­бо, функцией, т.е. имеет большую степень обобщенности по сопоставлению с целями, которые стоят при решении задач. По этой причине законодатель возводит цель уголовного судо­производства в степень принципиального положения.

Такое изменение точки зрения на роль уголовной юсти­ции является аргументированным результатом модифици­рования и совершенствования правовых приоритетов в отно­шении государства к правам личности, интересам общества и проблемам преступности. Следовательно, наблюдается факт юридического признания того, что цель уголовного су­допроизводства - не борьба с преступностью как социальным явлением, которое требует для этого принятия рационально­го комплекса мер, а первоочередная защита общества от со­вершения противоправных деяний, которая должна осущест­вляться методом реализации уголовного закона, защитой прав и легальных интересов граждан, попавших в сферу уголовно­правовых отношений. Однако деятельность только правоохра­нительных структур государства не способна привести к тому, чтобы было сокращено количество нарушений уголовного за­конодательства, но это в свою очередь, может обеспечить пра­вовое решение вопроса о причастности отдельного человека к совершению определенного деяния и о назначении ему меры наказания. Под исполнением уголовного закона в этой обста­новке понимается не только привлечение к уголовной ответ­ственности, но и назначение наказания, и отказ от уголовного преследования невиновных. Все указанные цели должны быть достигнуты в особом процессуальном порядке.

Все вышеизложенное легитимно закреплено в статье 6 УПК РФ, которая определила главной целью уголовного судо­производства охрану прав и законных интересов лиц и органи­заций, которые выступают в качестве потерпевшего от совер­шенного противоправного деяния, а также в защиту личности от незаконного и безосновательного обвинения, ограничения ее прав и свобод, осуждения.

Таким образом, уголовное преследование и назначение виновному справедливого наказания не являются самоцелью, приоритетом уголовного судопроизводства, они в такой же степени отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, осво­бождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необо­снованно подвергся уголовному преследованию.

Все вышесказанное позволяет нам сделать вывод, что за­конодатель при создании норм действующего УПК РФ изначально исходил из принципиального положения о важности сохранения равновесия прав и законных интересов сторон, а по вероятности, и всех прочих участников уголовного процес­са. А именно, впервые была отмечена обеспокоенность про­блемой правовой защищенности ранее почти бесправного участника процесса - свидетеля. Так, в соответствии с ч. 4 ст. 56 УПК РФ, свидетель имеет право являться на допрос с ад­вокатом; заявлять ходатайства и жалобы на действия или же бездействия и решения дознавателя, следователя, прокурора и суда; ходатайствовать о применении по отношению к нему мер безопасности. Свидетель, как правило, не может быть, против своей воли подвергнут судебной экспертизе или осви­детельствованию - ч. 5 ст. 56 УПК РФ.

Следует отметить, что применение мер безопасности по отношению к участникам процесса впервые закреплено на за­конодательном уровне. Этим мерам, бесспорно, свойствена ярко выраженная правозащитная направленность.

По большому счету, система принципов российского уго­ловного процесса насыщена духом обеспечения прав челове­ка, что видно даже из самого обозначения большинства норм

-     принципов, содержащихся в главе 2 УПК РФ: «реализация правосудия только судом»; «легальность при производстве по уголовному делу»; «неприкосновенность личности»; «ува­жение чести и достоинства личности»; «неприкосновенность жилища»; «защита прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве»; «тайна переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообще­ний»; «состязательность сторон»; «презумпция невиновно­сти»; «обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту»; «право на обжалование процессуальных действий и решений».

Таким образом, интересами защиты прав человека насы­щена не только система правосудия, но и весь процесс дока­зывания, который является основой уголовно-процессуальной деятельности в целом.

Но все-таки, настоящее законодательство и правоприме­нительная деятельность не всегда последовательны и лаконич­ны в установлении равновесия прав и легитимных интересов участников уголовного судопроизводства. Довольно часто, к сожалению, все же видны приоритеты в обеспечении прав и законных интересов представителей стороны защиты в ущерб интересов прочих лиц. Такая ситуация противоречит фунда­ментальным конституционным положениям о недопустимо­сти преуменьшения и ущемления прав и свобод гражданина-     ч. 3 ст. 17 Конституции РФ. Об этом, в частности множество раз высказывался профессор Н. И. Кулагин.

Мы вынуждены констатировать тот факт, что многие по­дозреваемые относительно часто злоупотребляют представ­ленными им уголовно-процессуальным законом РФ правами на защиту. В настоящее время в теорию криминалистики про­исходит процесс внедрения категорийного понятия «противодействие расследованию», под которым понимается всякое противоправное деяние обвиняемого, подозреваемого и со­действующих им лиц с целью уклонения от уголовной ответ­ственности или необоснованного ее смягчения.

В результате проведенного аналитического исследования мы можем сделать следующее заключение, что в настоящее время довольно распространен такой способ «защиты», кото­рый находит свое выражение в том, что подозреваемое лицо в суде отказывается от своих показаний, которые он давал на стадии досудебного производства без участия защитника. Не­смотря на то, что в большинстве таких случаев в ходе судеб­ного следствия подтверждалась честность этих показаний, они все же признавались недопустимыми в силу действия нормы п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ.

Данное положение норм уголовного-процессуального за­конодательства породило довольно пространную критику со стороны достаточно именитых российских ученых-процессуа- листов. Так, А. Бойков предполагает, что норма, закрепленная в п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, является «крайним выражением забо­ты о комфорте подозреваемого, обвиняемого, попирающим трезвый смысл и превосходящим конституционную идею о недопустимости доказательств». Р. Куссмауль также крити­кует данный тезис УПК РФ с совершенно антагонистической точки зрения: он считает, «что постигаемая норма носит бес­спорно выраженный ущемляющий характер, так как ограни­чивает право на защиту тех обвиняемых, которые имеют за­щитника, и им приходится отказываться от защитника, чтобы сохранить возможность отказа в суде от своих показаний».

Точку зрения А. Е. Бойкова разделяет и В. М. Быков, ко­торый сделал следующее умозаключение: «норма, представ­ленная в п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, дает подозреваемому (обви­няемому) большие льготы в средствах защиты, которые он может использовать от подозрения и обвинения и потому в этом смысле нарушается паритетность сторон в судебном про­изводстве по уголовным делам как необходимого элемента со­стязательного процесса». Но В. М. Быков полагает, что дело не только в этом. «Порождает возражения попытка законо­дателя указать суду, как надо оценивать свидетельства подо­зреваемого и обвиняемого». Когда говорят, что доказательства подлежат оценке установленным образом, то это представля­ет собой отхождение от принципа свободной оценки доказа­тельств, сущностью которого является оценка доказательств судьей, присяжными заседателями, прокурором, следовате­лем и дознавателем по своему внутреннему убеждению, кото­рое основано на совокупности существующих доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью - ч. 1 ст. 17 УПК РФ. По своей сути, это возвращает нас к теории формальности доказательств, в соответствии с положениями которой законо­датель заранее устанавливает значение тех или иных доказа­тельств и обусловливает, как они подлежат оценке. При этом судья, рассматривающий дело, должен принимать во внима­ние два формальных момента, такие как факт присутствия, при допросе подозреваемого или обвиняемого защитника и тот факт, отказывался ли затем допрошенный подсудимый в суде от своих показаний, которые он давал на предваритель­ном следствии. То есть доказательства оцениваются не потому насколько точно и доподлинно они отражают реальные собы­тия и факты, которые играют роль при установлении степени виновности подозреваемого.

На основании вышесказанного, нам представляется са­мым значительным, что законодатель обязан исключить из УПК РФ п. 1 ч. 2 ст. 75, так как она противоречит исходным по­ложениям отечественной доктрины о системе доказательств, адекватному рассудительному смыслу и принципу состяза­тельности сторон.

Необходимо отметить тот факт, что в практической дея­тельности судебного рассмотрения уголовных дел, к сожале­нию, отмечаются случаи, когда подозреваемый, с учетом су­ществования комментируемой нормы УПК РФ умышленно отказывается от помощи защитника на предварительном рас­следовании, при допросе дает честные показания неглубокого характера, от которых после отказывается в суде, при этом на­ряду с этим заявляя ходатайство о признании недопустимыми доказательствами, первоначальных его показаний. При этом, в ряде случаев в процессе судебного следствия или при про­изнесении подсудимым последнего слова выясняется, что из­брание подобной линии защиты делалось по инициативе его адвоката, который входил в дело лишь на стадии судебного производства.

К примеру, представим следующую ситуацию, которая может возникнуть в практической деятельности, лицо, за­держанное по подозрению в противозаконной добыче рыбы, что на основании действующего уголовного законодательства квалифицируется как преступление. Подозреваемый отказал­ся от своего права воспользоваться услугами защитника и дал честные показания о своем участии в незаконном промысле. Одновременно он указал на то место, в котором он скрыл до­бытую им незаконным способом рыбу и орудия лова (то есть орудия, с помощью которых он совершил преступное деяние), в кустах на берегу, возле того места, где было произведено его задержание уполномоченными лицами. Далее, в ходе судеб­ного разбирательства он переменил свои показания, мотиви­ровав это тем, что прежние показания он давал под страхом применения к нему насилия со стороны работников полиции. А место, на которое он указал, он знал давно, потому что этим местом часто пользовались другие браконьеры. Адвокат хо­датайствовал о признании его показаний, данных в ходе до­знания, и протокола их проверки на месте недопустимыми. Однако, при произнесении последнего слова подсудимый вновь вернулся к правдивым показаниям, заявив, что намере­но оговорил сотрудников милиции по рекомендации своего адвоката».

Важно отметить такую, к большому сожалению, не­радостную тенденцию, когда одним из часто используемых средств воспрепятствованию проведения полноценного рас­следования, злоупотреблением своими правами на защиту является дача заведомо ложного заявления обвиняемого лица о причастности к преступлению лица, которое не причастно к совершению данного преступного деяния, то является, по сути, невиновным лицом. Исходя из результатов практиче­ской деятельности судебных органов можно сделать вывод, что судьи не отходят от ранее выбранной позиции о том, что не видят нарушений закона в выше обозначенных действиях обвиняемого, что связано с беспредельным пониманием пра­ва на защиту. Отрицательную роль в этом сыграло определе­ние Судебной коллегии ВС РСФСР, где было отмечено, что «лицо не несет ответственности за дачу ложных показаний о преступных действиях данного лица, если они явились сред­ством собственной защиты от обвинения в укрывательстве преступления».

Мы считаем, что такой подход категорически не допусти­мо, признать правильным и оправданным. Конституция РФ (ч. 2 ст. 45) закрепляет право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, которые не запрещены законом. Но материализация обвиняемым права на защиту не должно на­рушать прав иных лиц. А здесь же, первоочередно, задевается достоинство личности (ч. 1 ст. 21 Конституции РФ), право на личную неприкосновенность (ст. 22 Конституции РФ). Более того, Конвенция о защите прав человека и основных свобод в ч. 2 ст. 10 ограничивает право свободного выражения мнения с целью защиты репутации или прав других лиц.

Такого же убеждения придерживается и Европейский суд по правам человека. Так, по делу «Брандштерер против Австрии» (1991) суд постановил, что пункт 3 ст. 6 вышеуказан­ной Конвенции не предусматривает неограниченного права использовать любые средства защиты, и признал недопусти­мым аргументом защиты клевету.

Итак, соответственно российскому законодательству, на основании известной и проанализированной практики Ев­ропейского суда по правам человека, в случаях применения противозаконных методов защиты обвиняемым, которые со­пряжены с дачей заведомо ложного обвинения в совершении преступления прочего лица, обвиняемый и (или) защитник обязан нести уголовную ответственность за заведомо ложный донос.

При рассмотрении имеющейся судебной практики, ни­какой правовой оценки подобные методы материализации защиты не получили ни со стороны суда, ни со стороны про­курора.

Достаточное количество ученых-правоведов указывают на необходимость защиты интересов всех участников уголовного судопроизводства, независимо от их процессуального положения.

Н. И. Кулагин и В. М. Шматов, на наш взгляд, справедли­во отмечают, что гарантированность прав и законных интере­сов участников предварительного расследования необходимо начинать, прежде всего, со следователя. Поскольку именно он - первый защитник прав и законных интересов личности. Возникает вполне справедливый и последовательный вопрос, в какой мере обладает процессуальной самостоятельностью и независимостью следователь в деятельности по уголовно­му делу и насколько он защищен от вероятного воздействия со стороны участников предварительного расследования, или их родных, близких и знакомых? Вопрос остается открытым и весьма актуальным и по настоящее время. На наш взгляд, следователя необходимо причислить к должностному лицу, которое обладает исключительными полномочиями, это не­обходимо для пресечения процессуальной возможности сле­дователя существенно ограничить фундаментальные консти­туционные права и свободы человека и гражданина, которые выступают в роли участников предварительного расследова­ния. Именно следователь избирает тактику и линию предва­рительного расследования, он проводит оценку собранных по делу принципиально значимых обстоятельств и принимает решения, которые определяют дальнейшее движение дела и затрагивают права и интересы конкретных людей. Поэтому участникам предварительного расследования небезразлично, кто будет разрешать судьбу уголовного дела - процессуально самостоятельное или зависимое должностное лицо, при чем, не столь важно от кого он зависит от вышестоящего начальства или от преступных элементов. На наш взгляд, необходимо от­метить, что чем больше законодателем будет предоставлено гарантий безопасности следователю и его членам семьи, тем более инициативно он будет защищать права и законные ин­тересы других участников предварительного расследования. Итак, на наш взгляд, достаточно бесспорна прямая взаимос­вязь между обеспечением независимости и безопасности сле­дователя и наиболее результативным обеспечением прав и законных интересов личности в уголовном процессе. Как от­мечает Н. И. Кулагин, в литературе наиболее часто говорят о защите прав «совершителей преступления», и на много реже - об их жертвах - потерпевших от преступлений, еще реже говорят о правах следователя. Поскольку считают, что он и так защищен государством в совершенном объеме. Но, следу­ет отметить, что он находится в подчиненности от различных должностных лиц, и он не свободен от давления, которое мо­гут оказывать на него другие граждане, он, к сожалению, не имеет истинной процессуальной суверенности. Только полу­чив эту независимость, как считает ученый, «не загруженный делами и обладающий правовым иммунитетом и полномо­чиями следователь, будет качественно реализовывать возло­женные на него функции, что поможет действенно, резуль­тативно, эффективно защищать права и легальные интересы потерпевших от преступлений, а также тех лиц, которые их совершили». Мы полностью поддерживаем его точку зрения.

Так же важно отметить тот факт, что употребление следо­вателями правомерных способов получения «необходимых» для следствия показаний, которые не нашли подтверждения в ходе судебного разбирательства, к сожалению, чаще всего, не влекут для виновных лиц каких-либо правовых последствий.

На наш взгляд, анализ вопроса о предоставлении следо­вателю больших полномочий необходимо разрешать мак­симально осмотрительно, внимательно и тщательно изучив судебную практику. Значительная свобода и суверенность сле­дователя может в итоге привести к отрицательным результа­там. Но вполне ясно: что его процессуальная независимость и ограждение от преступных покушений, в связи с выполнением им своих должностных обязанностей является одним из спо­собов гарантии фундаментальных прав и легальных интересов других участников уголовного судопроизводства, в том числе, подозреваемого.

На основании всего вышеизложенного, нам остается толь­ко выразить надежду на то, что та перестройка, проводимая в настоящий момент времени в системе правоохранительных органов, приведет к тому, что в гораздо большей степени, по сравнению с современным уровнем, будет обеспечена защита прав человека в уголовном судопроизводстве.

Вышеизложенное немаловажно для определения места подозреваемого в системе участников уголовного судопро­изводства. Потому что он является одним из главных носите­лей функции защиты в досудебном уголовном производстве, он этим противостоит представителям функции обвинения (уголовного преследования). Поэтому, реализовывая свою за­щиту, он должен следовать только основными правилами со­стязательности, которые относятся к одному из самых главных положений национального судопроизводства в целом, и уго­ловного в частности. Как мы знаем, стороны защиты и обвине­ния имеют равные права (ч. 4 ст. 15 УПК РФ). Но в то же время, все участники судебного разбирательства по уголовному делу, обязаны создавать благоприятные условия осуществления сто­ронами как процессуальных прав, так и исполнения процессу­альных обязанностей (ч. 3 ст. 15 УПК РФ). Вывод, произведен­ный нами, на наш взгляд, носит бесспорный характер, потому что, он всецело соответствует всем основным правилам общей теории прав человека.