Неравенство перед законом как принцип уголовного права России XIX – начала ХХ вв.
ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА Берестенников А.Г. Принцип неравенства перед законом в уголовном праве России XIX – начала XX вв. представляет собой особый предмет исследования, эволюция которого находится во взаимосвязи с ключевыми событиями этого времени. Анализ и интерпретация этого процесса дает возможность сделать заключение о тех узловых моментах, на которых в настоящее время основывается противоположный феномен – принцип равенства перед законом. В рамках XIX – начала XX вв. автором на основе действовавшего законодательства и судебной практики исследуются особенности неравенства адресатов уголовного закона, а именно прослеживаются причины и проявления такого положения, а также закономерности и условия его постепенной трансформации. Данный процесс объясняется масштабным реформированием отечественной правовой системы, а также социально-экономическими реформами 60-х гг. XIX в. |
В настоящее время под принципом равенства в уголовном праве понимается положение, когда лица, совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения и других обстоятельств. Кроме того, этот принцип предполагает и равную по способам и меркам воздействий на виновных лиц правовую защищенность одинаковых по социальной значимости благ и интересов. Подобное понимание является общепринятым. Вместе с тем с исторической точки зрения оно не представляет собой «постоянную величину» - напротив, это результат длительной эволюции, который с определенностью прослеживается на примере российского уголовного права XIX - начала XX вв. Выбор этого периода в качестве предмета исследования закономерен по той причине, что именно на него пришлось масштабное реформирование отечественной правовой системы, а также социальноэкономические реформы.
Рассмотрим особенности уголовного права России XIX - начала XX вв. в контексте заявленной темы в рамках двух временных промежутков: с начала XIX в. по начало 60-х гг. XIX в.; с конца 60-х гг. XIX в. по начало XX в. В основу данной периодизации положен ряд факторов, среди которых такие, в частности, как масштаб обновления источников права, изменения уголовной политики государства, проведение крестьянской и судебной реформы 1861 и 1864 гг. соответственно.
Основными источниками уголовного права первого периода выступали партикулярные узаконения, а также отдельные кодифицированные акты, такие, как Полевое уголовное уложение 1812 г., Том XV Свода законов Российской империи 1832 г. (далее по тексту - Свод законов), Военно-уголовный устав 1839 г., а также Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (далее по тексту - Уложение 1845 г.).
Отличительной чертой данных источников права выступило их обыкновение подразделить адресатов уголовного закона по различным основаниям, от чего варьировались последствия преступного поведения. В качестве оснований подобного деления выступала, как правило, сословная принадлежность, реже - должностное положение или вероисповедание виновного лица.
В самом деле, в соответствии с действовавшей в этот период Жалованной грамотой дворянству «телесное наказание, да не должно было коснуться тела благородного». То есть данным нормативным актом от соответствующей категории наказаний изымались лица дворянского происхождения. Примечательно, что ряд привилегий распространялся на дворян и по лишении всех титулов или званий. Например, согласно Указу от 25 июня 1827 г. таких лиц запрещалось ковать в железо и направлять в Сибирь на поселение.
По аналогии с дворянами в начале XIX в. определенные преимущества получили и купцы. Так, согласно мнению Государственного совета от 27 апреля 1822 г. купцы второй гильдии, перешедшие по состоянию преступления в третью, впредь также не подвергались телесным наказаниям. Впоследствии схожая практика была закреплена в 1842 г., когда от телесных наказаний были освобождены купцы третьей гильдии наряду с мещанами, служившими по выборам городских обществ. Представители крестьянского сословия и люди низших состояний подобного рода правами и привилегиями не пользовались.
Свод законов, несмотря на существенное обновление ряда институтов уголовного права, от указанной практики не отказался. Это отразилось, прежде всего, на системе наказаний, которая оставалось консервативной в той части, в которой привилегированное меньшинство освобождалось от ряда наказаний, тогда как к непривилегированному большинству законом широко применялся весь комплекс мер воздействия, от кнутов и шпицрутенов вплоть до смертной казни.
Так, в силу ст. 26 Свода законов телесным наказаниям подлежали одни только люди низших состояний - мещане и купцы третьей гильдии. В свою очередь, в статьях 36, 81-101 устанавливались категории лиц, изъятых от такой категории наказаний: дворяне, духовенство, лица, получившие знаки отличия, а также почетные граждане и купцы первых двух гильдий. Этот пример становится более разительным, если принимать во внимание, что в соответствии со ст. 28 для лиц, не изъятых от телесных наказаний, продолжали действовать нормативные акты XVIII в., устанавливавшие по меркам XIX в. чрезвычайно строгие наказания. Речь идет, прежде всего, о Воинских артикулах, Высочайшей резолюции на доклад Сената от 29 марта 1753 г., а также указах от 25 июня 1742 г., 13 апреля 1797 г., 17 августа 1797 г., 13 сентября 1797 г. и др. - ими, например, предусматривались наказания батогами и плетьми без означения числа ударов, которое целиком зависело о судейского усмотрения по конкретному делу.
Заслуживают внимание и положения ст. 21 Свода законов, согласно которой субъекты уголовно-правовых отношений делились на дворян, духовных лиц, почетных граждан и купцов первых двух гильдий, а также на прочих лиц, от телесных наказаний не изъятых. Данное деление было необходимым для назначения наказания в виде лишения прав состояния, а также для иных случаев, указанных в законе. Например, в силу ст. 49 духовные лица по состоянию здоровья могли быть освобождены от наказания в виде работ на казенных заводах и фабриках и переданы на поручительство родственников; в силу ст. 66 лица, изъятые от телесных наказаний и годные к военной службе, могли передаваться в солдаты вместо ссылки на поселение и т.д. Подобными привилегиями лица низшего сословия не пользовались; в дополнение их положение ухудшалось применением дополнительных наказаний, таких как содержание в рабочем доме (ст. 53).
Нормы Свода законов, посвященные отельным видам преступлений, находились в той же плоскости, что и общие положения. К примеру, в соответствии со ст. 268 за нарушение порядка подчиненности на службе канцелярские чиновники передавались в солдаты, в то время как за аналогичное преступление к людям низшего состояния применялись телесные наказания. Этот же принцип неравенства был положен в основу статей 229, 230, 267, 284, 314, 315, 696, 697 и др. В данном случае критерием разделения субъектов уголовной ответственности выступало их должностное положение, что, однако, не отменяло главного последствия такой «выборки» - неравенства по отношению к уголовному закону.
Описанный выше подход к установлению правовых связей, в целом, воспроизводился в Уложении 1845 г.
Данным нормативным актом расширилась категория лиц, изъятых от телесных наказаний. Согласно приложению I к ст. 19 к ним дополнительно стали относиться иностранные гости, воспитанники и пансионеры ряда средних и высших учебных заведений, чиновники и военные низшего разряда, награжденные знаками отличия. Для таких лиц помимо освобождения от телесных наказаний устанавливались дополнительные привилегии. К примеру, дворяне и чиновники, присужденные к наказанию кратковременным арестом, моли отбывать его в более выгодных условиях, например, по месту жительства (ст. 60). Лица, изъятые от телесных наказаний и пригодные к строевой службе, вместо ссылки в Сибирь отдавались в рядовые (ст. 78). Эта же логика прослеживается в нормах, регулировавших ссылку в отдельные, кроме Сибирских, губернии (ст. 80), заключение в рабочем (ст. 84) и смирительном домах (ст. 86) и др. Во всех случаях наблюдается смягчение последствий преступного поведения.
Впоследствии привилегии отдельных сословий подтверждались судебной практикой, при этом их круг зачастую уточнялся и расширялся. К примеру, в 1863 г. судами было установлено, что ссылка в арестантские роты не распространялась на детей дьячков, пономарей и купцов, а в рабочие дома не отдавались дочери церковнослужителей.
Сохранилась в Уложении 1845 г. и разделение субъектов уголовно-правовых отношений в зависимости от их сословной принадлежности, что следует из толкуемых в нормативном единстве статей 19 и 24. Эти положения способствовали дифференциации последствий преступного поведения. К примеру, мещане и крестьяне, осужденные к отбыванию наказания в тюрьме, могли по распоряжению начальства «быть употребляемы на общественных и иных правительством установленных работах», в то время как люди других состояний занимались такими работами по собственному желанию (ст. 58). Схожая норма устанавливалась Уложением в отношении кратковременного ареста (ст. 59).
Характер общих положений обусловливал и логику отдельных норм так называемой особенной части. Например, в соответствии со статьями 190-195, 227, 229 Уложения 1845 г. по-разному несли уголовную ответственность за преступления против веры иудеи, магометане и иные лица, поданные Российской империи и иностранные граждане. К примеру, если иудей или магометанин совращал православного христианина в свою веру, то он подвергался лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы; если то же деяние совершал христианин неправославного вероисповедания, то он подвергался лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в Томскую или Тобольскую губернии, то есть более мягкому наказанию. Здесь фактором дифференциации выступало не сословное происхождение, а принадлежность к конфессии, что в конечном счете не в меньшей степени обусловливало неравенство субъектов уголовной ответственности перед законом.
Нормы законодательных актов военно-уголовного права закрепляли неравенство субъектов уголовной ответственности посредством обращения к должностному положению виновного лица.
Так, в соответствии с Полевым уголовным уложением только в отношении низших чинов применялся такой вид наказаний, как прогнание сквозь строй, которое было перенесено из Воинского артикула (§§ 16, 28, 67 и 69). Кроме того, в отношении мастеровых, подрядчиков и маркитантов, то есть не офицеров, данный вид наказания применялся в соединении с изгнанием из армии. В схожую закономерность выстраивались нормы Военно-уголовного устава. К примеру, в Отделении об уклонении от службы были предусмотрены два состава преступления - самовольная отлучка для офицеров и побег для низших чинов; аналогичные нормы содержались в Разделе III, посвященном преступлениям, совершаемым в военное время - побег для низших чинов и самовольная отлучка для офицеров. Такие законодательные конструкции позволяли дифференцировать режим ответственности для высших и низших чинов, устанавливая для первых сословно-ориентированные наказания (гражданскую смерть), а для вторых - телесные.
Таким образом, российское уголовное право с начала XIX по начало 60-х гг. XIX в. следовало принципу неравенства перед законом. В качестве факторов неравенства рассматривалась, как правило, принадлежность лица к определенному сословию, реже его должностное положение или вероисповедание. Можно предположить, что причиной такой особенности уголовного права служила сословная стратификация, которая была важным средством социального управления в Российской империи. Сословное разделение общества предполагало дифференциацию правовых статусов; дифференциация правовых статусов - наличие у того или иного лица индивидуального круга прав и обязанностей, которые определяли специфические особенности уголовного преследования.
Основными источниками уголовного права с конца 60-х гг. XIX по начало XX вв. были Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями 1866 г. (далее по тексту - Устав о наказаниях), Воинский устав о наказаниях 1869 г., а также Уголовное уложение 1903 г. Данные нормативные акты были приняты после проведения важных реформ в истории России - прежде всего, крестьянской и судебной. Это обстоятельство наложило на их нормы особый отпечаток.
Так, общие положения Устава о наказаниях предполагали, что последствия противоправного поведения были одинаковы для всех субъектов ответственности вне зависимости от их происхождения, должностного положения и т.п. Единственным исключением из этого правила выступил п.5 примечания к ст. 1, согласно которому священнослужители и монашествующие, осужденные к аресту или к заключению в тюрьме, отсылались не в места заключения, а к епархиальному их начальству для исполнения приговора по его распоряжению. То есть в общей части рассматриваемого законодательного акта не было ни специфического деления адресатов уголовного закона, ни видов наказаний, которые были бы связаны происхождением этих адресатов, а равно иными социальными признаками.
Особенная часть Устава о наказаниях также обращались равно ко всем правонарушителям, за исключением одной нормы. В соответствии со ст. 181 наказание за кражу, мошенничество и присвоение или растрату чужого имущества определялось виновным по приговорам общих судебных мест, когда эти преступные действия совершены дворянами, священнослужителями, монашествующими или почетными гражданами во всех без изъятия случаях. Корни этой нормы, были производными традиционного для российского законодательства разделения лиц на изъятых и не изъятых от телесных наказаний, которое было несколько изменено с учетом условий пореформенного периода.
В целом следует согласиться с О. И. Чистяковым, что творцы Устава о наказаниях стремились показать социальное равенство в его применении, что не помешало им ряд крепостнических пережитков переместить в конец законодательного акта. Это обстоятельство свидетельствует о постепенной адаптации феодально-крепостнической системы к буржуазным правовым стандартам. Несмотря на некоторую непоследовательность в разрешении сословного вопроса, составители указанного памятника права сделали заметный шаг вперед в сторону эгалитаризма.
На смягчение принципа неравенства оказывали влияние судебная практика и отдельные узаконения в области государственного управления. Так, начиная с 1863 г. при повторном привлечении к уголовной ответственности лица, в том числе дворянского происхождения, ранее осужденного к лишению прав состояния, ему могло быть назначено наказание на общих основаниях. К этому стоит добавить мнение Государственного совета от 22 марта 1860 г., согласно которому лица из числа привилегированных наравне с иными стали отдаваться на военную службу в качестве наказания, а также закон 19 февраля 1861 г. об отмене крепостного права. По выражению Н. С. Таганцева, эти акты поколебали два главнейших устроя карательной системы - различий наказания для лиц привилегированных и непривилегированных.
Манифестное направление уголовной политики, определявшее особенности нормативных актов гражданско-уголовной сферы, оказало значительное влияние на характер и сущность Уголовного уложения 1903 г. В данном законодательном акте в сравнении с памятниками права начала и середины XIX в. принцип неравенства также был сглажен, что, однако, не отменяло совсем его наличности.
В целом нормы Уголовного уложения 1903 г. одинаково обращались ко всем субъектам уголовной ответственности и прямо не определялись их социальными признаками, такими, в частности, как сословное происхождение, вероисповедание или должностное положение.
Вместе с тем, несмотря на исчезновение из перечня наказаний лишения прав состояния, данная мера не была вовсе исключена из закона, и в соответствии со сатьями 25-27 Уголовного уложения 1903 г. лица, осужденные к смертной казни, каторге или ссылке на поселение, испытывали последствия ее применения. В частности, дворяне, купцы и почетные граждане лишались соответствующих титулов и званий, священнослужители - духовного сана, при этом все в части или в полном объеме теряли права и преимущества, следовавшие их сословной принадлежности. Ограничения, связанные с фактом привлечения к уголовной ответственности, также касались возможностей наследования имущества, получения государственных пенсий, состояния в браке, а также родительной власти над детьми (статьи 28-38). Коротко говоря, последствия противоправного поведения для некоторых категорий осужденных косвенно зависели от их сословной принадлежности.
О частичном подчинении Уложения 1903 г. принципу неравенства свидетельствовал и ряд норм, которые обоснованно можно было бы назвать правовыми рудиментами. К примеру, в Главе VIII, посвященной нарушениям постановлений о воинской и земской повинностях, имелись положения, криминализировавшие неявку к месту сбора в зависимости от должностного положения виновного лица - был он офицером или низшим чином армии и флота (статьи 183-186). Примечательно, что по этим нормам санкции за однородное преступное поведение для тех и других лиц были одинаковы - статьи различались диспозициями именно за счет субъектного состава. Причина такого решения законодателя видится во все еще разделяемых понятиях о неравенстве адресатов уголовного закона. Этим объясняется стремление выделить одних субъектов, установив для них особый режим уголовной ответственности. Схожие нормы содержались в Главе XVII, посвященной нарушениям постановлений о личном найме: в ней в статьях 368-370 защищались интересы и наказывались правонарушения только городских рабочих, а в статьях 374-377 - только сельских.
Утверждение основ эгалитаризма в российском уголовном праве конца 60-х гг. XIX -начала XX вв. протекало неоднородно и не всегда последовательно. Подтверждением этого замечания является то обстоятельство, что в отличие от законодательных актов гражданско-уголовной сферы, Устав уголовных наказаний 1869 г. не преодолел инерции и не смог вполне перестроиться, устанавливая боле или менее равные условия и основания уголовной ответственности для военных преступников.
В самом деле, исправительные наказания в данном законодательном акте определенно зависели от должностного положения преступника, а именно от принадлежности к офицерам, военным чиновникам или низшим чинам, а для последних - дополнительно от наличия или отсутствия особых прав состояния. Это предполагало, что, например, за одно то и то же по характеру и степени общественной опасности преступление офицеры и военные чиновники подвергались временному заключению в крепости, низшие военные чины, пользовавшиеся особыми правами состояния, - одиночному заключению в военной тюрьме, те же лица, не пользовавшиеся данными правами, - одиночному заключению в тюрьме с переводом в разряд оштрафованных (статьи 5, 6) и т.п.
Принцип неравенства перед законом прослеживался в структуре правового материала рассматриваемого памятника права. Вначале в нем содержались статьи, посвященные наказаниям офицеров и гражданских чиновников военного ведомства, затем - низшим чинам. Некоторые главы особенной части Устава 1869 г. также выделялись по субъектным признакам - например, Глава 7 «О противозаконном отчуждении и порче нижними чинами казенного оружия и имущества».
Характерно был выстроен и ряд составов преступлений. В качестве иллюстрации можно привести казус с противозаконным обхождением начальников с подчиненными, которое определялось различно в зависимости от статуса потерпевшего: офицера, гражданского чиновника либо низшего чина. В отношении первых Устав различал оскорбление на словах, на письме или неприличным действием, а также нанесение обиды действием или легких ран. В отношении вторых - только нанесение ударов или побоев (статьи 183-185). Схожие правила содержались в статьях 190-196. Различия в режиме правовой защиты сомнений не вызывают.
Д. Д. Бессонов по этому поводу справедливо отмечал, что усвоенное различие средств и способов действия при противозаконном обращении начальника с подчиненным по объекту не было принято ни в одном из иностранных кодексов той эпохи. В качестве образца он приводил Германский кодекс, который предусматривал оскорбление с подчиненным и противозаконное с ним обращение и затем особенно выделял клевету как тяжкую форму оскорбления; нарушение телесной неприкосновенности посредством ударов, толчков или побоев; тяжкое телесное повреждение или причинение смерти[. Это сравнение оказывается явно к невыгоде Устава уголовных наказаний 1869 г., подчеркивая тем самым его приверженность отмиравшим порядкам.
Таким образом, российское уголовное право с 60-х гг. XIX по начало XX в. в ряде случаев все еще следовало принципу неравенства перед законом. Вместе с тем, по сравнению с предыдущим периодом, данный принцип был значительно смягчен. В гражданско-уголовной сфере он проявлялся точечно, через отдельные взятые нормы. В военно-уголовной сфере столь разительных изменений не произошло, что, как представляется, стало следствием консервативности, которой она отличается. В качестве причин изменения уголовного права в контексте принципа неравенства следует рассматривать реформы 60-х гг. XIX в., которые привнесли в общественную жизнь зачатки
демократизма и подорвали основы сословно-крепостнической системы. Проведя анализ упомянутых законодательных актов и судебной практики, можно сделать заключение, что уголов |
3. |
Кодан С. В. Сословная стратификация общества и законодательство о состояниях в политике российской верховной власти (1800-1850-е) // Политика и общество. 2012. № 9. |
ное право России XIX - начала ХХ вв. прямо, а с 60-х гг. XIX в. косвенно подчинялось принципу неравенства перед законом. Это обстоятельство закономерно отражало сословную |
4. |
Кодан С. В. Сословное законодательство в политике российской верховной власти / С. В. Кодан // Юридические исследования. 2012. № 2. |
сущность российского государства. Узловым моментом для эволюции данного принципа в сторону эгалитаризма стали реформы 60-х гг. XIX в. Однако данные реформы, более или |
5. |
Лутков Д. В. Сборник сведений, разъясняющих применение на практике Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. М., 1872. |
менее смягчив проявления неравенства, не исключили их из уголовного права, а лишь «заретушировали». Представляется, |
6. |
Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. V - Т. XXIV. СПб., 1830. |
что такое «полурешение» было частью непоследовательной социально-экономической политики, которая, как известно, |
7. |
Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. XIV - Т. XXXVI. СПб., 1830-1884. |
не увенчалась успехом и в конечном итоге привела к коллапсу государственности. Конечно, условия революционного положения начала |
8. |
Российское законодательство X-XX веков: в 9-ти т. Судебная реформа. Т. 8. / Под общ. ред. О. И. Чистякова. М., 1991. |
XX в. определялись не только уголовным правом. Они складывались из разнородных элементов, среди которых уголовное |
9. |
Садовников Н. Руководство к Воинскому уставу о наказаниях издание 1875 г. СПб., 1876. |
право, однако, играло далеко не последнюю роль. В свете этих обстоятельств на современного законодателя накладывается |
10. |
Свод военных постановлений 1869 года. Часть VI. Военно-уголовные уставы. Кн. 22-24. СПб., 1879. |
особая ответственность по предотвращению социальных конфликтов путем создания такого правового поля, которое было бы справедливым для всех адресатов действующего законода- |
11. |
Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. Т. 15. Законы уголовные. СПб., 1833. |
тельства. |
12. |
Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая: в 2 т. Т. 1. Тула, 2001. |
< предыдущая | следующая > |
---|